Диринговое происхождение народа Саха (якутов)

Якуты (народ Саха)

Прошло ровно 25 лет, как готовая к печати рукопись данной монографии была сдана в издательство «Наука». К 1970 году всё традиционно якутское прошлое было обрисовано в имеющейся литературе, и повторять это не имело смысла. И данной монографии поневоле пришлось посвятить себя тому, что, именуя «производственными секретами», обходили стороной все этнографы-якутоведы – методам и приёмам труда народа в традиционных отраслях занятий. Это придало монографии необычный для этнографии облик. Получился весьма колоритный трудовой портрет народа - народа, победившего своим трудом и изобретательностью, остающиеся по сей день проблемой для всей планеты, экстремальности полюса холода. Автор горд тем, что данным здесь портретом опроверг мнение В.Л. Серошевского, объявившего в своих «Якутах» народ саха ленивым народом планеты. Невзирая на выставление против воли автора неопубликованной рукописи монографии на всеобщее обозрение в читальном зале архива ИЯЛИ, обрисованный здесь портрет якута не удалось повторить ни одному якутоведу. Он, как и четверть века тому назад, остаётся свежим и колоритным. И это потому, что с самого начала автор знал: рукопись увидит свет не очень скоро, и монография сознательно была построена в виде этнографической летописи будней труда. Ныне данный портрет - не только исследование, но и неповторимый документ внутреннего очевидца и внимательного наблюдателя. В нём читатель увидит немало неотыскиваемые в архивах детали и подробности жизни, о которых сегодня говорят и спорят. Найдут здесь немало полезного для себя и экологи, ибо именно в тот период началась массовая химизация. Учитывая всё это, ослепший сегодня автор не посмел стронуть даже буковку от созданного им в свой зрячий сезон. Автор надеется, что и издатели учтут указанные особенности труда.

Апрель 1995 года.Николаев, Семён Иванович.

ГЛАВА I

ЛЕГЕНДЫ О СЕВЕРНЫХ АДАМАХ — НЕБЕСНОМ ЛЫЖНИКЕ И ЭЛЛЯЕ ИЛИ САМОМНЕНИЕ ДОРУССКИХ ЯКУТЯН О СВОЁМ ПРОИСХОЖДЕНИИ

При изучении происхождения любого народа принято обязательно считаться с мнением самого того народа. В случае с якутами историческая наука не только не нашла нужным считаться с самомнением народа о себе, но даже противопоставила мнение народному. Основой для такого противопоставления является распространение среди якутов и неякутов искаженных основ древнетюркского имперского языка. А, ведь, от имперских языков не побелела кожа у негров США и не пожелтела кожа анатолийцев и кавказцев от тюркоязычия. Аналогичным образом, латиноамериканцев также из-за пришлого имперского языка никто ещё не объявлял стопроцентно произошедшими от европейцев. На чём основано исключение одних якутов из того массового явления, никто толком и не пытался объяснить.

До проникновения через грамотность в массы научной путаницы, т. е. до советского времени, все якуты придерживались на редкость единогласного мнения о своём происхождении от местных северных Элляя и Тыгына.

Согласно якутским легендам, Элляй - не бог, а самый рядовой обитатель неба, ничем не отличавшийся от рядовых смертных землян. Имело место множество якутских легенд о том, как в седой древности земляне и обитатели неба и земли ходили друг к другу в гости и дети их вступали в браки. Солнце, Луна, Плеяда, Планеты в тех легендах фигурировали как небесные семьи, занятые, подобно землянам, своими бытовыми делами и промыслом. Дочери Солнца выходили замуж за землян, сыновья Луны, звёзд и планет приходили к землянам выбрать себе невест из числа землянок и т. п. Таким образом, до русских у якутов на небе не оказалось никаких богов. Более того, как источник самых лютых зимних морозов, небо тогда считалось обиталищем наиболее злых небесных дьяволов. Короче, тогда небо заменяло ад южан.

По легендам, через стык неба и земли Элляй спускается на Землю и женится на одной из двух дочерей землянина Омокоя. А последний выставляется единственной семьей на Земле. Вторая незамужняя дочь Омокоя накладывает на себя руку: не за кого выйти замуж. Старые Омокой с женой умирают. На Земле Эллэй со своей женой остаются единственными первыми людьми, от потомства которых на планете пошел рождаться род человеческий. Отсюда в досоветской Якутии не было якутской семьи, не начинавшей свою родословную от Элляя - изначального мужчины, в переводе Эр-Соготох, а, по-самоди, «Элэ» «Ии».

Выходит, Эр Соготох или Элэйи и его жена являются северными Адамом и Евой - родоначальниками всего человечества. Подобные легенды всегда и всюду рождаются только там, где считают себя первородными людьми Земли и не признают происхождение от кого бы то ни было постороннего. И подобные легенды рождаются только у тех, кто не сдвинулся ни на шаг в сторону от местонахождения колыбели своих самых изначальных пращуров.

Легенды о местных Адаме и Еве редко когда принадлежат одному этносу, время от времени меняющему язык и самоназвание. Так Элэ Йи назван на языке угро-самоди. На том же языке названы крупнейшие гидронимы края: Лена - «Элэ Энэ» с калькой на эвенкийском «hэгдуу бира» - «Великая река»; «Ала Йаха» - «Большая речная речка», «Элэ кма» - «Большая приточная река», «Ала Дон» с притоком Копра - «Большой Дон» (река) точно копирует шолоховский Дон с притоком Хопер и т. д. Надо полагать, названия самых крупнейших гидронимов края получили свои названия чуть ли не во времена Диринг-Юряхских якутян, т. е. за два с лишним миллиона лет тому назад. Вот какова головокружительная датировка возраста Элляя - северного Адама, приходящегося пращуром не одним якутам. Имя этого эпонима явно было калькировано на многие северные языки. Иначе сегодняшний якутский язык без подобной эстафеты не смог бы перевести на свой сегодняшний «Эр Соготоха» - «Изначального Мужчину», как не появилась бы эвенкийская калька от «Элэ Энэ».

Из сюжетных калек легенд об Элэ Йи до нас дошёл лишь единственный экземпляр. Это у нганасан - Майя-Майаатов рода Бадьаайы (Вадеевский род). По историческим преданиям, кобяйские якуты и Тыгын считали своими предками нганасано - майаатского Бадьаайы. По легендам якуты прошлого признавали единственным споим предком того Бадьаайы, т. е. великое племя Майя — во множественном числе Майаат. Как и следовало ожидать, тот этноним Майя встречался у якутов (Маайа, Майа5атта, Байа5антай, Баайа5а и т. п.), у самоди (Ванедыр, Маугир-Майагир, Мэйи-Мэйик и т. п.), у тунгусов (Баягир, Пуягир, Быйааги, Баяган), у ненцев (Баяки - Пильпа) и озеро Байкал по бурятской адаптации звучит как «озеро племени Баайя» - «Баайа Гол». Это намного правдоподобнее, ибо тюрское «Баай куел» - по возрасту грудной младенец, чем «озеро древнейшего Майя или Баайа». Тот этноним Майя встречается даже на американском Юкатане в удивительной паре Майя - Ацтек, как и якутско-енисейское Майя - Остяк или Ацтек. Там же тлинкитьг взамен нашим Теленгитам, Атабаски или Атамаски вместо наших Атамай. Юкотан звучит Йука (якут) и Йука гир. Река Патомак имеет у нас аналоги в лице Патом, Баатам, Буотама, Бото-моойу и т. п.

В индейском эпосе «Песня о Гайавате» упомянуто племя «Омок», который встречался в прошлом у юкагиров (русско-устьинская песенка «Омоканка») и у якутов (в лице Омокоя, где «Омокой» по - угро - самоди - «тесть» из легенды об Элляе - Эр Соготохе). В том же эпосе «Песнь о Гайавате» вождь или полубог, созвавший все племена индейцев на «Трубку Мира», имеет имя, очень напоминающее Элэ Йи (великий или изначальный мужчина) - «Китчи Манита». Так слово «китчи» напоминает общесибирское «кши», «кичи», «киhи» - «человек».

А слово «Ману», «Мааны» встречается у одних якутов и в Океании в значении «культурный», «развитой», «авторитетный».

На «Трубку Мира» мог созвать всех индейцев явно не рядовой смертный, т. е. человек типа нашего Элляя - Эр Соготоха. Не слишком ли много совпадений, чтобы быть случайными совпадениями... К тому же поражает неизменность жёлтого пигмента монголоидов Азии и Америки на Севере и в тропиках. На деле же в тропиках у монголоидов должен был появиться негроидный черный пигмент и на Севере - белый европеоидный. Тут всплывает незамеченная никем новая загадка: не являются ли азиатские монголоиды унаследовавшими свою желтую пигментацию, возникшую не в условиях негро-европеоидного Старого Света, а в условиях другого континента - американского.

Тогда речь может пойти не о заселении Америки через Берингию из Старого Света, а наоборот. Для подобного переселения были бы все карты в руки. Путь мог лежать не через одну Берингию в глубокой древности, а в любое время через шельфовые архипелаги от Алеутских, Курильских, Японских, Филиппинских, Океанийских вплоть до Мадагаскарских монголоидных мальгашей. Мог иметь место и катамарано-бальсовый путь Тура Хейердала через океан. Благо, океанийские течения по движению самой планеты бьют только от Америки в сторону Азии.

Тогда становится понятным наличие двух центров антропогенеза африканско-олдувайского и северного Диринг-Юряхского. Становится вполне закономерным появление двух цивилизаций - американского и старосветского. Ссылка на отсутствие археологических находок в Америке не совсем обоснованна, ибо издавнее нежелание частных владельцев, чтобы их собственность не была изрыта и обезображена археологами, могло сыграть решающую роль. В тех условиях могли быть сознательно уничтожены и не сообщены ученым не одни Олдуваи и Диринг - Юряхи, не дающие в руки золото и драгоценности. 

В майатско-нганасанском варианте северные Адам и Ева опять представлены представителями неба и Земли. Не бог, а вечно бродячий Небесный Лыжник в своём скитании по лыжным трассам неба и Земли случайно сталкивается с дочерью Земли и вступает в амурные связи. От этой случайной встречи без брака рождается мальчик. Колыбельку с тем новорожденным в тундре обнаруживают оленеводы. Выросши тот мальчик становится родоначальником всего рода человеческого.

Якутия. Фото Виктора Солодухина

В отличие от якутского, этот майатский северный Адам - дитя от случайной любовной связи. Имя его отца Небесный Лыжник совпадает с якутским названием Млечного Пути, который именуется «лыжней Небесного Лыжника» (халлаан уолун хайыпарын суола). Это лишнее указание на то, что Майя - Майааты были предшественниками якутов. Только у майатов вместо семьи, в роли продолжателя рода человеческого выступает не кровнородственная семья, а более ранние свободные половые связи. 

У майатов времён Небесного Лыжника семья находится лишь на стадии раннего своего формирования. Она успела осознать только отца и мать ребёнка и начинает борьбу с кровосмесительством, т. е. с беспорядочными половыми связями. Именно в целях показа неродственности отца и матери ребёнка, майааты выбрали отцом ребёнка Небесного Человека, а матерью - Земляночку.

Говоря иначе, майааты хотели подчеркнуть, что здоровый ребёнок может родиться только тогда, когда родственность отца и матери ребёнка далека друг от друга как небо и Земля. Видимо, люди и той ранней поры человечества из горького опыта жизни успели познать пагубность родственного разведения при беспорядочных родственных связях в малолюдных родах и территориальной замкнутости. Данная борьба на следующем этапе Элляя уже уничтожила беспорядочные половые связи и заменила их прочной семьей с узаконенными обычаями — моногамным браком. Потому-то и легенда об Элляе сама уничтожает путём самоубийства сестру жены Элляя. В условиях майатского деторождения путём беспорядочных половых связей сестра жены Элляя не была бы умерщвлена. Однако и на Элляевом этапе дальность крови брачущихся остается по-прежнему актуальной. Именно поэтому Элляева семья создаётся из людей неба и Земли. Та же охота за дальней чужой наследственной кровью, очищающей местную кровь от многовекового застоя, и в послерусское время сохранила остатки, так называемого, «гостеприимного гетеризма» для людей совсем иной расы. Кроме внесения свежей струи крови, только тот гетеризм сильно распространил на Севере венерические болезни. Последние заставили северян, наконец, полностью прекратить тот обычай. Всё же ушедший «гостеприимный гетеризм» вместе со ставшими постоянными русско-аборигенными браками сильно осветлили лик северян. Светлоликость стала идеалом местной красоты (тунал5аннаах ньуурдаах).

ГЛАВА II

ТЫГЫН - ПРАРОДИТЕЛЬ ПОСЛЕРУССКО-ДОСОВЕТСКИХ ЯКУТОВ, И «КЫРГЫСОВ ВЕК»

Характерно, обе дорусские легенды о Небесном Лыжнике и Элляе выставляли себя северными Адамами с Евой и не заикнулись о зарождении ни одного этноса и народа. Отсюда, в дорусской Якутии явно имели место лишь «язычия», ещё не создавшие общностей типа «этнос» и «народ» в сегодняшнем их понимании. Каждое язычие того времени явно имело то же значение, что и сегодняшнее понятие «русскоязычие». В последнем «русскоязычными» оптом называют всех: и самих русских, и всех нерусских, перешедших на этот язык. Короче, понятие «язычие» имело значение, напоминающее жидкостное затопление, т. е. охват без разбора этносов и принадлежность по крови. Так, сегодня «русскоязычными» называют и евреев, и русскоязычных якута, чукчу, ительмена, камчадала и т. п. В прошлой Якутии «чукчами» называли и самих кровных чаучи - чукчей (но не «анкалынов»), а также и оякученных чаучи - чачы - чочуйцев Усть-Алданского, Кобяйского, Намского и Вилюйского улусов с их хосуном Чаучаканом или Чабы - чаханом. Туда же относили и дубчинцев - дюпсинцев, названных так от искаженных слов «чукча» - джукча - дюкчэ - Дюбчэ - Дюпсээ. Наконец, фигурировали как чукча и всеякутский герой сказок - скотовод, обладатель быка Чаачакаан или Чаучакан. К числу Нам, Ным, Иамсыр, Намчир, Намчер, Мым, Мэм, Мом, Лам, Лым, Нымы, Намыл, Момыл, Мэмыл, Мэмэл, Ламыл, Ламут, Лымыл относили тунгусоязычных ламутов и лымыланов - коряков, намцев с только у них встречавшимся термином «баат» для одно - двухместной утлой лодчонки.

К юкагирам относили оптом всех многоязычных тундровиков - «пеших» и «собачников». Трех сагаязычных по неизвестной причине называли «якол», «якут» или в единственном числе «яко», «яка», «hака», «hакка», «hапка», «hаппа».

Судя по ясачным спискам, где часто одно и то же лицо имело одновременно имя - прозвище на нескольких языках, значительное большинство до - русских якутян были полиглотами по местным языкам. Указывают на то отсутствие у всех якутян термина «переводчик» и не-упоминание в легендах и преданиях о сложностях с переводом при встречах разноязычных. Зато как появились русские, легенды и предания запестрели и термином «толмач» (переводчик), и упоминаниями «они лопочут по - своему».

Таким образом, в дорусской Якутии языковая принадлежность ещё не успела стать указателем этнической принадлежности. Однако понятие о язычии уже появилось для общей группировки одноязычных без кровного родства. Из полиглотов это делалось, по-видимому, по преимущественному пользованию одним из тех языков.

Характерно, преобладающее большинство из тех язычий имело не собственное самоназвание и название, данное ему соседями. Так, никто из юкагиров не называл себя «юкагиром», и каждый из них называл себя по-своему: кто «одул» (оду), кто «чуван», кто «юсал», кто «омок», кто «чавчувен» и т. п.

Ненцы и майя-шганасаны называли юкагиров «тау», а чукчей - «чау»; или «чау-чи» («чи» и «чер» - «человек») т. е. «чаучи» означал «чау человек». Искажение «чаучи» создало термины «чукча», «чупча», «чапчу» (чавчувен) и «чачы», «чочу». Сам же термин «тау», даваемый нганасанами юкагирам, был искажением ненецкого «тавг», тут «ау», как в случае «Аугуст» - «Август», превращается в «тавг».;

Само слово «тавг» на Енисее (в значении «иноязычный») применялось чуть ли не ко всем самодиязычным. Исключение составляли лишь кетоязычные. Из последних асанов почему-то называли «ас» - «не». Например, «Ас тек» - «не тек», «ace-тин» - «не тин», «Эс-тон» - «не Тон», «ас кип» - «не кил» (скиф) и т. п.

Удивительно то, что и в США встречаются этнонимы «Астек» или, по-нашему, «астяк» или «остяк».

В Орхонском «Памятнике Кюль-Тэгину» древние тюрки от верховьев Енисея до Иртыша сражаются с удивительно многолюдным народом «тавгач» или «тавгас». Это было явно самодийские или тавгийские предки уранхаев, смешаных с предками кетоязычных Ас-Асанов. Подобные объединения в Якутии образовали аналогичного типа этнонимы: кангалас (канга-л-ас), Магарас (мага-р-ас), Ыйы-лас (Ыйы -л-ас) и т. п.

Предполагают, что будто Тува есть «Таува». Термины «Тау», «Тава» в Якутии образовывают удивительно множество вариантов. Тунгусоязычный этноним «эвен» возник от «тау-таун-тэун» - «эун-эвун-ывн», что в переводе означает иноязычный, чужой, по-якутски «туора» или «туора киhи». Отсюда «эвун», «эвен» или «эвн» старые люди уверяли, что будто данное слово означает «туора» или «поперешный».

В варианте «эвенки» прибавляется «ки» - «человек», т. е. «эвун ки» - «эвун человек», «эвун» - «тэун-тэвун-эвун». В данном случае «ау», «эу» явно состоял из дабль-ю, ибо старые эвенки свой этноним произносили не то «аонки», не то «аванки».

Русскоязычные этнографы (то «аойки», «эонки», «аванки») превратили в «эвенки», а «эун», «эвн» в «эвен». Каково было собственное название тунгусоязычия и указанных двух тунгусоязычных Якутии, так и исчезло бесследно, и они привыкли рекомендоваться «Я - чужак - туора» или «поперешный», т.е. «эвен» или «эвенки». В прошлом это слово заменяли «ламут» и «тонгус» (тунгус).

Выше уже отмечено, что «ламут» - мн. число от Нам, Лам, Лым, Ным, Мом, Мэм, т. е. адаптации основ «Ным», «Нымылаун» (коряк) и «Мом», «Мэм», «Мэмээ», «Мэмэл». А «тонг ус» от «тонг - с» - «иноязычный», где в основе тот же «тау», «тэу», «тоу». О том, что одулов, нымыланов и чукчей в своё время называли их соседи «тонг», «танг» отметил В.Богораз. От того, что за иноязычие его самого прозвали «Тан Богораз». Он это прозвище превратил в свой псевдоним.

От того же «тонг» возникли герои эвенкийских преданий «Чангиты», где в основе «чанг» от «тонг», «танг». От «танг ус» образован этноним «тагус» и одноименные названия наслегов в вариациях «Тогусский», «Тогуйский» и имя героя якутских преданий Вилюя «Тонгус Болтонгоо», «Taнгac Болтонюо» со своим побратимом Ыра Быркангаа. Это исторические личности - повстанцы Балтуга Тимиреев и его соратники Быркага да Булбудак. По документам тех восстаний по народным преданиям о них можно бы даже установить соотношение устных легенд с исторической действительностью.

Если предания период восстаний Балтуги Тимиреева Оилги и Орюкана Секуева именуют «кыргысовым веком», то, вероятно, «кыргысов век», есть стычки изначального сбора ясака, где собирателями были якутский тойоны и русские составители ясачных списков - охотники за «неясачными» и «сошлыми». Именно эта охота и вызвала впервые в Якутии «массовые переселения», имевшие внешнюю видимость бегства от ясака. Охота та продолжалась полторы века не без крови и не без стычек. Вот, получается натуральный век кровавых стычек - кровавой охоты за людьми.

О наличии подобной охоты за людьми до прихода русских - предания молчат. Да и повода для подобной охоты тогда не было. Вымышленный поздний повод якобы «для отнятия славного имени» «албан аат» не выдерживает никакой критики.

Если дело обстояло так, при трудном выживании в до - русской Якутии, пожалуй, русские обнаружили бы данный край безлюдной пустыней. Военные стычки из-за «славы» - лишь эзоповская маскировка охоты за сошлыми, предания о которых в открытом виде царская администрация не потерпела бы без наказания злоязычных.

В эпицентре «кыргысова века» - века кровавых распрей и охоты на людей всегда находился Тыгын в роли хронологизатора того века. А жизнь его легенды неотрывно связывали с событиями прихода русских. Отсюда и очевидность датировки «века кыргыса».

Вторым указателем времени является характерная для того века «охота на людей» и стремление укрыться от того неотвязного преследования. Подобная ситуация в Якутии имела место только в период бегства от ясака и ясачных списков. В дорусский же период и неоспоримых причин для подобных массовых преследований и охоты за людьми не было.

В первое десятилетие от 1632 по 1642 гг. сбор ясака вели сами якуты, наделённые титулом «князец». Обида на последних при сборе ясака и составлении ясачных списков и позволила, видимо, окрестить период ловли беглых ясачных «кыргысовым веком». Роль знати при той ловле на начальном этапе, видимо, сделала знать главной действующей фигурой охоты на людей.

Охота есть охота. Явно, без насилий не обходилась. Отсюда, надо полагать, и двойственность показа Тыгына: он и родоначальник всех якутов, он и преследователь якутов.

Чтобы понять столь резкую противоречивость образа Тыгына, надо вспомнить, когда и в каких целях создавался образ данного героя. Легенды о нём записаны лишь в начале XX в. Следовательно, над легендой работали в течение трёх столетий. И те три столетия свободно внесли в незаписанные легенды свои выдумки, поправки и редакции невидимых редакторов и цензоров. При подобной вольности явно мало чего осталось от изначального действительного.

Таким образом, практически, легенды о Тыгыне есть монтаж трёх веков. Был ли он исторической личностью - неизвестно. А если и был, то мало чего оставил указанный монтаж от его «исторического». Всё было перемонтировано под потребу прошедших трёх веков.

На всякий случай, если он и был исторической личностью, то весьма красноречива его родословная. Характерно, последняя осталась одинаковой как во времена Я. Линденау в середине XVIII в., так и у С.И. Боло в начале XX в. По тем двум авторам и многочисленным семейным генеалогиям. Тыгын - сын тунгусски и майаата-нганасана Бадьаайы. Выходит, по крови он вовсе не якут, а майаато-тунгус, т.е. из числа местных полукровок. А все легенды, упоминая его майаато-тунгусскую кровь, называют его прародителем всех якутов и основателем всего якутского рода.

В прошлом все семьи свою генеалогическую таблицу составляли, начиная только с него и Элляя. Вдобавок, в числе кровных братьев Тыгына обязательно упоминались Тунгус и Ламут Лабынха Суурук. По той генеалогии чистого якта не существовало, и якутский народ был создан Тыгыном из конгломерата, состоявшего из майаата, тунгуса и ламута. В данной генеалогии нет ни буковки об Уранхае, Саха, монголе, тюрке и др.

Тыгынова генеалогия беспрекословно подчеркивает о только местном происхождении якутов и созданности их из конгломерата местных родов в послерусское время человеком послерусского времени по имени Тыгын. Даже имя у данного прародителя якутов оказался неякутским. Тыгын или Дыгын точно соответствует названию тунгусоязычной цифры «4».

У тунгусоязычных Амура и северных китайцев до сравнительно недавнего времени сохранялся обычай давать детям имя; из ряда порядковых чисел. Отсюда, Тыгын или Дыгын означал «Четвёртое дитя». Такое же имя «Четвёртое дитя» имел, живший рядом с Тыгыном, долганский князец Дыгынча. Только его имя было снабжено ласкательным окончанием «-ча». Последнее встречалось в массовом порядке и у якутов.

У последних цифровое имя, оказалось, было применительно даже в первые годы советской власти. Так, один из персонажей драмы С. Омоллоона «Кузнец Кюкюр» имел имя «Джур» (Дьуур), что на тунгусских языках означало «Второе дитя».

Тыгыну и Дыгынче имя «Четвёртое дитя» могли вполне дать их матери-тунгусски. Одновременно, долганский Дыгынча и якутский Тыгын могли оказаться в жизни одним и тем же лицом.

Согласно легендам, якутский Тыгын жил и кочевал на самой окраине местообитания якутов. Поэтому любые первые из русских, прибывшие в Якутию, первым наталкивались только на него. Так, до вооруженных отрядов, у Тыгына побывали первые ранние не то лазутчики, не то зверопромышленники. Затем появился первый вооруженный отряд, попросивший на его усадьбе участок земли с воловью шкуру. На том месте они воздвигли первый якутский острог.

Для запугивания тыгыновца отсутствующим у них огнестрельным оружием, они пошли пристреливать скот. Обиженный Тыгын накануне начала зимовки ночью спалил тот острог так, что крепость не удалось спасти. Чтобы не остаться зимой под открытым небом, отряду пришлось убраться туда, откуда пришёл. Вероятно, это был острог М.Васильева (и А.Добрынского, сожженный у устья Алдана в ноябре 1630 г. В челобитной тех атаманов о сожжении острога названы имена Трека, Буруки, Бойдона, Бозеко, но о Тыгыне или Дыгынче не упомянуто ни слова. По легендам Тыгын и там погибает мученической смертью и за увезённый его глаз будто достается атаманам нагоняй. Указанная версия легенды выглядит правдоподобной в том смысле, что существовал наказ царя землепроходцам не чинить зло и войти в мирные контакты с вождями племён.

Торговля на берегу р.Лена

Тут, сообщая о наказании за жестокость первопроходцам из сожженного острога, легенда выдает саму себя с головой. М.Васильев и А.Добрынский и в самом деле больше не появлялись в Якутии. По-видимому, им в самом деле досталось за нарушение царского наказа действовать мирным путём. Зато своей осведомленностью в делах царской канцелярии, легенда выставила на свет божий не совсем якутский источник своей информации и созданностью много и много лет спустя после самих тех событий. Ведь, в те времена доставка вестей в Москву, в канцелярии и обратно в Якутск у самой воеводской канцелярии не обходилась без десятков лет. А затем, чтобы она стала достоянием народных легенд, самое меньшее потребовалось бы не меньше полувека или трёх четвертей века.

При такой давности, возникшие легендам не было явно не до точностей деталей событий, уже забытых. Таким образом, Тыгын мог оказаться позже выдуманным героем, т. е. тем, как хотелось бы, когда событие уже прошло. Здесь поистине чёрной лошадкой является фигура долганского Дыгынчи. Его долганы жили на территориях устьев Алдана и Вилюя до Сангар. Короче, они жили вперемежку с самыми центральными группами якутов. Часть их, попавшая в списки якутов, осталась жить в Центральной Якутии в числе якутов, а другая, убегая от ясака, откочевала к своей таймырской родне. Дыгынча же, появившись в самых ранних списках ясачных, исчезает с арены. Что случилось с ним? Нет сведений ни в письменных источниках, ни в легендах не-якутов. Правда, именно не-якуты в тот период сжигали остроги и зимовья, но их легенды о том молчат. Тогда фактическим поджигателем острога в 1630 г. вполне мог оказаться именно долганский Дыгынча, исчезнувший с арены чуть позже после 1632 г.

По легенде же якутский Тыгын по одним вариантам погибает в сражении у горящего острога, а по другим - намного позже после пожара, попав в плен мстившим за пожар. Тут сведения из разных источников как будто сходятся. Дыгынча исчезает как будто за что-то раннее содеянное, и его люди уходят на Таймыр уже без него. А что он содеял, поди, угадай. Именно этот случай мог быть легко использован якутскими поправщиками уже происшедшего задним числом. Ведь, именно у них издавна бытует обычай «Сделали не так, а надо было так». При этом подобные поправщики никогда не берут всё с потолка, а берут факты свои и чужие, и подправляют их в свою пользу вплоть до сведений из даже чужих религий и историй других народов. А тут из Дыгынчи достаточно было убрать лишь его тунгусское окончание «-ча», получалось вполне якутское имя Дыгын, который при оглушении переднего согласного становился совсем естественным якутским именем Тыгын. При этом создатели мнимого якутского Тыгына из Дыгынчи могли оправдываться тем, что добрая половина долган попала в число якутов и сожжение Дыгынчой острога и его гибели в плену - явление среднее между якутами и долганами.

Раскаивавшиеся о «сплоховании» при первой встрече с русскими и стремившиеся хоть в легендах поправить задним числом «ошибку», вполне могли позаимствовать у долганского Дыгынчи фактическое сожжение острога и придать ему «должность» якобы «вождя» всех якутов, которого тогда вовсе не имело места у народа.

Если бы у якутов в самом деле был свой единый вождь в лице Тыгына, то письменные источники не имели права умолчать о нём. За умалчивание в Челобитных о вождях присоединяемых племён и народов тогда воеводам доставалось гораздо сильнее, чем за поражение в бою. Это исходило от царского наказа вести присоединение преимущественно путём мирных полюбовных сделок с вождями и знатью присоединяемых.

Таким образом, отсутствие в письменных источниках сведений о живом или мёртвом Тыгыне есть неоспоримый признак абсолютного отсутствия физического Тыгына и его выдумки намного позже создателями легенд, оправдывавшихся перед своими потомками за свою «оплошность» с русскими. А на созданный уже вымышленный образ поздним было довольно легко накладывать вымышленные детали. И тут пошли в ход и анекдоты, и выдерганные истины.

Образ Тыгына превратился в подобие восточного Насреддина Эфенди. И конструктивно легенды о Тыгыне создавались на манер приключенческих рассказов о Насреддине Эфенди.

Тыгын был лишь темой для свободных импровизаций с XVII века по XX век. Каждый мог внести на данную тему свой короткий законченный рассказик о том или ином «случае» с Тыгыном. Такой же темой для импровизаций были темы о кыргысе, о боотурах и хосунах. Часто сюжеты их всех заходили друг в друга или в готовых сюжетах переставлялись имена.

Особенно часто сюжеты Тыгына подменялись сюжетами о Туога - бооту - ре и обратно. Так в легендах о Тыгыне, Туога Боотуре и многих северных хосунах струсивший бежит от своих соперников, оставляя лишь вырезанную половину покрышки своего конического чума, ходит походами на своих соперников, ссора завязывается или из-за случайного убийства ездового животного, или из-за пера крупной птицы, идущей на оперение стрел.

Скандалы из-за спортивных состязаний, намеренные нарушения обычаев, из-за невест, из-за несогласия выдать дочь однотипны во всех тех темах. Тыгыновы легенды отличаются от других добавлением к упомянутым трафаретным сюжетам эпизодов встреч с русскими.

Кыргысовы рассказы к тем трафаретам добавляли бегство, уход от преследования и т. п.

Между тем легенды о Тыгыне явно были безусловными участницами и очевидцами процесса изначального рождения и формирования якутов как народа. Иначе они не говорили бы с такой, нетерпящей пересудов, уверенностью о конкретном личностном прародителе народа. При этом поразительно то, что любящие поспорить, якуты за все три досоветских столетия не вставили в те легенды ни словечка против кандидатуры Тыгына на прародительство, и ни слова не было вставлено с сомнением о привязке времени рождения якутов именно только в тыгыново время, т.е. после прихода русских.

Явно оба факта были бесспорными, не нуждающимися ни в пересудах, ни в обсуждениях. Таковой бывает только произошедшая правда самой жизни. Все якуты XVII в. были очевидцами формирования якутов из конгломерата в связи с приходом русских и установления воеводского административного управления. И в качестве типичной детали формирования народа выставлен «кыргысов век Тыгына», т.е. период охоты за беглыми и сошлыми ясакоплателыциками.

Тыгын был, видимо, провозглашён «прародителем» всех якутов как открыватель занавеса для начала «кыргысова века». Говоря иначе, легенды считали, что «сожжение» Тыгыном острога и гибель за это считались самопожертвованием за рождение народа.

Приписанные Тыгыну «походы» для попыток покорения родов, видимо, задним числом перенесены на него от рассказов о сборе ясака.

Бросается в глаза резкость разграничения легендами элляевского и тыгынова периодов Якутии.

Если на Элляевом этапе говорится об Адамовом начале зарождения человечества вообще, то тыгынов этап говорит только о рождении одних якутов как народа. И повествует об этом процессе не общими словами вообще, а типичной для якутского рассказчика конкретностью и вычурной обрисовкой подробностей и деталей. Таким бывает якутский рассказчик только тогда, когда следует репортажно по фактам прямой практики жизни. Именно отсутствие подобных жизненных деталей и подробностей с головой выдаёт поздние подделки легенд об Элляе и Омогое, осуществлённые в конце XIX и в начале XX вв. из-за соперничества идеологий православия и язычества.

Именно отсутствие таких типично якутских подробностей и изобличает (появившиеся из книжных источников и услышанного от предположений грамотных) версии о якобы переселениях с юга.

Так, в записях XX в. появляются просто голые, без деталей, перечни якобы прибывших извне родов. Без посторонних подсказок, Якутия с XVII по XX вв. не говорила ни слова о пришельцах извне. При упоминании о местных доякутских племенах говорилось односложно о майаатах и каких-то кара-сагалах. Последние, видимо, являются забытым багажом из рюкзака языка бродяги - трёх сагаязычий: хакасского сага-языка, долганского сага-языка и якутского сага-языка.

ГЛАВА III

ПРИШЛАЯ ВЕРСИЯ О ЯКОБЫ ПРИШЛОМ ПРОИСХОЖДЕНИИ ЯКУТОВ 

При своём продвижении на восток воеводы расспросным способом предварительно собирали разведывательные данные о боевой мощи и военной организации ещё не покорённых областей, которые надлежало покорять. Те сведения состояли из вопросов: в чьём владении находится область, из кого состоит знать, каков бой: лучной или огневой, и строй: конный или пеший? По поступившим предварительным сведениям, якуты оказались в числе возможных оказать серьёзное сопротивление, ибо они оказались обладателями, после «огненного боя» одного из самых серьёзных видов оружия того времени - лошадей. Те воеводы ещё не позабыли память о мощи конных орд скотоводов и мощную военную организацию золотоордынских ханов. Поэтому, ещё находясь в пути в сторону Якутии, они начали направлять в Москву челобитные с предположением о возможной принадлежности «конных» якутов к золотоордынцам. Подобное предположение усиливалось тем, что многие скотоводы енисейских соседей якутов оказались данниками монгольских Алтуи-ханов. После прибытия в саму Якутию указанное предположение перешло в подозрение, будто якуты сознательно скрывают от русских свою былую принадлежность к какой-то части золотоордынцев. Они почти полторы века неустанно задавали всем якутам упрямо-неизменные вопросы: откуда приехали, почему откочевали сюда и какой сухопутной скотопрогонной дорогой шли сюда? Последний вопрос задавали, зная, что у якутов нет скотоподьемных средств водного транспорта. Все те расспросы зафиксированы в многочисленных челобитных, и не было ни одного случая, чтобы те челобитные сообщали о получении хоть от одного якута подтверждения о былой их принадлежности к золотоордынцам и переселении в такую непроходимую даль. В тех челобитных зафиксировано полное отсутствие у якутов каких бы то представлений о своих южных соседях и какой бы то ни было дороги оттуда в Якутию. А дорога та, если бы она существовала, жизненно важна была бы самим землепроходцам для провоза грузов и скота. Однако, надежды отыскать когда-нибудь таковую не оправдались и через несколько столетий упорных поисков уже самими землепроходцами.

Расспрашивая о якобы былом южном происхождении якутов и переселении их оттуда, землепроходцы нередко с удивлением констатировали отсутствие у них даже элементарных представлений о смежных им южных областях. Так, в книге С.А.Токарева «Общественный строй якутов XVII-XVIII вв.» приведены архивные документы о том, какую злую шутку сыграло с олёкминскими якутами их полное незнание природно-климатических условий Забайкалья. Согласно тем документам, поверив байкам будто у озера Кушканда нынешней Читинской области не бывает снега зимой, группа олёкминских якутов взяла да отправилась со скотом в ту сказочную Кушканду. А там снега и морозов оказалось не меньше якутских, и авантюристы потеряли весь свой скот.

На те кричащие сведения не обращают сегодня внимания ни один из убежденных сторонников версии о, якобы, южном переселенческом происхождении якутов. Точнее, знают, но не желают считаться с ними из-за упрямой предубежденности.

Указанные, не оправдавшиеся с самого начала, предположения и подозрения тех челобитных о якобы былой золотоордынской принадлежности якутов и их переселении в Якутию каким-то образом попали в руки западно-европейского ученого Н.Витзена. Тот предположение челобитных о золотоордынстве якутов превратил в утверждение о татаро-монгольской принадлежности якутов.

Вот так простонародное предположение малограмотных землепроходцев XVII в. получило наукообразное оформление в книге того Н.Витзена. От неё и взяла свою изначальную разгонку, названная позже «аксиоматичной» «теория» о якобы южном переселенческом происхождении якутов.

Любопытно, в течение почти четырёх столетий целая армия сибиреведов и якутоведов сознательно занималась подбором всё новых и новых подпорок, дабы не рухнуло указанное сознательное извращение истории целого народа. И подбиравшие данное извращение знали его изначальную неправоту. И не отыскалось никого, чтобы одёрнуть подтасовку. И всё из-за «научного» обычая делать лишь реверансы сказавшим слово первыми.

С другой стороны поддерживать Н.Витзена приходилось почти поневоле: ведь, писать - то о прошлом якутов надо было ради хлеба насущного. А сказать что - либо другое, о прошлом бесписьменного народа никто не имел правдоподобных сведений. Оставалось им лишь латать обветшавшее витзеновское новопридуманными заплатками. При этом каждый придумавший новую заплатку, молчаливо и открыто претендовал на авторство той теории, рассчитывая на историографическую малоосведомленность рядового читателя. И те претензии почти оправдались: никто с самого начала не назвал теорию о южном происхождении якутов ни «витзеновской», ни «землепроходческой».

Вместо подлинных двух авторов,  теорию приписывали то одному, то другому. И эта обезличка воодушевляла всё новых и новых претендентов - ремонтников, мечтавших, что и им припишут авторство обезличенной теории.

Наконец, часть поздних авторов сознательно запутывала происхождение данного народа, чтобы эта высокоудойная проблема - корова и в дальнейшем доилась с прежней доходностью.

(Прим.: "Напечатала всего лишь три главы из книги. Материал обширный и интересный... " - Louiza)

Автор: Семен Иванович Николаев-Сомоготто –создатель угро-самодийской теории происхождения народов Якутии