Страницы

«Ничего не может быть презреннее китайской военной силы…»

В XIX веке Китай не раз становился относительно лёгкой добычей для армий европейского образца. Почему же богатая и самая многонаселённая империя с древнейшими традициями государственности оказалась в таком незавидном положении?
Полтора века без войн

Племена маньчжуров подчинили себе Китай в годы, когда в России царствовал отец будущего императора-реформатора Петра I. Именно тогда сложилась военная система маньчжурской династии Цин, просуществовавшая почти без изменений до начала ХХ века. Армия пекинского императора состояла из восьми маньчжурских, восьми монгольских и восьми китайских «дивизий», сведённых в восемь корпусов-«знамён», каждый со своим цветным знаменем.

Этнических маньчжур было немногим более 3% от числа населения Цинской империи, однако костяк сухопутной армии составляли именно они и родственные им племена солонов и тибо.

Вторую ступень в имперской иерархии занимали монголы, за ними шли китайские коллаборационисты-«ханьцзюнь», служившие маньчжурам ещё до окончательного покорения Китая, и лишь затем — остальные китайцы. Помимо гвардии «восьми знамён» были созданы и местные гарнизонные и охранные войска из китайцев, не входившие в привилегированную систему «восьми знамён» и называвшиеся «войсками зелёного знамени».

Маньчжурский «генерал» из «восьмизнамённой» гвардии,
фото XIX века
В XVII веке военная организация маньчжур не сильно отставала от современного ей европейского уровня. Однако вскоре империя Цин достигла своих «естественных» границ — «Срединное государство» и вассальные ей более слабые «варварские племена» со всех сторон окружали почти безлюдные и труднопроходимые просторы мирового океана, северной тайги, южных тропиков и высочайших в мире гор Гималаев.

Полтора века маньчжурский Китай не сталкивался с противником, обладающим развитой военной организацией и техникой. Европейские державы были отделены далёкими морями и до начала эпохи парового флота просто не имели возможности перебросить достаточные силы к границам Поднебесной. Российская же империя вплоть до XX века никогда и не имела на своих дальних восточных границах современных и многочисленных войск.

Маньчжурские лучники из «восьмизнамённых» войск,
фотография XIX века
Незначительные по китайским меркам волнения крестьян в отдельных провинциях, да немногочисленные локальные войны с заведомо слабейшим и менее развитым противником на дальних границах – вот и весь боевой опыт империи Цин с конца XVII века и до первого столкновения с европейцами 3 ноября 1839 года.

При этом 400-миллионный Китай всё эти полтора столетия имел самую большую армию мирного времени на планете. Когда в Европе гремели наполеоновские войны, покой Поднебесной охранял миллион солдат — то есть, даже больше, чем все войска Бонапарта на начало 1812 года, в момент наивысшего военного напряжения Французской империи, контролировавшей почти всю Западную и Центральную Европу.

Миллионы богдыхана

В списках «восьмизнамённой» гвардии числилось 275 тысяч бойцов, всё наследственное военное сословие империи Цин. Треть из них стояла элитными гарнизонами в наиболее крупных городах по всему Китаю. Ещё порядка 650 тысяч, от 20 до 50 тысяч в каждой провинции, составляли «Войска зелёного знамени», которые комплектовались из китайцев путём вольного найма и несли службу в местных гарнизонах. Эти войска выполняли все административные функции, от чисто военных до полицейских и даже курьерских.

Из восьми маньчжурских корпусов-«знамён» старшим считался корпус «Жёлтого с красной каймой знамени», так как в его списках числили императора и императорскую фамилию. В этот же корпус входила рота («ниру» по-маньчжурски или «цзолин» по-китайски) «албазинцев», потомков русских казаков, взятых маньчжурами в плен при долгой осаде Албазина (маньчжуры называли его Якса) в 1685 году.

«Жёлтое с красной каймой» —
стяг старшего корпуса-«знамени» из «восьмизнамённых» войск
Столичные «восьмизнамённые» войска имели структуру вычурную и по-средневековому красочную. Сюда, например, входили: дворцовая гвардия – «Цзинь-цзюнь-ин» и стража летней резиденции – «Юань-мин-юань», стража у императорской усыпальницы – «Шао-лин-цзы-бин» и особая тигровая рота – «Ху-цянь-ин», в которую включались лучшие стрелки из лука для императорской охоты. Среди столичного гарнизона был и особый отряд «тигров» — щитоносцев, одетых в жёлтые полосатые костюмы, под цвет тигровой шкуры. В теории они предназначались для отражения атак неприятельской конницы путём наведения своими костюмами страха на лошадей – увы, не все лошади знали о существовании тигров.

«Тигровый» воин из императорской гвардии,
рисунок XIX века
Структура провинциальных «Войск зелёного знамени» была более функциональной. Помимо городских гарнизонов они включали два отдельных корпуса, выполнявших стратегические задачи: «Хо-пяо», занимавшийся охраной и поддержанием в порядке многочисленных плотин на жёлтой реке Хуанхэ, и корпус «Цао-пяо», выполнявший аналогичные функции на Императорском канале, основной транспортной артерии центрального Китая, по которой шло снабжение продовольствием Пекина и северных провинций.

«Зелёнознамённые» солдаты сводились в пехотные «ины» (батальоны) численностью в 500 человек и кавалерийские «ины» (эскадроны) в 250 человек. Из нескольких «инов» составлялись «чжэнь-пяо», бригады, а все войска провинции подчинялись провинциальному главнокомандующему, «ти-ду». Чёткая система организации и действенный контроль со стороны центрального правительства практически отсутствовали. «Войска зелёного знамени» представляли собой конгломерат разрозненных полков, отрядов и гарнизонов. Уровень подготовки и условия службы очень разнились, в зависимости от степени коррумпированности чиновников разных провинций.

Здесь необходимо добавить, что китайцы представляются монолитным народом только стороннему наблюдателю. В действительности это конгломерат родственных этносов, зачастую не понимающих друг друга – например, провинциальные диалекты северного Пекина и южного Гауандуна отличаются сильнее, чем русский и польский языки. Так что в ту эпоху для многих китайцев перманентная вражда с маньчжурскими властями или соседними кланами была актуальнее любых стычек с далёкими «варварами». В XIX веке все воевавшие с Цинской империей по сути ни разу и не столкнулись с единым Китаем…

Личный состав «Восьмизнамённой» гвардии получал достаточно высокое содержание: рядовые столичных частей по 4 ляна серебра в месяц, артиллеристы – 3 ляна, рядовые – 1,5 ляна. Кроме того, каждый «восьмизнамённый» солдат и унтер-офицер получал 22 мешка риса в год. Офицерский состав Восьмизнамённых войск получал в зависимости от чина от 45 до 80 лян серебра в месяц и соответствующее немалое количество мешков риса. Китайские солдаты зелёного знамени обходились значительно дешевле – от 1 до 1,5 лян в месяц и всего 3,5 мешка риса в год.

Маньчжур из «восьмизнамённых» войск,
рисунок XIX века
Серебряный лян в то время примерно равнялся 2 российским рублям серебром. Таким образом, жалованье солдат и офицеров Цинской империи (особенно «восьмизнамённых») заметно превышало служебные доходы офицеров Российской империи (не говоря уже о солдатах). Но в условиях казнокрадства и коррупции китайские солдаты «Войск зелёного знамени», по многочисленным свидетельствам современников, вели вполне нищенское существование.

Военный бюджет Китая в 1812 году составил 51 миллион рублей серебром (25 200 275 лян серебра) плюс такая неопределяемая ныне сумма как 5 608 676 мешков риса. Даже без этих мешков данная сумма соответствует прямым военным расходам Российской империи в том году, когда французы сожгли Москву.

Таким образом, с цифрами у Китая было всё в порядке. Хуже было другое – его огромная армия оставалась абсолютно средневековой. Уровень военной техники и тактики соответствовал в лучшем случае европейской Тридцатилетней войне (1618–48 гг.).

«Но вот приближается к ним от запада сосед…»

Один из первых русских китаеведов Захар Леонтьевский в 1824 году наблюдал ежегодный смотр и стрельбы «восьмизнамённой» гвардии в окрестностях Пекина. По описанию виден типичный для европейской тактики XVI–XVII веков «караколь»: последовательные залпы сменяющихся рядов в глубоком построении стрелков. Описанные ружья – типичная фитильная аркебуза XVI столетия, употреблявшаяся в Европе ещё до появления тяжёлых мушкетов. Ствол короткий «в аршин», то есть более чем на 40 см короче русского пехотного ружья эпохи войны с Наполеоном. Калибр также мельче европейского тех лет (15 и 18 мм соответственно).

Характерно, что китайскими стрелками не употреблялся шомпол — пуля просто опускалась в ствол. Подобные «аркебузы» и тактика их применения позволяли развить достаточно большую скорострельность при малой дальности и никакой меткости. Относительно малый калибр, соответственно малый вес пули и заряда не позволяли эффективно пробивать доспехи, чем и объясняется сохранение средневековых лат на вооружении маньчжурской армии до второй половины XIX века.

«Аркебузиры» империи Цин,
китайский рисунок XIX века
Помимо маньчжурских «аркебузиров» Захар Леонтьевский описывает отряды пеших и конных лучников. Наряду с короткими пехотными ружьями воины империи Цин использовали и очень длинные, до 2 метров и калибром 20–25 мм, обычно стрелявшие сразу несколькими пулями. Столкнувшись с таким оружием в ходе Первой опиумной войны, англичане, вспомнив европейское Средневековье, именовали его «гингальсом».

При стрельбе такое тяжёлое ружьё обслуживалось двумя бойцами. Один клал ствол на плечо и плотно фиксировал его при помощи жгута, другой стрелял. По свидетельстам очевидцев, из-за примитивности фитильного устройства и большого количества некачественного пороха, применяемого для выстрела из такого «гингальса», лица многих стрелков носили следы пороховых ожогов.

Не лучше обстояло дело и с артиллерией. Русский дипломат Егор Ковалевский, посетивший Пекин в 1849–51 гг., оставил любопытное описание ежегодных учений столичных артиллеристов из «восьмизнамённых» войск:
«Орудий было до двухсот, но что за орудия! Привезённые на поле пушки увязываются верёвками; иные просто к брусьям, положенным плашмя, иные к лафетам, если только можно назвать лафетами эти уродливые одноколки, колёса которых врываются до половины в рыхлую землю, чтобы откат не был очень силён». По описаниям Ковалевского стреляли китайцы «без диоптра, на глаз, подбивая клинья спереди или сзади, притягивая верёвкой вправо или ослабляя влево».
Как видим, это даже не эпоха Тридцатилетней войны. Нечто подобное было в битве при Павии или у Ивана Грозного во время взятия Казани за четыре века до описываемых событий.

Застою в военном деле способствовала и господствовавшая в Китае неоконфуцианская идеология, искренне считавшая Поднебесную единственным центром мира и отвергавшая любые заимствования у близких или далёких «варваров». Новый XIX век «стали, пара и электричества» Китай, в лице Цинской империи, формально встретил в зените могущества – кроме современной территории, включая Тибет, Синьцзян и Тайвань, его границы охватывали Монголию, Корею, Вьетнам, Бирму, Непал, ныне российскую Туву и российское Приморье. Но накануне столкновения с европейцами вооружённые силы Китая оставались по сути всё той же армией, с которой маньчжурский союз племён покорял империю Мин два века тому.

Неудивительно, что современник наполеоновских войн, русский подданный, американец ирландского происхождения Пётр Добель (Питер Дюбель), посетивший Китай по торгово-дипломатическим делам в 1818 году, оставил первое в России того времени и очень показательное описание цинского войска:
«Ничего не может быть презреннее устройства китайской военной силы… Оружие китайской пехоты есть: длинные пики, ружья с фитилями, короткие сабли… Конница их также имеет сабли; но самое лучшее их оружие суть лук и стрелы… В армии богдыхана числится более миллиона воинов. Это может быть и справедливо, но положительно могу уверить всех, что нигде и никогда не существовало войска, при такой многочисленности столь слабого и малоспособного защищать государство и столь совершенно несведущего в воинском искусстве. Я уверен, что всякая европейская держава, если б только решилась вести войну с китайцами, могла бы весьма легко покорить страну сию; и я надеюсь ещё дожить до сей эпохи…»
Надменный, но наблюдательный европеец Дюбель оказался хорошим аналитиком и действительно дожил «до сей эпохи», когда, наверняка не без удовлетворения, читал известия о Первой опиумной войне. Пока же, за четверть века до столкновения Британской и Китайской империй, он пророчествовал:
«Долговременный мир, коим наслаждаются китайцы, много способствовал к растлению нравов и ослаблению духа бодрости и мужества. Может быть, нет в свете народа менее воинственного, как китайцы. И если бы Китай не был окружён морем и слабейшими соседями, то бы давно сделался добычею первого отважного завоевателя. Но вот приближается к ним от запада сосед, которого должны они страшиться и против которого нет никакой обороны. Я разумею британцев в Ост-Индии, владения их придвинулись уже к самим границам Китая…».

Литература:
  1. Леоньтевский З. Большой смотр дайцинских (китайских) войск 3 ноября 1824, журнал «Северная пчела», 1832, №№266, 267
  2. Иакинф (Бичурин). Китайские военные силы. Журнал «Сын Отечества», 1840, том V, № 2.
  3. Китайское войско и его огнестрельное оружие. Журнал «Библиотека для чтения», 1840, №38.
  4. Ковалевский Е. Путешествие в Китай. Части 1–2. СПб.: Тип. Королева и К, 1853.
  5. Мертваго Д. Очерк морских сношений и войн европейцев с Китаем по 1860 год, СПб.: 1884.
  6. Путята Д. Китай. Очерки географии, экономического состояния, административного и военного устройства Серединной империи и военного значения пограничной с Россией полосы. СПб.: Военная типография, 1895.
  7. Фань Вэнь-Лань. Новая история Китая. Том I, 1840–1901 гг. М.: Издательство иностранной литературы, 1955.
  8. Бутаков А.,Тизенгаузен А. Опиумные войны. Обзор войн европейцев против Китая в 1840–1842, 1856–1858, 1859 и 1860 годах. М.: Изд-во АСТ, 2002.
  9. Добель П. Путешествия и новейшие наблюдения в Китае, Маниле и Индо-Китайском архипелаге. М.: Изд-во Восточный Дом, 2002.
Алексей Волынец