 |
Гийом
Дюшен с испытуемым во время эксперимента
по
изучению мышечных сокращений лица.
|
Помните советский научпоп «Я и другие», в котором нам показали ряд экспериментов, доказывающих, насколько мы внушаемы, несамостоятельны в суждениях и зависимы от мнения окружающих? В одном из испытаний участникам демонстрировали портрет одного и того же человека, предварительно представляя его учёным или убийцей, после этого респонденты должны были составить психологический портрет представленного им человека.
Конечно, те, кто описывал «убийцу», заметили и жестокость в глазах, и хитрую ухмылку, и скрытность. Те же, кто описывал видного ученого, в том же самом портрете разглядели доброту, порядочность, ум. Но действительно ли дело только во внушаемости человека и природной склонности к конформизму (сказали убийца — значит, убийца)?
Конечно, те, кто описывал «убийцу», заметили и жестокость в глазах, и хитрую ухмылку, и скрытность. Те же, кто описывал видного ученого, в том же самом портрете разглядели доброту, порядочность, ум. Но действительно ли дело только во внушаемости человека и природной склонности к конформизму (сказали убийца — значит, убийца)?
Психологический
эксперимент
Не так давно ученые из Соединенных Штатов Америки, Новой Зеландии и Франции провели исследование, которое подтвердило, что наше изначальное впечатление об эмоциях других людей искажает наше последующее восприятие их выражения лица и воспоминание о нём.
То есть, как только мы интерпретируем неоднозначный или нейтральный вид как гнев или радость, впоследствии мы вспоминаем или на самом деле видим именно эту эмоцию.
Как отмечает соавтор исследования, профессор психологии в университете Калифорнии Петр Винкельман, в их работе ставится «старый-добрый вопрос»:
То есть, как только мы интерпретируем неоднозначный или нейтральный вид как гнев или радость, впоследствии мы вспоминаем или на самом деле видим именно эту эмоцию.
Как отмечает соавтор исследования, профессор психологии в университете Калифорнии Петр Винкельман, в их работе ставится «старый-добрый вопрос»:
«Видим ли мы реальность такой, какой она есть, или то, что мы видим, возникло под влиянием наших предубеждений?»
По его словам, результаты действительно подтверждают: то, что мы думаем, оказывает заметное влияние на наше восприятие, и распознавание эмоций человека становится необъективным. Другой соавтор исследования, Иамин Хальберштадт из университета Отаго в Новой Зеландии, поясняет:
«Мы представляем, что наше выражение эмоций — это недвусмысленный способ общения и передачи чувств. Но в реальном социальном взаимодействии выражение лица представляет собой смесь нескольких эмоций – и оно открыто для интерпретации. Это означает, что два человека могут иметь разные воспоминания об одном и том же эмоционально насыщенном эпизоде, но оба могут быть правы относительно того, что они «видели». Так что, когда моя жена воспринимает мою ухмылку как цинизм, она права: её объяснение выражения моего лица в определённый момент искажает её восприятие. Но также верно, что, если бы она объяснила моё выражение как эмпатию, мне бы не пришлось спать на диване. Это парадокс — чем больше мы ищем смысла в эмоциях других, тем менее точно мы их запоминаем».
Ученые отмечают, что исследуемое явление выходит далеко за рамки повседневных межличностных недопониманий — особенно оно встречается среди тех, для кого характерны устойчивые или дисфункциональные способы понимания эмоций, — например, у людей с тревожным расстройством личности или лиц с психологической травмой.
К примеру, для тревожных личностей характерна негативная интерпретация реакции других людей, которая может перманентно окрашивать их восприятие чувств и намерений и увековечивать их ошибочные убеждения даже перед лицом доказательств обратного.
Другая сфера, в которой могут применяться результаты исследования, касается памяти очевидцев: свидетель насильственного преступления, например, может приписать злобу преступнику — впечатление, которое, по мнению исследователей, будет влиять на память о выражении лица злоумышленника.
Во время эксперимента исследователи показали участникам фотографии лиц, подвергнутые цифровой обработке и отражающие неоднозначные эмоции, и предложили респондентам думать об этих лицах как о сердитых или радостных.
Затем участники наблюдали медленное изменение выражений лиц – от злого к счастливому – и им было необходимо найти фотографию, которую они первоначально видели.
Исходные интерпретации людей повлияли на их воспоминания: лица, изначально интерпретированные как злые, чаще вспоминались как лица, выражающие злобу, чем лица, первоначально интерпретированные как счастливые.
Ученых особенно заинтересовал тот факт, что лица с неопределенным выражением лица воспринимались настолько неоднозначно и вызывали столь разную реакцию. Измеряя тонкие электрические сигналы, поступающие от мышц, которые контролируют мимику, исследователи обнаружили, что участники имитировали на своих лицах ранее интерпретированные эмоции при повторном просмотре лиц с неопределенным выражением.
Другими словами, при просмотре выражения лица, о котором они когда-то думали как о злом, люди чаще сами выражали на своих лицах злые эмоции, чем те люди, которые смотрели на то же лицо, но первоначально интерпретировали его как радостное.
Как отмечают исследователи, в значительной степени это автоматические процессы — такая мимическая имитация отражает то, как люди воспринимали лицо с неоднозначным выражением, и демонстрирует, что участники в буквальном смысле видели различные выражения. Профессор Винкельман из Калифорнийского университета отмечает:
К примеру, для тревожных личностей характерна негативная интерпретация реакции других людей, которая может перманентно окрашивать их восприятие чувств и намерений и увековечивать их ошибочные убеждения даже перед лицом доказательств обратного.
Другая сфера, в которой могут применяться результаты исследования, касается памяти очевидцев: свидетель насильственного преступления, например, может приписать злобу преступнику — впечатление, которое, по мнению исследователей, будет влиять на память о выражении лица злоумышленника.
Во время эксперимента исследователи показали участникам фотографии лиц, подвергнутые цифровой обработке и отражающие неоднозначные эмоции, и предложили респондентам думать об этих лицах как о сердитых или радостных.
Затем участники наблюдали медленное изменение выражений лиц – от злого к счастливому – и им было необходимо найти фотографию, которую они первоначально видели.
Исходные интерпретации людей повлияли на их воспоминания: лица, изначально интерпретированные как злые, чаще вспоминались как лица, выражающие злобу, чем лица, первоначально интерпретированные как счастливые.
Ученых особенно заинтересовал тот факт, что лица с неопределенным выражением лица воспринимались настолько неоднозначно и вызывали столь разную реакцию. Измеряя тонкие электрические сигналы, поступающие от мышц, которые контролируют мимику, исследователи обнаружили, что участники имитировали на своих лицах ранее интерпретированные эмоции при повторном просмотре лиц с неопределенным выражением.
Другими словами, при просмотре выражения лица, о котором они когда-то думали как о злом, люди чаще сами выражали на своих лицах злые эмоции, чем те люди, которые смотрели на то же лицо, но первоначально интерпретировали его как радостное.
Как отмечают исследователи, в значительной степени это автоматические процессы — такая мимическая имитация отражает то, как люди воспринимали лицо с неоднозначным выражением, и демонстрирует, что участники в буквальном смысле видели различные выражения. Профессор Винкельман из Калифорнийского университета отмечает:
«Таким образом, нам удалось открыть, что наше тело — это интерфейс: место, где мысли и восприятия встречаются. Наше исследование поддерживает развивающуюся область исследований «воплощенного сознания» и «воплощенных эмоций». И наша телесная самость тесно переплетена с тем, как и что мы думаем и чувствуем».
По материалам:
Halberstadt, J., Winkielman, P., Niedenthal, P. M., & Dalle, N. (2009). Emotional conception:
How embodied emotion concepts guide perception and facial action.Psychological Science, 20, 1254-1261.