Миллиардер, основатель Tesla Motors, SpaceX и других передовых компаний Илон Маск ответил на неожиданный вопрос на Code Conference — технологическом событии в Калифорнии. Человек в аудитории спросил: «Что вы думаете об идее того, что мы живем не в реальном мире, но в сложной компьютерной симуляции?». Маск продемонстрировал удивительную осведомленность с этой концепцией. «У меня было множество дискуссий на эту тему, это безумие» — сказал Маск.
Ссылаясь на скорость, с которой улучшаются видеоигры, он предположил, что развитие симуляций, неотличимых от реальности, неизбежно. Он сделал вывод, что вероятность того, что мы живем в «базовой реальности» равняется одному к миллиарду.
Похоже Маск был убежден в том, что философы называют «аргумент о симуляции» — идея, получившая свою окончательную форму в статье философа и футуролога Оксфордского университета Ника Бострома в 2003.
Аргумент о симуляции начинается с обращения внимания на некоторые тенденции современной технологии, такие как развитие виртуальной реальности и отображение человеческого мозга (одна такая попытка была осуществлена за счет финансирования администрации Обамы).
Аргумент заканчивается на предложении того, что мы на самом деле цифровые существа, живущие в обширной компьютерной симуляции, созданной нашими потомками из далекого будущего. Многие люди представляли этот сценарий в течение многих лет, конечно, обычно под кайфом. Но в последнее время философы, футуристы, писатели-фантасты и технологи — люди, которые разделяют почти религиозную веру в технологический процесс, пришли к выводу, что аргумент о симуляции не просто правдоподобный, но и неизбежный.
Аргумент базируется на двух предпосылках, обе из которых могут быть оспорены, но ни одна из которых не является необоснованной. Первая заключается в том, что сознание может быть смоделировано на компьютере, с логическими затворами, помогающими конъюгации хромосом мозга и нейромедиаторами (если самоосознание может возникнуть в комке нейронов, представляется вероятным, что оно также может процветать в кремнии). Вторая заключается в том, что развитые цивилизации будут иметь доступ к поистине колоссальным количествам вычислительной мощности.
Бостром спекулирует, например, тем, что тысячи лет спустя наши путешествующие в космосе потомки могут использовать наномашины для превращения спутников или планет в гигантские планетарные компьютеры. Само собой разумеется, что такая развитая цивилизация может использовать эту вычислительную мощность для запуска «симуляции предка» — по существу высоко-мощной версии видеоигры «Симс», сосредоточенной на их эволюционной истории. Создание только одного такого симулируемого мира может показаться нам экстраординарным, но Бостром вычисляет, что тысячи или даже миллионы симуляций предков могут быть запущены на одном компьютере в будущем. Если это правда, тогда симулированное человеческое сознание может значительно превышать число не симулированных, в этом случае гораздо более вероятно, что мы живем внутри симуляции прямо сейчас, чем вне нее.
Поверхностно аргумент о симуляции имеет некое сходство с тем, который был сделан в 17-м веке Рене Декартом, что может существовать необнаружимый «злой демон», формирующий наше восприятие. Но аргумент Декарта говорил по существу о скептицизме («откуда ты знаешь, что не живешь в Матрице?»), аргумент о симуляции — о том, как мы представляем себе будущее.
На протяжении более ста лет футуристы и писатели-фантасты предполагали, что когда-нибудь люди будут использовать технологию для того чтобы стать постлюдьми, превосходя пределы человеческого состояния. Они изображают время, когда люди обманут смерть, загрузив свои разумы в компьютеры, увеличат и заменят себя искусственным интеллектом или нанесут на карту неизведанные границы физики, биологии и инженерии, чтобы колонизировать звезды.
В современном мире возможно различить корни этого нового постчеловеческого будущего: компьютер Уотсона, который выиграл в «Jeopardy!» насаждение виртуальной реальности, группе исследователей удалось симулировать нервную систему аскариды в теле, сделанном из Лего, и в сентябре Маск планирует объявить о своем детальном плане колонизировать Марс.
Постчеловеческое будущее еще никогда нельзя было так легко представить, особенно таким людям, как Маск, который работает на передовой технологий. Тем не менее, идея, что мы живем в какой-то петле времени добавляет морщины этой мечте. Может быть мы никогда не достигнем постчеловеческой стадии; в какой-то момент технологическое развитие прекратится. Возможно наши постчеловеческие потомки просто не захотят создавать симуляции (хотя учитывая наш собственный интерес к этому, такое кажется маловероятным).
Ссылаясь на скорость, с которой улучшаются видеоигры, он предположил, что развитие симуляций, неотличимых от реальности, неизбежно. Он сделал вывод, что вероятность того, что мы живем в «базовой реальности» равняется одному к миллиарду.
Похоже Маск был убежден в том, что философы называют «аргумент о симуляции» — идея, получившая свою окончательную форму в статье философа и футуролога Оксфордского университета Ника Бострома в 2003.
Аргумент о симуляции начинается с обращения внимания на некоторые тенденции современной технологии, такие как развитие виртуальной реальности и отображение человеческого мозга (одна такая попытка была осуществлена за счет финансирования администрации Обамы).
Аргумент заканчивается на предложении того, что мы на самом деле цифровые существа, живущие в обширной компьютерной симуляции, созданной нашими потомками из далекого будущего. Многие люди представляли этот сценарий в течение многих лет, конечно, обычно под кайфом. Но в последнее время философы, футуристы, писатели-фантасты и технологи — люди, которые разделяют почти религиозную веру в технологический процесс, пришли к выводу, что аргумент о симуляции не просто правдоподобный, но и неизбежный.
Аргумент базируется на двух предпосылках, обе из которых могут быть оспорены, но ни одна из которых не является необоснованной. Первая заключается в том, что сознание может быть смоделировано на компьютере, с логическими затворами, помогающими конъюгации хромосом мозга и нейромедиаторами (если самоосознание может возникнуть в комке нейронов, представляется вероятным, что оно также может процветать в кремнии). Вторая заключается в том, что развитые цивилизации будут иметь доступ к поистине колоссальным количествам вычислительной мощности.
Бостром спекулирует, например, тем, что тысячи лет спустя наши путешествующие в космосе потомки могут использовать наномашины для превращения спутников или планет в гигантские планетарные компьютеры. Само собой разумеется, что такая развитая цивилизация может использовать эту вычислительную мощность для запуска «симуляции предка» — по существу высоко-мощной версии видеоигры «Симс», сосредоточенной на их эволюционной истории. Создание только одного такого симулируемого мира может показаться нам экстраординарным, но Бостром вычисляет, что тысячи или даже миллионы симуляций предков могут быть запущены на одном компьютере в будущем. Если это правда, тогда симулированное человеческое сознание может значительно превышать число не симулированных, в этом случае гораздо более вероятно, что мы живем внутри симуляции прямо сейчас, чем вне нее.
Поверхностно аргумент о симуляции имеет некое сходство с тем, который был сделан в 17-м веке Рене Декартом, что может существовать необнаружимый «злой демон», формирующий наше восприятие. Но аргумент Декарта говорил по существу о скептицизме («откуда ты знаешь, что не живешь в Матрице?»), аргумент о симуляции — о том, как мы представляем себе будущее.
На протяжении более ста лет футуристы и писатели-фантасты предполагали, что когда-нибудь люди будут использовать технологию для того чтобы стать постлюдьми, превосходя пределы человеческого состояния. Они изображают время, когда люди обманут смерть, загрузив свои разумы в компьютеры, увеличат и заменят себя искусственным интеллектом или нанесут на карту неизведанные границы физики, биологии и инженерии, чтобы колонизировать звезды.
В современном мире возможно различить корни этого нового постчеловеческого будущего: компьютер Уотсона, который выиграл в «Jeopardy!» насаждение виртуальной реальности, группе исследователей удалось симулировать нервную систему аскариды в теле, сделанном из Лего, и в сентябре Маск планирует объявить о своем детальном плане колонизировать Марс.
Постчеловеческое будущее еще никогда нельзя было так легко представить, особенно таким людям, как Маск, который работает на передовой технологий. Тем не менее, идея, что мы живем в какой-то петле времени добавляет морщины этой мечте. Может быть мы никогда не достигнем постчеловеческой стадии; в какой-то момент технологическое развитие прекратится. Возможно наши постчеловеческие потомки просто не захотят создавать симуляции (хотя учитывая наш собственный интерес к этому, такое кажется маловероятным).
Или возможно наш вид вымрет, прежде чем мы научимся симулировать себя. «Возможно мы должны надеяться, что это симуляция,» — подытожил Маск, «так как мы либо будем создавать симуляции, которые будут неотличимы от реальности, или цивилизация прекратит свое существование. Таковы два варианта.» Если вы надеетесь, что человечество выживет в далеком будущем, преувеличивая силу и знания все время, тогда вы должны принять вероятность того, что мы находимся в симуляции сегодня.
Имеет ли значение то, что мы можем жить в симуляции? Как мы должны относиться к такой перспективе? Художники и мыслители пришли к различным заключениям.
Идея жизни в качестве «копии» в моделируемом мире была исследована, например, в романе писателя-фантаста Грега Игана «Город перестановок» в 1994, который представляет себе жизнь в первые дни создания симуляции.
Главный герой — специалист в области информатики по имени Пол Дархэм, становится своей собственной морской свинкой, сканируя свой разум в компьютер для создания двух Полов; пока настоящий Пол остается в реальном мире, цифровой Пол живет в симулированном, который немного похож на современную видеоигру. Находясь в своей симулированной квартире и смотря на картину «Сад земных наслаждений» Босха, Пол не может совсем забыть о том, что когда он поворачивается по кругу, симуляция перестает воспроизводить ее, сводя его к «одному серому прямоугольнику» в целях экономии циклов обработки.
Если мы живем в симулированном мире, тогда точно такая же вещь должна происходить с нами: зачем компьютер должен симулировать каждый атом во вселенной, когда он знает, куда наши глаза не смотрят? Симулированные люди имеют причины быть параноиками.
Также есть что-то меланхоличное в идее жизни в симуляции: азарт достижения скомпрометирован возможностью того, что все это уже случилось с нашими потомками (по-видимому, они находят интересным наблюдать за тем, как мы ведем бои за то, что они уже потеряли или выиграли). Это чувство запоздания является темой «Принципа Талоса» (Talos Pronciple) — мрачной и увлекательной видеоигры хорватской студии Croteam.
В игре чума начала уничтожать человечество^ и в отчаянной попытке сохранить что-то в нашей истории и культуре, инженеры создали небольшой симулированный мир, населенный самостоятельно-редактирующимися компьютерными программами. Со временем программы самосовершенствовались, и вы играете за их потомка — сознательную программу, живущую спустя много времени после смерти человечества.
Блуждая по живописным руинам человеческих цивилизаций (Греция, Египет, Готическая Европа), вы сталкиваетесь с фрагментами древних человеческих текстов — «Потерянный рай», Древнеегипетская Книга мертвых, Кант, Шопенгауэр, электронные письма, посты в блогах, и интересуетесь смыслом этого всего. Игра предполагает, что симулированная жизнь неотвратимо элегическая. Если Илон Маск преуспеет в колонизации Марса, он не будет первым, кто это сделал. История в известном смысле уже произошла.
Вполне возможно также, что мы должны смотреть с некоторым беспокойством в сторону переходного периода — эта странная эра, в которую наши реальные пути будут нарушены введением новых и странных моделируемых форм жизни. В публицистическом произведении социально-научной спекуляции «Век Эм», опубликованной ранее в этом году, экономист и футурист Робин Хансон описывает время, в котором исследователи еще не постигли искусственный интеллект, но научились копировать себя в свои компьютеры, создавая «эмы» или эмулированных людей, которые быстро численно превзошли реальных.
В отличие от Бострома, который полагает, что наши потомки создадут симулированные миры радо любопытства, Хансон видит экономическое обоснование в симуляции людей: вместо того, чтобы изо всех сил пытаться собрать команду программистов, компания будет иметь возможность нанять одного, блестящего эма и затем скопировать его миллион раз.
Предприимчивый эм может с удовольствием сделать реплику себя, чтобы выполнять много задач одновременно; после завершения работы скопированный эм может себя либо удалить, либо завершить (эм, совершающий завершение, не будет задаваться вопросом «Хочу ли я умереть?», пишет Хансон, так как другие копии будут жить, вместо этого он спросит «Хочу ли я запомнить это?»). «Эм может быть скопирован сразу после отпуска, так что всякий случай, когда он вставляется в симулированное рабочее место, он веселый, отдохнувший и готовый к работе. Он также может работать на компьютерных аппаратных средствах, которые являются более мощными, чем человеческий мозг, думать и жить со скоростью в миллионы или даже триллионы раз быстрее, чем обычный человек. »
Хансон не думает, что эмы должны обязательно проживать несчастливые жизни. Напротив, они могут процветать, влюбляться и реализовать себя в их конкурентном, гибком, быстроходном мире. Не симулированные люди между тем могут уйти в отставку на доходы от своих вложений в ускоренную и все более автономную экономику эмов — приятный пункт наблюдения, с которого можно следить за сумерками неэмулированных цивилизаций. Многие люди представляют, что технологии освободят нас от бремени работы; если Хансон прав, эта свобода может прийти через виртуализацию человеческой расы.
Также возможно найти теологический подтекст в идее того, что мы живем в симуляции. В изданной в 2014 книге под названием «Ваша цифровая загробная жизнь» философ Эрик Стейнхарт исследует параллели между аргументом о симуляции и взглядами разных религий и школ теологической мысли.
Стейнхарт сосредотачивается на возможности гнездовых симуляций. Если мы достигнем постчеловечества в нашей симулированной Вселенной, мы можем начать моделировать наших собственных людей, которые, в свою очередь, могут начать моделировать людей своей собственной симуляции в рекурсивном цикле.
Тем временем появление технологии моделирования заставит нас признать то, что мы, вероятно, живем в симуляции сами. Следовательно, может оказаться, что реальность состоит из большого числа гнездовых симуляций. В этой возможности Стейнхарт видит бесконечную, цифровую версию великой цепи бытия. Он размышляет, что к тому времени, как мы усовершенствуем технологию моделирования, мы вероятно достигнем этической зрелости и будем заботиться о людях, которых мы моделируем; мы можем даже найти способы продвижения их в нашей модели, чтобы когда они умрут, они могли начать бесконечный процесс воскрешения через восхождение.
Загробная жизнь может оказаться бесконечным путешествием на все более высокие уровни симуляции. (Бостром в своей первоначальной статье предусматривает иную возможность: если расчетная стоимость всех этих гнездовых симуляций слишком высока, наши симуляции могут просто нажать «выйти». Изобретение симуляции может быть концом света).
Аргумент о симуляции привлекателен, в части потому, что дает атеистам возможность говорить о духовности. Идея того что мы живем только в части реальности, а целая находится вне нашей досягаемости, может быть источником благоговения.
О наших симуляторах можно задать тот же вопрос, что и о Боге: почему создатели нашего мира решили включить зло и страдания? (могут ли они изменить эту настройку в предпочтениях?) Откуда появился первоначальный, не симулированный мир? В этом смысле аргумент о симуляции — вдумчивая и экспансивная материалистическая сказка, которая почти, но не полностью, религиозная. Конечно не существует неприкосновенности и святости в аргументе о симуляции. Люди за пределами симуляции не боги, они — это мы.
Считающийся притчей аргумент о симуляции, по существу, ироничен. В конечном счете эта история о пределах. С одной стороны, мы максимизируем человеческий потенциал, создавая наши собственные миры, с другой стороны, делая так, мы подтверждаем невозможность конечного знания о Вселенной, в которой мы живем. Трансцендентность навязывает смирение.
В конечном итоге выполнение богоподобных амбиций делает Вселенную сложной для узнавания.
Джошуа Ротман — редактор The New Yorker.
Он также является частым автором newyorker.com,
пишущим о книгах и идеях.
Оригинал: The New Yorker
Имеет ли значение то, что мы можем жить в симуляции? Как мы должны относиться к такой перспективе? Художники и мыслители пришли к различным заключениям.
Идея жизни в качестве «копии» в моделируемом мире была исследована, например, в романе писателя-фантаста Грега Игана «Город перестановок» в 1994, который представляет себе жизнь в первые дни создания симуляции.
Главный герой — специалист в области информатики по имени Пол Дархэм, становится своей собственной морской свинкой, сканируя свой разум в компьютер для создания двух Полов; пока настоящий Пол остается в реальном мире, цифровой Пол живет в симулированном, который немного похож на современную видеоигру. Находясь в своей симулированной квартире и смотря на картину «Сад земных наслаждений» Босха, Пол не может совсем забыть о том, что когда он поворачивается по кругу, симуляция перестает воспроизводить ее, сводя его к «одному серому прямоугольнику» в целях экономии циклов обработки.
Если мы живем в симулированном мире, тогда точно такая же вещь должна происходить с нами: зачем компьютер должен симулировать каждый атом во вселенной, когда он знает, куда наши глаза не смотрят? Симулированные люди имеют причины быть параноиками.
Также есть что-то меланхоличное в идее жизни в симуляции: азарт достижения скомпрометирован возможностью того, что все это уже случилось с нашими потомками (по-видимому, они находят интересным наблюдать за тем, как мы ведем бои за то, что они уже потеряли или выиграли). Это чувство запоздания является темой «Принципа Талоса» (Talos Pronciple) — мрачной и увлекательной видеоигры хорватской студии Croteam.
В игре чума начала уничтожать человечество^ и в отчаянной попытке сохранить что-то в нашей истории и культуре, инженеры создали небольшой симулированный мир, населенный самостоятельно-редактирующимися компьютерными программами. Со временем программы самосовершенствовались, и вы играете за их потомка — сознательную программу, живущую спустя много времени после смерти человечества.
Блуждая по живописным руинам человеческих цивилизаций (Греция, Египет, Готическая Европа), вы сталкиваетесь с фрагментами древних человеческих текстов — «Потерянный рай», Древнеегипетская Книга мертвых, Кант, Шопенгауэр, электронные письма, посты в блогах, и интересуетесь смыслом этого всего. Игра предполагает, что симулированная жизнь неотвратимо элегическая. Если Илон Маск преуспеет в колонизации Марса, он не будет первым, кто это сделал. История в известном смысле уже произошла.
Вполне возможно также, что мы должны смотреть с некоторым беспокойством в сторону переходного периода — эта странная эра, в которую наши реальные пути будут нарушены введением новых и странных моделируемых форм жизни. В публицистическом произведении социально-научной спекуляции «Век Эм», опубликованной ранее в этом году, экономист и футурист Робин Хансон описывает время, в котором исследователи еще не постигли искусственный интеллект, но научились копировать себя в свои компьютеры, создавая «эмы» или эмулированных людей, которые быстро численно превзошли реальных.
В отличие от Бострома, который полагает, что наши потомки создадут симулированные миры радо любопытства, Хансон видит экономическое обоснование в симуляции людей: вместо того, чтобы изо всех сил пытаться собрать команду программистов, компания будет иметь возможность нанять одного, блестящего эма и затем скопировать его миллион раз.
Предприимчивый эм может с удовольствием сделать реплику себя, чтобы выполнять много задач одновременно; после завершения работы скопированный эм может себя либо удалить, либо завершить (эм, совершающий завершение, не будет задаваться вопросом «Хочу ли я умереть?», пишет Хансон, так как другие копии будут жить, вместо этого он спросит «Хочу ли я запомнить это?»). «Эм может быть скопирован сразу после отпуска, так что всякий случай, когда он вставляется в симулированное рабочее место, он веселый, отдохнувший и готовый к работе. Он также может работать на компьютерных аппаратных средствах, которые являются более мощными, чем человеческий мозг, думать и жить со скоростью в миллионы или даже триллионы раз быстрее, чем обычный человек. »
Хансон не думает, что эмы должны обязательно проживать несчастливые жизни. Напротив, они могут процветать, влюбляться и реализовать себя в их конкурентном, гибком, быстроходном мире. Не симулированные люди между тем могут уйти в отставку на доходы от своих вложений в ускоренную и все более автономную экономику эмов — приятный пункт наблюдения, с которого можно следить за сумерками неэмулированных цивилизаций. Многие люди представляют, что технологии освободят нас от бремени работы; если Хансон прав, эта свобода может прийти через виртуализацию человеческой расы.
Также возможно найти теологический подтекст в идее того, что мы живем в симуляции. В изданной в 2014 книге под названием «Ваша цифровая загробная жизнь» философ Эрик Стейнхарт исследует параллели между аргументом о симуляции и взглядами разных религий и школ теологической мысли.
Стейнхарт сосредотачивается на возможности гнездовых симуляций. Если мы достигнем постчеловечества в нашей симулированной Вселенной, мы можем начать моделировать наших собственных людей, которые, в свою очередь, могут начать моделировать людей своей собственной симуляции в рекурсивном цикле.
Тем временем появление технологии моделирования заставит нас признать то, что мы, вероятно, живем в симуляции сами. Следовательно, может оказаться, что реальность состоит из большого числа гнездовых симуляций. В этой возможности Стейнхарт видит бесконечную, цифровую версию великой цепи бытия. Он размышляет, что к тому времени, как мы усовершенствуем технологию моделирования, мы вероятно достигнем этической зрелости и будем заботиться о людях, которых мы моделируем; мы можем даже найти способы продвижения их в нашей модели, чтобы когда они умрут, они могли начать бесконечный процесс воскрешения через восхождение.
Загробная жизнь может оказаться бесконечным путешествием на все более высокие уровни симуляции. (Бостром в своей первоначальной статье предусматривает иную возможность: если расчетная стоимость всех этих гнездовых симуляций слишком высока, наши симуляции могут просто нажать «выйти». Изобретение симуляции может быть концом света).
Аргумент о симуляции привлекателен, в части потому, что дает атеистам возможность говорить о духовности. Идея того что мы живем только в части реальности, а целая находится вне нашей досягаемости, может быть источником благоговения.
О наших симуляторах можно задать тот же вопрос, что и о Боге: почему создатели нашего мира решили включить зло и страдания? (могут ли они изменить эту настройку в предпочтениях?) Откуда появился первоначальный, не симулированный мир? В этом смысле аргумент о симуляции — вдумчивая и экспансивная материалистическая сказка, которая почти, но не полностью, религиозная. Конечно не существует неприкосновенности и святости в аргументе о симуляции. Люди за пределами симуляции не боги, они — это мы.
Считающийся притчей аргумент о симуляции, по существу, ироничен. В конечном счете эта история о пределах. С одной стороны, мы максимизируем человеческий потенциал, создавая наши собственные миры, с другой стороны, делая так, мы подтверждаем невозможность конечного знания о Вселенной, в которой мы живем. Трансцендентность навязывает смирение.
В конечном итоге выполнение богоподобных амбиций делает Вселенную сложной для узнавания.
Джошуа Ротман — редактор The New Yorker.
Он также является частым автором newyorker.com,
пишущим о книгах и идеях.
Оригинал: The New Yorker