 |
«Дон Кихот и Санчо на перекрестке»,
Вильгельм Марстранд, после 1847 г
|
Роман «Дон
Кихот» Мигеля де Сервантеса Сааведра повествует об уже немолодом герое, который
начитался рыцарских романов и решил стать странствующим рыцарем. Ничего
особенного: текст писался и воспринимался как забавная пародия на любимые
читателем той поры рыцарские романы, однако в действительности все оказалось
гораздо сложнее. «Дон Кихот» — это новаторское произведение, и его влияние на
европейскую литературу началось вскоре после выхода.
Филолог Ирина
Ершова о том, как менялось восприятие «Дон Кихота» у разных поколений и почему
роман повлиял на всю европейскую литературу
Публикация «Дон Кихота»
Роман вышел в двух самостоятельных книгах в 1605 и 1615 году, хотя предполагается, что замысел второй книги возник уже в 1613 году, а закончить ее, как полагают, Сервантеса подтолкнула публикация подложного «Дон Кихота» («Лжекихота» Авельянеды). Два романа в момент выхода не были одной книгой (такой она стала в восприятии потомков), а современные исследователи даже утверждают, что роман устроен таким удивительным образом, что его можно начинать читать с любого места любой части.
Первый тираж «Дон Кихота» был напечатан в конце 1604 года в мадридском издательстве Хуана де ла Куэста, и уже в январе 1605 года первая книга вышла в свет. Первый тираж составил около 1700 экземпляров, большая часть которого, как предполагают, уехала в Латинскую Америку. Как справедливо отмечает самый именитый из современных сервантистов Фр. Рико, это худшее из изданий романа, в котором очень много небрежностей, ошибок и опечаток. Однако успех был моментальным и ошеломляющим. Книга сразу стала популярна: уже через несколько месяцев в карнавалах и маскарадах активно участвуют фигуры, ряженые под Дон Кихота и Санчо Панса. И нельзя сказать, что были периоды, когда роман забывался или не печатался. Наоборот, тиражи и слава век от века только росли. Этот триумф длится уже четыре столетия.
Более того, первые переводы были сделаны еще при жизни Сервантеса: в 1612 книгу перевели на английский, а в 1614 — на французский. Английский перевод был сделан Томасом Шелтоном, французский — Цезарем Уденом, известным полиглотом, секретарем и переводчиком Генриха IV. Конечно, переводчики вносили небольшие поправки, но в целом эти переводы можно назвать достаточно точными, местами даже слишком буквальными, без особой лингвистической отделки, но передающими всю ценность романа и популярность его героев.
Отношение читателей к роману
Почему роман «Дон Кихот» сразу оказался так известен и не утратил своей популярности в дальнейшем — вопрос очень сложный. Самое простое объяснение заключается в том, что до «Дон Кихота» в испанской и в европейской литературе в целом почти не существует «живых» героев.
Неказистый и тем запоминающийся герой был далек от любых литературных образцов, типажей и схем. Образ Дон Кихота построен на тотальном пародировании, на расшатывании всех возможных литературных клише. Может быть, поэтому роман оказался таким многослойным. В нем есть интересный сюжет, юмор, благодаря которому он будет смешон и увлекателен для читателей очень многих поколений.
Если очень коротко описать две линии восприятия романа, можно сказать, что есть линия, которая всегда рассматривает его прежде всего как легкую пародию. И есть тенденция толковать его как текст очень серьезный и глубокий. Эти тенденции довольно быстро начинают сосуществовать, может быть, уже в следующем веке. Да и ближайшие современники оценили роман неоднозначно. Сервантеса упрекали в том, что он развенчал все возвышенные идеалы, покончил с жанром всеми любимого рыцарского романа. Его упрекали даже в том, что он опорочил национальную идею.
Испанский XVIII век относился к «Дон Кихоту» скорее как к сатире на нравы. Именно в XVIII веке «Дон Кихот» становится испанской классикой, и его включают в школьную программу: известно, что как только произведение становится обязательным для изучения в школе, оно тотчас же попадает в разряд национальной классики.
Если очень коротко описать две линии восприятия романа, можно сказать, что есть линия, которая всегда рассматривает его прежде всего как легкую пародию. И есть тенденция толковать его как текст очень серьезный и глубокий. Эти тенденции довольно быстро начинают сосуществовать, может быть, уже в следующем веке. Да и ближайшие современники оценили роман неоднозначно. Сервантеса упрекали в том, что он развенчал все возвышенные идеалы, покончил с жанром всеми любимого рыцарского романа. Его упрекали даже в том, что он опорочил национальную идею.
Новаторство «Дон Кихота»
Конечно, роман всегда был известен и всегда читался, но это не значит, что его всегда воспринимали одинаково. Каждое поколение понимает книгу, опираясь на свои вкусы, литературные и идеологические воззрения. При этом вполне естественно, что каждая следующая эпоха в некотором смысле усложняет понимание романа. Не случайно Борхес, адепт идеи бесконечной многозначности великих книг, настаивал в своем рассказе «Пьер Менар, автор “Дон Кихота”», что современный «Дон Кихот» куда глубже и сложнее, чем текст XVII века.
Вообще говоря, слово «новаторство», если пытаться применить это понятие по отношению к «Дон Кихоту», не совсем точное. Это слово для писателей и литературоведов последующих эпох. А для читателей XVII века нового, то есть неизвестного ранее, было не так много. Все ходы, все ситуации, все типы героев в значительной мере были заимствованы из рыцарского романа. Сам герой — пародийное воплощение весьма распространенного идеала испанской культуры золотого века, «человека пера и шпаги». Поэтому для того общества новое заключалось прежде всего в высмеивании старой литературной традиции. По-видимому, и писатели, и читатели XVII века в большей мере оценивали юмор и самих героев, да и те тоже не были такими уж новыми для испанской традиции, потому как пара — рыцарь и его оруженосец — появляется и раньше, например, в «Книге о рыцаре Сифаре», первом испанском рыцарском романе XIV века.
Современники, несомненно, должны были оценить обращение автора с языком. В полной мере объяснить современному читателю языковые новации непросто, но их можно сформулировать следующим образом. Сервантес писал текст романа не условным языком литературных клише, а живым, естественным языком. Причем под естественным понимается необязательно язык низкого стиля, а имеется в виду живой язык в современном состоянии. Он может быть возвышенным, патетическим, грубоватым, собранием пословиц или максим и одновременно очень легким повседневным диалогом.
В то время как дурные рыцарские романы, с которыми боролся Сервантес, писались как раз выхолощенным, искусственным языком, с большим количеством клише. В главе о библиотеке Дон Кихота автор, можно сказать, проводит ревизию всех современных ему книг. И эта ревизия выдает в нем человека высокого литературного чутья и безупречного литературного вкуса, потому что он безошибочно определяет литературный ширпотреб и спасает от костра как раз те книги, которые потом будут считаться шедеврами испанской литературы. Например, того же «Амадиса Гальского».
В смысле языка Сервантес, действительно, отчасти близок к Пушкину, к той роли, которую он сыграл в развитии русского литературного языка. Отчасти это похоже на то, что сделал Пушкин в «Повестях Белкина», когда абсолютно классические литературные сюжеты вдруг обрели какое-то очень человеческое и естественное звучание.
Как уже упоминалось, осознание литературной ценности и новаторства романа Сервантеса пришло в XVIII веке. Английский роман XVIII века, в частности Филдинг и Стерн, в полной мере вырастает из нового повествования Сервантеса. Они берут у него разговор с читателем, свободную композицию, героев, которые смотрят на мир, исходя из собственных идей и воззрений.
В то время как дурные рыцарские романы, с которыми боролся Сервантес, писались как раз выхолощенным, искусственным языком, с большим количеством клише. В главе о библиотеке Дон Кихота автор, можно сказать, проводит ревизию всех современных ему книг. И эта ревизия выдает в нем человека высокого литературного чутья и безупречного литературного вкуса, потому что он безошибочно определяет литературный ширпотреб и спасает от костра как раз те книги, которые потом будут считаться шедеврами испанской литературы. Например, того же «Амадиса Гальского».
В смысле языка Сервантес, действительно, отчасти близок к Пушкину, к той роли, которую он сыграл в развитии русского литературного языка. Отчасти это похоже на то, что сделал Пушкин в «Повестях Белкина», когда абсолютно классические литературные сюжеты вдруг обрели какое-то очень человеческое и естественное звучание.
Как уже упоминалось, осознание литературной ценности и новаторства романа Сервантеса пришло в XVIII веке. Английский роман XVIII века, в частности Филдинг и Стерн, в полной мере вырастает из нового повествования Сервантеса. Они берут у него разговор с читателем, свободную композицию, героев, которые смотрят на мир, исходя из собственных идей и воззрений.
«Дон Кихот» и романтизм
С началом XIX века у романа начинается новая жизнь в плане вычитываемых и вкладываемых в него смыслов. «Дон Кихот» оказывается в поле зрения романтиков, которые начинают воспринимать содержание романа гораздо глубже, чем их предшественники, различать в нем такие художественные новшества, которые либо не увидели, либо не посчитали важными современники. Скажем, драматурги-современники Тирсо де Молина или Кальдерон, безусловно, прекрасно знали роман и писали пьесы на взятые из него сюжеты. Однако не осталось подтверждений того, что их привлекала сложная многослойность текста — скорее, его пародийность и популярность.
Именно романтики становятся теми, кто начинает подчеркивать сложность и идейное величие романа, вкладывать в интерпретацию текста множество идей, свойственных своему времени. Романтические интерпретации героизировали Дон Кихота, перевели его из разряда смешных фигур в трагические. Для Гейне, например, главное чувство, которое мы испытываем, читая роман, — горечь. Горечь от того, как трагичен человек в своем противостоянии миру, как все его мечты разбиваются о препоны жестокой действительности. Конечно, это интерпретация в духе идей самого Гейне, выращенных романтическим мировосприятием. В самом же романе речь идет скорее о другом: о некоем немолодом герое, который начитался до одури рыцарских романов и пытается осуществить рыцарский идеал, которым он так воодушевлен, в реальной жизни. И совершенно естественным образом это его сознание, взращенное на книге, оказывается не очень уместным в глазах других людей. Дело не в конфликте с жизнью, самое главное здесь — это зазор, который образуется между тем, как видит мир Дон Кихот, и тем, как видят его остальные персонажи романа, которые, заметим себе, тоже весьма неоднородны. В этом зазоре, конечно, много всего — и смешного, и горького, и печального.
Именно романтики становятся теми, кто начинает подчеркивать сложность и идейное величие романа, вкладывать в интерпретацию текста множество идей, свойственных своему времени. Романтические интерпретации героизировали Дон Кихота, перевели его из разряда смешных фигур в трагические. Для Гейне, например, главное чувство, которое мы испытываем, читая роман, — горечь. Горечь от того, как трагичен человек в своем противостоянии миру, как все его мечты разбиваются о препоны жестокой действительности. Конечно, это интерпретация в духе идей самого Гейне, выращенных романтическим мировосприятием. В самом же романе речь идет скорее о другом: о некоем немолодом герое, который начитался до одури рыцарских романов и пытается осуществить рыцарский идеал, которым он так воодушевлен, в реальной жизни. И совершенно естественным образом это его сознание, взращенное на книге, оказывается не очень уместным в глазах других людей. Дело не в конфликте с жизнью, самое главное здесь — это зазор, который образуется между тем, как видит мир Дон Кихот, и тем, как видят его остальные персонажи романа, которые, заметим себе, тоже весьма неоднородны. В этом зазоре, конечно, много всего — и смешного, и горького, и печального.
На мой взгляд, одна из самых великих вещей в произведении Сервантеса — эта самая множественность точек зрения на одни и те же вещи, предметы, события, которой раньше в литературе не было. Там практически отсутствует то, что мы называем объективным ходом повествования, все дано сквозь точку зрения либо Дон Кихота, либо Санчо Панса, либо других персонажей романа. Кроме того, не только Дон Кихот живет с книжным сознанием — есть еще герои пасторальных новелл, авантюрных новелл, которые тоже живут каким-то своим видением мира. И на протяжении всего произведения их миры постоянно сталкиваются между собой.
Место дон Кихота в европейской литературе
С кем можно сравнивать главного героя «Дон Кихота» по воздействию и влиянию на мировую литературу? На мой взгляд, это воздействие уникально. Такого рода героев литературе не так много. Я бы сравнила с Гамлетом, Дон Жуаном (дон Хуаном в испанском варианте) и Фаустом.
Гамлет близок Рыцарю Печального Образа своим побуждением к рефлексии, к размышлению о мире и себе, своим странным безумием — смешным, печальным, то ли подлинным, то ли наигранным, и подчас очень опасным для окружающих. Гамлет — такая же реплика уходящего века на происходящие и грядущие перемены, как и Дон Кихот. Не случайно Гамлет и Дон Кихот так часто идут рядом в своем воздействии на тех или иных персонажей — достаточно вспомнить князя Мышкина. С двумя другими персонажами Дон Кихот сравним по масштабу и количеству интерпретаций.
Гамлет близок Рыцарю Печального Образа своим побуждением к рефлексии, к размышлению о мире и себе, своим странным безумием — смешным, печальным, то ли подлинным, то ли наигранным, и подчас очень опасным для окружающих. Гамлет — такая же реплика уходящего века на происходящие и грядущие перемены, как и Дон Кихот. Не случайно Гамлет и Дон Кихот так часто идут рядом в своем воздействии на тех или иных персонажей — достаточно вспомнить князя Мышкина. С двумя другими персонажами Дон Кихот сравним по масштабу и количеству интерпретаций.
И Фауст, и Дон Жуан, и Дон Кихот предстают своего рода архетипами, матрицами, в которые заливается любое, подчас противоположное содержание. Только в двух первых случаях сюжет остается почти неизменным, но меняются мотивации героев, а в случае с Дон Кихотом легко меняются эпохи, имена и обстоятельства, а вот суть героя, вернее, пары героев, а именно Дон Кихота и Санчо Пансы, их стремление действовать по законам собственного выдуманного мира остаются почти неизменными.
И все же Дон Кихот — особый герой. Сила его воздействия на читателя мало с чем сопоставима. Может быть, потому, что он стал первым героем, чья подчеркнуто обыденная и нелепая фигура напомнила людям их самих и дала надежду на право строить жизнь по собственному выбору и разумению, вопреки всем обстоятельствам.