 |
Эпилог
Есть захватывающий сорокатрёхсекундный документальный фильм о том, как тысячи клеток создают зародыш рыбки данио рерио. Это, возможно, самый пристальный взгляд на ранние этапы жизни, который удалось снять на видео. В цветной версии трепещущие вспышки зелёного, синего и алого рассыпаются зелёными пятнышками. Формируется шар, похожий на луну. В последние секунды некоторые точки в центре собираются в вытянутую букву S. Эта буква и есть эмбрион. Самое начало жизни выложено на Ю-Тубе.
Согласно декабрьскому журналу Science 2008 года, немецкие учёные создали этот кинофильм с помощью новейшего микроскопа, который позволяет запечатлевать клетки эмбриона без того, чтобы умерщвлять или вскрывать рыбку. Исследователи прокрутили плёнку назад, чтобы выяснить точно, из каких клеток развиваются какие органы и части тела. В первый день развития они насчитали 16000 зародышевых клеток. Есть ещё более длинный ролик, на 55 секунд, где на заднем плане звучит Двадцать пятая симфония Моцарта.
Вообще в сети масса короткометражных документальных лет о развитии плода. Один, например, демонстрирует процедуру ИКСИ, то есть вживления сперматозоида в яйцеклетку. Существует и немало домашних видео. Би-би-си предоставило несколько отрывков из передачи, посвящённое проблемам зачатия. Один клип представляет собой чередование кадров: то сперматозоиды стремятся к яйцеклетке по родовому каналу, то какая-то пара явно пытается зачать дитя: судорожно соприкасаются два живота. Половые органы изображаются только изнутри. Под тревожную музыку закадровый голос, похожий на известного телеведущего Дона Пардо, только с британским акцентом, произносит что-то вроде: «Внутри вагины сперматозоид сталкивается с первым из множества смертельных опасностей! Стенки женского влагалища покрыты кислотой… и спустя несколько минут они усеяны миллионами трупов сперматозоидов!»
Пройдёт совсем немного времени, и не останется образов, связанных с зачатием, беременностью и родоразрешением, которые будут доступны лишь фантазии. Когда дитя задаёт неотвратимый вопрос «откуда берутся дети?», ответом ему станут не хмыканье и мычание, а краткая экскурсия в Интернет. Как пишет БеттиЭнн Хольцман Кевлс в «Обнажённых до костей», наше общество сейчас – визуальное до мозга костей. Образы нагнетают атмосферу любопытства вокруг деторождения и обнадёживают (иногда неправомерно) тех, кто уже вступили на этот путь. Есть что-то поддерживающее в возможности видеть своими глазами все этапы процесса: это сплачивает, помогает ощущать себя хорошими родителями, и наконец – позволяет верить, что всё в порядке и будет в порядке. Если есть на то желание, отец и мать смогут выбрать желаемый из нескольких эмбрионов и следить через монитор за его ростом и развитием, ощущая неповторимый восторг, меж тем как беленькая запятая первого сердцебиения мигает на экране УЗИ. (Есть у этого явления и тёмная сторона – когда будущие родители тревожатся о незначительных мелочах).
Популярен сегодня и другой образ родительства, который не связан ни с диагностикой пороков развития, ни с мониторингом растущего плода, но ощутимо влияет на то, как мы представляем себе рождение детей. За последнее время вышла целая когорта фильмов, нередко – откровенных комедий, которые можно назвать ответом культуры на одержимость аудитории зачатием и родами. Так, в 2007 году вышли «Джуно» и «Немножко беременна» - кинокартины о незапланированной беременности. «Ой, мамочки», появившийся на экранах в 2008 году, - наверное, первая комедия о суррогатном материнстве. Одинокая карьеристка, потерпев неудачу с клиникой репродуктивного здоровья, нанимает в качестве суррогатной матери незрелую и легкомысленную девушку, которую приходится постоянно контролировать. Странная пара вступает в двадцать первый век – две женщины, поглощённые идеей выносить и родить своего ребёнка. Книга высмеивает бездушных врачей, сладкоречивых маркетологов из клиники и хиппующих инструкторш с курсов по беременности и родам.
Невольно вспоминается реклама сигарет «Вирджиния Слимс»: Вы долгий путь прошли, дитя… Ещё совсем недавно беременная актриса Люсиль Болл выдержала целую битву с администрацией телеканала и не только сохранила работу, но и включить в сериал «Я люблю Люси» эпизод родов. Правда, слово «беременная» не избежало когтей цензуры. Люси была в счастливом ожидании.
И как же далеко мы зашли. Мы смеёмся над собой и своими треволнениями – наверное, хороший признак. Но если «Ой, мамочки» - фиксация современного состояния умов, то нам явно не удалось пока понять, какого финала заслуживает эта история. Картина заканчивается неожиданной беременностью обеих женщин. Никакое суррогатное материнство не понадобилось. Конец счастливый, но несколько старомодный. Очевидно, Голливуд решил, и логично, что публика пока не готова к суррогатной беременности на экране.
Когда «Нью-Йорк Мэгэзин» 30 ноября вышел с историей суррогатного материнства на обложке, многие читатели были в ярости. В редактуру посыпались письма с жалобами на журналистку, описавшую, в какой «настоящей эйфории» она, биологическая мама, была от того, что «сурмама» толстеет и становится менее подвижной, а ей самой можно сплавляться по бурной реке на плоту и пить коктейли. Особенно возмутило аудиторию собственно фото на обложке: модно одетая, стройная биомама и простушка суррогатная мама, одетая кое-как. Суррогатное родительство как сейчас, так и, наверное, всегда будет прерогативой богатых женщин, способных оплачивать аренду матки какой-нибудь бедной женщины. По всей видимости, у нас нет желания читать эту историю или смотреть иллюстрации к ней – если, конечно, её не подадут под соусом комедии и не пристегнут к ней удовлетворяющую всех концовку.
Как женщины и мужчины решают обзавестись ребёнком, как говорят о беременности – эти обсуждения не только выявляют определённую сторону нравов общества, но и отражают состояние науки. Болеутоляющие средства использовались годами, прежде чем общество признало, что их допустимо применять в родах. Искусственное оплодотворение было распространённой процедурой задолго до того, как о нём заговорили открыто, превратив его во всемирную индустрию. А сколько ещё чудес впереди – чудес, которых мы не можем и вообразить, или, лучше сказать, не сможем никогда принять. Как ни странно это звучит, основу для будущего деторождения создают учёные, но именно мы, общество, возводим на этом фундаменте здание, которое будет зависеть от наших представлений о семье, о женщинах, о сексуальности. Законность придёт следующей, ведь без регулирующей функции невозможно никакое дело. Этика подчинится требованиям текущего дня – уже сейчас на эту тему пишут многие эксперты. Но все эти правила, утверждённые ли правоохранительной системой, внедрённые ли экспертными комиссиями, будут изменяться и подстраиваться под состояние общества, блуждающего в лабиринте человеческого размножения.
Каждое поколение, начиная с первых женщин, испытавших то, что потом назовут последствиями Евина греха, ощущает себя несколько перегруженным множественностью выбора и количеством советов. Но, хотя смущение и является естественной реакцией, четыре прогноза на репродуктивное будущее человечества я считаю неоспоримыми:
- Резкое расширение возможности выбора приведёт к увеличению нагрузки на будущих родителей.
- Наши дети, и их дети, и дети их детей будут получать всё улучшающиеся и улучшающиеся внутриутробные изображения своих детей от зиготы до новорожденного.
- Когда всё уже сказано и сделано, вне зависимости от того, как отлажен процесс деторождения, мы будем пытаться улучшить ситуацию, которую сделать идеальной вряд ли возможно. Деторождение всегда будет подносить сюрпризы, дурные и хорошие.
Беременность и роды, при каких бы обстоятельствах вы ни пережили этот опыт, - одно из тех приключений, которое, стоит вам завершить его, как оказывается, что всё только начинается.
Рэнди Хаттер Эпстайн
Отрывок из 14-ой главы книги Get me out,
посвященной истории деторождения от античных времён до нашего времени. Или, как пишет автор, доктор медицинских наук Рэнди Хаттер Эпстайн, — "от Эдемского сада до спермобанка".
 |
«Если эмбрион будет хороший, вы планируете вынашивать сами?» — обращается врач к тридцативосьмилетней женщине, которая кажется несколько заторможенной из-за лекарств. Та в недоумении. Не потому ли она находится здесь, что много лет безуспешно пыталась забеременеть? Доктор же намекает на суррогатное материнство, помещение зародыша для вынашивания в организм другой женщины. Когда пациентка отвечает согласием: да, вынашивать буду я, врач приступает к процедуре: так называемой фальш-инсеминации, проверке, «насколько свободны пути».
Пять женщин — врач, ассистентка, медсестра, техническая специалистка и сама пациентка. Вот они вместе в палате, оснащённой самой современной техникой, но вызывающей странно старомодные чувства. Как будто перед нами исправленная и дополненная версия «родильной горницы» колониальных времён, а «сотрудницы родильного отделения», помощницы, играют роль gossips (что происходит от God’s sibs, Божии сёстры) — так назывались компаньонки, сопровождавшие женщину в родах. Как некогда наши прапрапрабабушки, мы болтаем о простых привычных вещах — о детях, о карьере, пытаясь облегчить тревогу той, кто ожидает ребёнка. В этом случае, впрочем, «ожидание» подразумевает не эвфемизм беременности, а именно ожидание этой беременности со дня на день. Так что мы находимся в стерильной палате клиники Йельского университета, на нас хирургические костюмы и маски, мы не сводим глаз с врача, которая с помощью УЗИ проводит тонкую трубку по родовым путям и вытягивает ею содержимое каждого фолликула в расчёте поймать половую клетку. Когда трубочка наполняется, её немедленно передают двум эмбриологам в лабораторию — через специальное окошко, напоминающее дверную форточку в магазине.
Получив образец, они рассматривают его под микроскопом и громко выкрикивают: вот одна хорошая, вот ещё одна. Таким образом, насчитали четырнадцать яйцеклеток: превосходный урожай. Тридцать минут работы — и вот эмбриологи уже разглядывают в микроскоп каждую яйцеклетку отдельно. Яйцеклетки похожи на облака, состоящие из сероватых клякс и крапинок. Всё на удивление бесстрастно, скромно, лишено всякой возвышенности. Эмбриологи очищают клетки от окружающих их пузырьков, действуя приборчиком, смахивающим на миниатюрную кухонную спринцовку. На способность к материнству нужно проверить каждую: сколько делений в ней произошло.
Половину гамет оплодотворили донорской спермой, другую половину заморозили Замораживание яйцеклеток — процесс непростой, оттаивают они с трудом. Эмбрионы лучше выдерживают криоконсервацию, но не у каждой женщины с собой пробирка со спермой, а некоторые вообще не хотят связываться с донорским материалом.
На заре открытий — менее десяти лет назад — заморозка яйцеклеток считалась процедурой редкой, экспериментальной, и применялась в основном для женщин с онкозаболеваниями. Так, например, в 2001 году Линдси Нор Бек сообщили, что рак языка, который, как она надеялась, был побеждён два года назад, вернулся и поразил лимфатические узлы. Медики утверждали, что она выживет, но химиотерапия лишит её возможности иметь детей. «Наверное, глупо прозвучит, но первый раз я узнала о криоконсервации из кинофильма... Был такой фильм „Вам письмо“, и героиня сказала, что не отказалась бы от заморозки яйцеклеток. Сперму же замораживают, это я знала». Бек нашла специалистов в Стэнфордском университете, и двадцать девять её яйцеклеток были заморожены.
Примечание: С холодовым сохранением ооцитов работали немногочисленные исследователи, хотя сама идея обещала многое: она позволяла бы врачам работать непосредственно с гаметами, а не с эмбрионами, и избежать этических осложнений. Одно из первых успешных размораживаний ооцита, приведшее к близнецовой беременности, было проведено в 1986 году австралийскими учёными. C. Chen, «Pregnancy after Human Oocyte Cryopreservation», Lancet 1, № 8486, (April 19,1986): 884-886.
Ловушка — и убийственная — в том, что никто не может сказать наверняка, как пойдёт процесс размораживания. Иногда криоконсервация разрушает женскую половую клетку, но разрушенную от целостной в замороженном состоянии не отличить. После того, как госпожа Бек сделала свой вклад, специалисты по бесплодию под запись сказали, что от души надеются: к тому времени, как клетки понадобятся, медицинские технологии достигнут надлежащего развития. Но когда магнитофоны выключили, прозвучало, что пациентка, увы, строит воздушные замки. Нелегко сказать в лицо женщине, которой вторично диагностировали рак языка, что ей не стоит рассчитывать на современные методики. [Согласно бюллетеню Американского Онкологического общества «Рак: факты и исследования», в 2007 году 2870 женщин получили диагноз «рак языка» и 650 от этого заболевания умерли. Сравните эту редкую опухоль, например, с раком груди, который диагностировали у 178480 женщин. Смертей от него последовало 40460 за тот же год].
Бек, впрочем, догадывалась, что врачи настроены пессимистично. «Когда я первый раз была на встрече в Американском обществе репродуктивной медицины и сообщила, что заморозила яйцеклетки, все в один голос мне ответили: какая ошибка! Если уж замораживать, то эмбрионы. Мне до бесконечности повторяли, что заморозка не сработает. Домой я возвращалась в слезах».
На сегодняшний день заморозка женских половых клеток прошла путь всех известных репродуктивных технологий — от безумной идеи до коммерческого предприятия. Все включились в бизнес: лаборатории существуют и в США, и в Италии, и в Южной Корее, и в Австралии, и в Японии, и в Израиле. Ещё пять лет назад скептики качали головами, а теперь те же самые люди сулят криоконсервации великое будущее. Технологии оттаивания эволюционировали, но всё ещё далеки от совершенства. Как и в случае со спермой, официальной статистики не ведут, и исчисления достаточно туманны. Эксперты утверждают, что из замороженных яйцеклеток уже родилось около тысячи детей. Хотя методика по сию пору считается экспериментальной и процент успеха удручающе низок, в прессе то и дело появляются истории триумфа. И эти истории так очаровывают женщин, что те готовы вкладывать тысячи долларов в не до конца проверенную методику.
Любопытно, что абсолютное большинство заказчиц — не онкологические больные, которые, собственно, и инспирировали исследования, а здоровые одинокие женщины, подобные пациентке из начала этой главы. По то или иной причине они приняли решение поместить свои половые клетки в лёд, чтобы они, приводя на память портрет Дориана Грея, сохранялись в неприкосновенности, пока остальной организм сражается с неизбежным старением. Ещё не встретили мистера Совершенство? Хотите сосредоточиться на карьере, вместо того чтобы вскакивать в полночь и баюкать плачущую кроху? Почему бы не законсервировать генетический материал, чтобы прибегнуть к нему, как только он понадобится? Маркетологи открытым текстом заявляют, что логичнее заморозить собственную гамету, чем впоследствии покупать свеженькую у более молодой женщины. Безусловно, регулярная интимная близость без контрацептивов тоже может подбросить сюрприз, но специалисты по фертильности не устают напоминать: биологические часы — штука непредсказуемая. Кто знает, возможно, настанет день, когда мы сможем замедлять их ход и пользоваться молодостью сколько угодно.
Но давайте проясним одну тонкость. Криоконсервация яйцеклеток — это не мастурбация в уютном мастурбаториуме с фотографиями обнажённых красавцев и порнороликами. Замораживаете ли вы половые клетки для имплантации другой женщине (получая за это кругленькую сумму) или для собственного употребления (платя кругленькую сумму), удовольствия вы не получаете никакого. Сначала вас обкалывают лошадиными дозами гормонов, чтобы стимулировать овуляцию и получить побольше яйцеклеток, а потом их ещё извлечь нужно! Это инвазивная процедура. В то время как банки спермы активно отсеивают кандидатов в доноры, женщин нелегко подвигнуть на донорство гамет.
Яйцеклетки — самые удивительные клетки человеческого тела. Они редки, хрупки и в то же время необычайно выносливы. Добыть их трудно, — объясняет доктор Тереза К. Вудраф, глава отделения сохранения фертильности медицинской школы Фейнберга, что в Северо-Западном университете Чикаго, — «Эти клетки экстраординарно противоречивы». Вудраф известная в области фундаментальных исследований, но кроме того, она профессор отделения биохимии, молекулярной и клеточной биологии, профессор акушерства и основательница Консорциума онкофертильности.
Примечание: Вудраф интенсивно публикуется в области базового изучения яйцеклетки и в процветающей области «онкофертильности», которая предполагает сохранение способности к зачатию у женщин, проходящих лечение от онкологических заболеваний. Некоторые из её статей перечислены в библиографии.
Яйцеклетки в женском организме начинают образовываться на девятой неделе от зачатия. Заметьте, не от рождения, а от зачатия. Это ошеломляющий факт. На пятом месяце женский эмбрион уже имеет семь миллионов ооцитов, то есть незрелых гамет. Большинство к моменту рождения девочки уже погибает, совершает своего рода самоубийство, в медицинской терминологии именуемое апоптоз. Почему — неизвестно. Мы остаёмся с миллионом яйцеклеток, которые и сопровождают нас в дальнейшей жизни. За период фертильности женщина имеет от четырёхсот до пятисот овуляций — мелочь по сравнению с тем богатством, которое наличествовало до рождения. Ненавижу сравнивать нас с мужчинами, но полный наш запас половых клеток меньше, чем среднее число мужских половых клеток за одну эякуляцию. Мне кажется, это превращает яйцеклетку в драгоценнейшее сокровище. Одна женская половая клетка стоит дороже на тысячи долларов, чем сперма.
Итак, гамета женщины имеет диаметр сто микрометров — это толщина волоса. Звучит несолидно, понимаю, но яйцеклетка — самая крупная клетка в организме. Насыщенная жидкостью и нежными составляющими, она в десять раз больше сперматозоида, который представляет собой всего лишь головку с ДНК да хвостик. У каждой яйцеклетки есть свой домик — фолликул, который образуется электрически заряженными клетками, готовыми выпустить гамету во внешний мир, то есть в яичник. В отличие от других клеток, ооциты остаются в своем подростковом состоянии до самой овуляции.
Спящие ооциты особенно подвержены внешним воздействиям. Во-первых, в отличие от прочих клеток, у них отсутствуют механизмы самоизлечения. Во-вторых, само их положение предполагает значительную уязвимость. «Когда наступает готовность [к зачатию], любой малейший толчок в неверном направлении, лёгкое повышение температуры, минимальный электрический удар — вызывает каскадное нарастание проблем», — сообщает эмбриолог Джейсон Барритт, заведующий научным отделом Ассоциации репродуктивной медицины в Нью-Йорке. (Немногие, должна я добавить, так заботятся об ооцитах, как это делает Барретт). Возможно, именно поэтому чем старше женщина, тем больше у неё трудностей с зачатием — слишком много яйцеклеток уже повреждено. В среднем процентное содержание здоровых яйцеклеток у женщины 21 года от роду составляет около 90%, а у сорокаоднолетней — 10%.
Как описывает Барретт, «они всегда в состоянии „о Боже, Боже, я на старте!“ В тот момент, когда канал открывается, клетки как будто бы „э-ге-гей! Стартуем!“» Обычно из яичника выходит только одна гамета; процесс этот называется овуляцией. В настоящее время лекарства, повышающие фертильность, позволяют десяткам яйцеклеток покидать яичник.
Немедленно после того, как яйцеклетка оставила яичник и вырвалась во внешний мир (фигурально выражаясь), совершается финальный танец, ведущий к материнству. Двойная спираль ДНК в половых клетках разделена: сперматозоид и яйцеклетка несут по одинарному набору хромосом, готовому встретить свою вторую половинку.
Примечание: Исследователи пытались принудить незрелые яйцеклетки к материнству, рассчитывая, что врачи смогут извлечь из фолликулов ооциты и использовать их для оплодотворения. Так, Вудраф и её сотрудники в Северо-Западном университете сообщили 6 октября 2007 года в «Журнал тканевой инженерии», что им удалось забрать ооциты у неполовозрелых мышей и вырастить их внутри фолликула в специальной среде, которая позволяет яйцеклеткам дозреть. Одну яйцеклетку даже удачно оплодотворили.
Пять женщин — врач, ассистентка, медсестра, техническая специалистка и сама пациентка. Вот они вместе в палате, оснащённой самой современной техникой, но вызывающей странно старомодные чувства. Как будто перед нами исправленная и дополненная версия «родильной горницы» колониальных времён, а «сотрудницы родильного отделения», помощницы, играют роль gossips (что происходит от God’s sibs, Божии сёстры) — так назывались компаньонки, сопровождавшие женщину в родах. Как некогда наши прапрапрабабушки, мы болтаем о простых привычных вещах — о детях, о карьере, пытаясь облегчить тревогу той, кто ожидает ребёнка. В этом случае, впрочем, «ожидание» подразумевает не эвфемизм беременности, а именно ожидание этой беременности со дня на день. Так что мы находимся в стерильной палате клиники Йельского университета, на нас хирургические костюмы и маски, мы не сводим глаз с врача, которая с помощью УЗИ проводит тонкую трубку по родовым путям и вытягивает ею содержимое каждого фолликула в расчёте поймать половую клетку. Когда трубочка наполняется, её немедленно передают двум эмбриологам в лабораторию — через специальное окошко, напоминающее дверную форточку в магазине.
Получив образец, они рассматривают его под микроскопом и громко выкрикивают: вот одна хорошая, вот ещё одна. Таким образом, насчитали четырнадцать яйцеклеток: превосходный урожай. Тридцать минут работы — и вот эмбриологи уже разглядывают в микроскоп каждую яйцеклетку отдельно. Яйцеклетки похожи на облака, состоящие из сероватых клякс и крапинок. Всё на удивление бесстрастно, скромно, лишено всякой возвышенности. Эмбриологи очищают клетки от окружающих их пузырьков, действуя приборчиком, смахивающим на миниатюрную кухонную спринцовку. На способность к материнству нужно проверить каждую: сколько делений в ней произошло.
Половину гамет оплодотворили донорской спермой, другую половину заморозили Замораживание яйцеклеток — процесс непростой, оттаивают они с трудом. Эмбрионы лучше выдерживают криоконсервацию, но не у каждой женщины с собой пробирка со спермой, а некоторые вообще не хотят связываться с донорским материалом.
На заре открытий — менее десяти лет назад — заморозка яйцеклеток считалась процедурой редкой, экспериментальной, и применялась в основном для женщин с онкозаболеваниями. Так, например, в 2001 году Линдси Нор Бек сообщили, что рак языка, который, как она надеялась, был побеждён два года назад, вернулся и поразил лимфатические узлы. Медики утверждали, что она выживет, но химиотерапия лишит её возможности иметь детей. «Наверное, глупо прозвучит, но первый раз я узнала о криоконсервации из кинофильма... Был такой фильм „Вам письмо“, и героиня сказала, что не отказалась бы от заморозки яйцеклеток. Сперму же замораживают, это я знала». Бек нашла специалистов в Стэнфордском университете, и двадцать девять её яйцеклеток были заморожены.
Примечание: С холодовым сохранением ооцитов работали немногочисленные исследователи, хотя сама идея обещала многое: она позволяла бы врачам работать непосредственно с гаметами, а не с эмбрионами, и избежать этических осложнений. Одно из первых успешных размораживаний ооцита, приведшее к близнецовой беременности, было проведено в 1986 году австралийскими учёными. C. Chen, «Pregnancy after Human Oocyte Cryopreservation», Lancet 1, № 8486, (April 19,1986): 884-886.
Ловушка — и убийственная — в том, что никто не может сказать наверняка, как пойдёт процесс размораживания. Иногда криоконсервация разрушает женскую половую клетку, но разрушенную от целостной в замороженном состоянии не отличить. После того, как госпожа Бек сделала свой вклад, специалисты по бесплодию под запись сказали, что от души надеются: к тому времени, как клетки понадобятся, медицинские технологии достигнут надлежащего развития. Но когда магнитофоны выключили, прозвучало, что пациентка, увы, строит воздушные замки. Нелегко сказать в лицо женщине, которой вторично диагностировали рак языка, что ей не стоит рассчитывать на современные методики. [Согласно бюллетеню Американского Онкологического общества «Рак: факты и исследования», в 2007 году 2870 женщин получили диагноз «рак языка» и 650 от этого заболевания умерли. Сравните эту редкую опухоль, например, с раком груди, который диагностировали у 178480 женщин. Смертей от него последовало 40460 за тот же год].
Бек, впрочем, догадывалась, что врачи настроены пессимистично. «Когда я первый раз была на встрече в Американском обществе репродуктивной медицины и сообщила, что заморозила яйцеклетки, все в один голос мне ответили: какая ошибка! Если уж замораживать, то эмбрионы. Мне до бесконечности повторяли, что заморозка не сработает. Домой я возвращалась в слезах».
На сегодняшний день заморозка женских половых клеток прошла путь всех известных репродуктивных технологий — от безумной идеи до коммерческого предприятия. Все включились в бизнес: лаборатории существуют и в США, и в Италии, и в Южной Корее, и в Австралии, и в Японии, и в Израиле. Ещё пять лет назад скептики качали головами, а теперь те же самые люди сулят криоконсервации великое будущее. Технологии оттаивания эволюционировали, но всё ещё далеки от совершенства. Как и в случае со спермой, официальной статистики не ведут, и исчисления достаточно туманны. Эксперты утверждают, что из замороженных яйцеклеток уже родилось около тысячи детей. Хотя методика по сию пору считается экспериментальной и процент успеха удручающе низок, в прессе то и дело появляются истории триумфа. И эти истории так очаровывают женщин, что те готовы вкладывать тысячи долларов в не до конца проверенную методику.
Любопытно, что абсолютное большинство заказчиц — не онкологические больные, которые, собственно, и инспирировали исследования, а здоровые одинокие женщины, подобные пациентке из начала этой главы. По то или иной причине они приняли решение поместить свои половые клетки в лёд, чтобы они, приводя на память портрет Дориана Грея, сохранялись в неприкосновенности, пока остальной организм сражается с неизбежным старением. Ещё не встретили мистера Совершенство? Хотите сосредоточиться на карьере, вместо того чтобы вскакивать в полночь и баюкать плачущую кроху? Почему бы не законсервировать генетический материал, чтобы прибегнуть к нему, как только он понадобится? Маркетологи открытым текстом заявляют, что логичнее заморозить собственную гамету, чем впоследствии покупать свеженькую у более молодой женщины. Безусловно, регулярная интимная близость без контрацептивов тоже может подбросить сюрприз, но специалисты по фертильности не устают напоминать: биологические часы — штука непредсказуемая. Кто знает, возможно, настанет день, когда мы сможем замедлять их ход и пользоваться молодостью сколько угодно.
Но давайте проясним одну тонкость. Криоконсервация яйцеклеток — это не мастурбация в уютном мастурбаториуме с фотографиями обнажённых красавцев и порнороликами. Замораживаете ли вы половые клетки для имплантации другой женщине (получая за это кругленькую сумму) или для собственного употребления (платя кругленькую сумму), удовольствия вы не получаете никакого. Сначала вас обкалывают лошадиными дозами гормонов, чтобы стимулировать овуляцию и получить побольше яйцеклеток, а потом их ещё извлечь нужно! Это инвазивная процедура. В то время как банки спермы активно отсеивают кандидатов в доноры, женщин нелегко подвигнуть на донорство гамет.
Яйцеклетки — самые удивительные клетки человеческого тела. Они редки, хрупки и в то же время необычайно выносливы. Добыть их трудно, — объясняет доктор Тереза К. Вудраф, глава отделения сохранения фертильности медицинской школы Фейнберга, что в Северо-Западном университете Чикаго, — «Эти клетки экстраординарно противоречивы». Вудраф известная в области фундаментальных исследований, но кроме того, она профессор отделения биохимии, молекулярной и клеточной биологии, профессор акушерства и основательница Консорциума онкофертильности.
Примечание: Вудраф интенсивно публикуется в области базового изучения яйцеклетки и в процветающей области «онкофертильности», которая предполагает сохранение способности к зачатию у женщин, проходящих лечение от онкологических заболеваний. Некоторые из её статей перечислены в библиографии.
Яйцеклетки в женском организме начинают образовываться на девятой неделе от зачатия. Заметьте, не от рождения, а от зачатия. Это ошеломляющий факт. На пятом месяце женский эмбрион уже имеет семь миллионов ооцитов, то есть незрелых гамет. Большинство к моменту рождения девочки уже погибает, совершает своего рода самоубийство, в медицинской терминологии именуемое апоптоз. Почему — неизвестно. Мы остаёмся с миллионом яйцеклеток, которые и сопровождают нас в дальнейшей жизни. За период фертильности женщина имеет от четырёхсот до пятисот овуляций — мелочь по сравнению с тем богатством, которое наличествовало до рождения. Ненавижу сравнивать нас с мужчинами, но полный наш запас половых клеток меньше, чем среднее число мужских половых клеток за одну эякуляцию. Мне кажется, это превращает яйцеклетку в драгоценнейшее сокровище. Одна женская половая клетка стоит дороже на тысячи долларов, чем сперма.
Итак, гамета женщины имеет диаметр сто микрометров — это толщина волоса. Звучит несолидно, понимаю, но яйцеклетка — самая крупная клетка в организме. Насыщенная жидкостью и нежными составляющими, она в десять раз больше сперматозоида, который представляет собой всего лишь головку с ДНК да хвостик. У каждой яйцеклетки есть свой домик — фолликул, который образуется электрически заряженными клетками, готовыми выпустить гамету во внешний мир, то есть в яичник. В отличие от других клеток, ооциты остаются в своем подростковом состоянии до самой овуляции.
Спящие ооциты особенно подвержены внешним воздействиям. Во-первых, в отличие от прочих клеток, у них отсутствуют механизмы самоизлечения. Во-вторых, само их положение предполагает значительную уязвимость. «Когда наступает готовность [к зачатию], любой малейший толчок в неверном направлении, лёгкое повышение температуры, минимальный электрический удар — вызывает каскадное нарастание проблем», — сообщает эмбриолог Джейсон Барритт, заведующий научным отделом Ассоциации репродуктивной медицины в Нью-Йорке. (Немногие, должна я добавить, так заботятся об ооцитах, как это делает Барретт). Возможно, именно поэтому чем старше женщина, тем больше у неё трудностей с зачатием — слишком много яйцеклеток уже повреждено. В среднем процентное содержание здоровых яйцеклеток у женщины 21 года от роду составляет около 90%, а у сорокаоднолетней — 10%.
Как описывает Барретт, «они всегда в состоянии „о Боже, Боже, я на старте!“ В тот момент, когда канал открывается, клетки как будто бы „э-ге-гей! Стартуем!“» Обычно из яичника выходит только одна гамета; процесс этот называется овуляцией. В настоящее время лекарства, повышающие фертильность, позволяют десяткам яйцеклеток покидать яичник.
Немедленно после того, как яйцеклетка оставила яичник и вырвалась во внешний мир (фигурально выражаясь), совершается финальный танец, ведущий к материнству. Двойная спираль ДНК в половых клетках разделена: сперматозоид и яйцеклетка несут по одинарному набору хромосом, готовому встретить свою вторую половинку.
Примечание: Исследователи пытались принудить незрелые яйцеклетки к материнству, рассчитывая, что врачи смогут извлечь из фолликулов ооциты и использовать их для оплодотворения. Так, Вудраф и её сотрудники в Северо-Западном университете сообщили 6 октября 2007 года в «Журнал тканевой инженерии», что им удалось забрать ооциты у неполовозрелых мышей и вырастить их внутри фолликула в специальной среде, которая позволяет яйцеклеткам дозреть. Одну яйцеклетку даже удачно оплодотворили.
