 |
«Американская готика», Грант Вуд, 1930 г. |
Травма
прямиком из детства: фрагмент книги «Токсичные родители», в которой известный
психотерапевт, PhD Сьюзан Форвард рассказывает о самых разных вариантах
нездоровых отношений в семье (от манипулирования чувством вины до откровенного
насилия) и их влиянии на детскую психику, а также о том, почему диктуемые
культурой поспешные попытки простить токсичных родителей ведут только к
подавлению болезненных переживаний и усилению чувства беспомощности.
«Токсичные родители»: семейные системы, которые разрушают нас.
Почти все родители время от времени не оправдывают наших ожиданий, и в этом нет трагедии. Однако есть семьи, жизнь в которых для ребенка подобна выживанию на поле боя, и это история не о мелких разногласиях, а о настоящем насилии — физическом или эмоциональном. Семьи, в которых контроль или навязывание чувства вины выдается за любовь, семьи, где ребенок постоянно втягивается в скандалы и насилие между взрослыми, семьи, в которых дети становятся козлами отпущения за неудачи своих родителей, — семьи, из которых невозможно вырваться без психологической травмы. Психотерапевт Сьюзан Форвард в книге «Токсичные родители. Как вернуть себе нормальную жизнь» исследует модели таких семей, вскрывает механизмы, которые поддерживают эти модели и помогает читателям увидеть рычаги манипуляций, которые приводят эту машину в действие и влияют на всю последующую жизнь ребенка/будущего взрослого, искажая восприятие реальности.
Среди десятков примеров, которые приводит Сьюзан из своей восемнадцатилетней практики, есть истории о физическом, эмоциональном и сексуальном насилии, о жестоких наказаниях за незначительные промахи, о размывании границ и подавлении детского «Я», о натаскивании ребенка на перфекционизм и успех, которые могут перерождаться у взрослого в неконтролируемый гнев, алекситимию, «паралич поступков и чувств» и неспособность выстраивать гармоничные отношения с близкими.
Особенностью книги является то, что автор не только диагностирует и описывает проблему, но и дает ориентиры и советы, что делать с болью отравленного детства, если вы нашли себя в описании семей с токсичными родителями, и как начать путь избавления от ловушек прошлого. Конечно, эта книга — огромный урок и нам, взрослым: как не перенести свои травмы в новые отношения и не сделать своих детей жертвой наших неосознанных конфликтов и ран.
Родители сеют в нас семена, обуславливающие наши отношения с миром, и эти семена растут вместе с нами. В некоторых семьях это семена любви, уважения и независимости, но во многих других — зерна страха, ложного долга и вины. Если вы из этих «других» семей, тогда моя книга для вас. Когда вы выросли, невидимые семена проросли и стали сорняками, заполонившими вашу жизнь серьезнее, чем вам представляется. Возможно, побеги этих сорняков нанесли ущерб вашим отношениям, карьере или семье. Может быть, они подточили вашу уверенность в себе и самоуважение. Я хочу помочь вам распознать их и выполоть.
Главная дилемма, перед которой рано или поздно оказывается человек, выросший в токсичной семье, — прощать или не прощать?
Вселенная семьи — это единственная реальность для ребенка. Наше отношение к себе, взаимодействие с окружающими людьми, решения, принимаемые нами, формируются на основе той картины мира, которую создала для нас семейная система. Если у кого-то из читателей были токсичные родители, скорее всего, в жизни ему приходилось говорить себе: «Я не могу никому доверять, я неудачник, я никогда ничего не добьюсь». Это негативные и непродуктивные установки, их необходимо изменить. Многие из тех ранних детских решений и установок можно изменить, а вместе с ними — изменить сценарий, согласно которому мы действуем в нашей жизни. Но сначала мы должны понять, что именно из того, что мы чувствуем, как мы живем и во что верим, возникло под воздействием родительской семейной системы.
Помните, что у ваших родителей тоже были родители. Системы токсичных семей похожи на множественное столкновение на автотрассе: однажды причиненный вред распространяется из поколения в поколение. Семейная система — это не изобретение ваших родителей, это результат накопленных чувств, правил, способов общения и убеждений, которые передаются по наследственной цепочке из поколения в поколение.
Зрелые и любящие родители поддержат убеждения, гарантирующие, что чувства и потребности всех членов семьи будут учитываться и уважаться. Они создадут надежный фундамент для развития ребенка и его будущей независимости. Такие родители могут использовать следующие убеждения: «Дети имеют право на несогласие. Причинять боль ребенку — плохо. Дети не должны бояться совершать ошибки».
Токсичные родители опираются на эгоистичные убеждения: «Дети должны уважать родителей независимо от обстоятельств. Есть два способа действовать: мой и неправильный. Детей должно быть видно, но не слышно». Такого рода установки являются почвой, на которой расцветает поведение токсичных родителей.
Токсичные родители отрицают любую другую реальность, отличающуюся от их собственной и противоречащую ей. Вместо того чтобы измениться самим, они искажают картину мира, подгоняя ее под свои убеждения. К сожалению, ребенку сложно отличить истинную реальность от извращенной. И когда такие дети вырастают, они приносят в свою взрослую жизнь деформированную картину мира родителей.
Есть два типа убеждений: обсуждаемые и негласные. Первые проявляются или высказываются открыто. Они озвучиваются. Их можно услышать, они часто появляются в виде советов «ты можешь», «тебе надо бы», «было бы хорошо, если бы ты сделал это».
Эти убеждения, выраженные открыто, дают нам возможность бороться с чем-то осязаемым, когда мы становимся взрослыми. Даже если они стали частью нас, они были выражены в словах, что позволяет их анализировать и подвергать сомнению, а это помогает отказаться от них в пользу более полезных в нашей жизни.
Например, родители убеждены в недопустимости развода, и это может удерживать дочь в браке с нелюбимым человеком. Но это убеждение можно подвергнуть сомнению. Дочь должна спросить себя: «А что такого плохого в разводе?» И ответ на этот вопрос поможет отказаться от родительского убеждения.
Но не так просто отвергнуть убеждения, о существовании которых мы даже не догадываемся. Негласные убеждения диктуют, как относиться ко многим базовым аспектам в жизни. Часть таких убеждений находится на уровне бессознательного. Мы учимся им на примере того, как отец обращался с матерью или как оба родителя обращались с ребенком. Многие из этих негласных убеждений имеют большое значение в нашей жизни.
Редкая семья, собравшись за столом во время ужина, станет обсуждать такие темы, как «женщины — люди второго сорта», «дети должны жертвовать собой ради родителей», «природа ребенка греховна от природы», «дети должны всегда оставаться слабыми, чтобы родители могли чувствовать себя незаменимыми». Даже когда члены семьи понимают, что именно такими убеждениями они руководствуются в жизни, мало кто готов признать это открыто. Поэтому негласные убеждения господствуют во многих семьях токсичных родителей и действуют как яд, разрушающий жизни детей.
Филипп, мать которого пригрозила ему инфарктом, когда тот переехал жить в другой город, типичный пример человека, находившегося под влиянием таких негласных токсичных убеждений родителей:
Долгие годы я чувствовал себя плохим сыном, потому что переехал в Калифорнию и женился. Я действительно был уверен, что если ты не боготворишь родителей, ты негодяй, а не сын. Мои родители никогда такого не говорили, но я четко усвоил этот посыл. Хотя они безобразно вели себя с моей женой, я никогда не защищал ее. Я был убежден, что дети должны принимать от родителей все и должны у них в ногах валяться, вымаливая про- щение. Я был для них маленьким дурачком.
Поведение родителей Филиппа демонстрировало негласное убеждение в том, что право на привилегии есть только у них.
Без слов они внушали сыну, что имеют значение только чувства родителей и что сам Филипп существовал для того, чтобы сделать их счастливыми. Эти негласные убеждения душили Филиппа и почти разрушили его брак.
Если бы он не пришел на терапию, вполне возможно, что он передал бы эти убеждения своим детям. Но он со временем научился распознавать собственные негласные убеждения и смог противостоять им. Родители Филиппа, как и все токсичные родители, отреагировали предсказуемо — лишением любви. Это тактика, с помощью которой они контролировали жизнь сына. Однако на этот раз Филипп не попался в ловушку, так как уже понимал, каковы на самом деле его отношения с родителями.
Например, семейное убеждение о том, что нельзя вступать в брак с людьми другого вероисповедания, рождают такие правила и рекомендации, как: «не встречайся с людьми другого вероисповедания», «дружи с детьми, которые ходят в нашу церковь», «не общайся с теми, кто влюблен в человека другого вероисповедания».
Так же как и убеждения, правила бывают гласными и негласными. Гласные правила могут быть деспотичными, но они ясные и четкие: «Всегда встречай Рождество дома. Не перечь родителям». Так как формулировка весьма неоднозначна, взрослому человеку достаточно легко оспорить подобные правила.
А негласные семейные правила похожи на невидимых кукловодов, которые дергают нас за ниточки и заставляют слепо подчиняться. Речь идет о правилах, которые находятся глубоко в подсознании. Например, это могут быть такие правила: «ты не должен быть успешнее, чем твой отец», «ты не должна быть счастливее, чем твоя мать», «у тебя не должно быть собственной жизни», «никогда не переставай во мне нуждаться» или «не оставляй меня».
Жизнь Лизы, женщины-тренера по теннису, чья мать постоянно заботилась о ней, подчинялась негласному правилу, которое ее мать подкрепляла всякий раз, когда навязывала ей свое общество под предлогом помощи. Когда мать предлагала Лизе подвезти ее на машине до Сан-Франциско, убрать квартиру или принести готовый ужин, ее негласным убеждением было: «Пока моя дочь не сможет быть самостоятельной, она будет нуждаться во мне». Это убеждение превращалось в негласное правило для дочери: «Будь беспомощной». Конечно, мать Лизы никогда не произносила подобных слов вслух, и если напрямую сказать ей об этом, она обязательно станет возражать и говорить, что она не хотела бы, чтобы дочь оставалась беспомощной. Но ее поведение требовало обратного и ясно намекало дочери, как той следует себя вести, чтобы сделать мать счастливой: ей нужно оставаться зависимой <…>.
Негласные правила цепко держат нас, и чтобы изменить ситуацию, сначала необходимо понять их.
Мы слепо подчиняемся семейным правилам, потому что неподчинение означало бы предательство семьи. Преданность стране, политическим идеалам или религиозным догмам — это бледные тени по сравнению с преданностью семье. В каждом из нас живет эта преданность, которая привязывает нас к семейной системе, к родителям и к их убеждениям. Эта преданность движет нами, когда мы подчиняемся семейным правилам. И если это разумные правила, они могут стать полезной моральной и этической базой для развития ребенка.
Однако в семьях токсичных родителей правила базируются на искаженном понимании роли семьи и на странном, неестественном восприятии реальности. Слепое подчинение таким правилам приводит нас к деструктивному и разрушительному поведению.
София, которую в детстве избивал отец, была примером того, как сложно вырваться из порочного круга слепого подчинения:
Знаете, я уверена, что я на самом деле хочу стать лучше. Хочу перестать быть депрессивной, перестать разрушать отношения с другими людьми. Мне не нравится жить так, как я живу. Я не хочу все время злиться и бояться. Когда я пытаюсь сделать шаг в сторону позитивных действий, непременно все проваливаю. Как будто мне страшно отказаться от боли, ведь для меня это такое родное ощущение. Как будто именно так я и должна себя чувствовать…
София подчинялась правилам жестокого отца: «Признай, что ты плохая, потому что это так. Будь несчастной! Терпи боль». Каждый раз, когда она бросала вызов этим правилам, преданность семейной системе оказывалась гораздо сильнее, чем ее осознанные желания. Ей приходилось подчиняться, и когда она это делала, привычность и узнаваемость чувств утешали ее, хотя это и было больно. Подчинение казалось самым легким выходом.
Виктор тоже был предан своей семье, устроив отца-алкоголика к себе на работу и помогая матери деньгами, необходимыми ему самому. Он верил, что если не станет заботиться о родителях, они пропадут, семья распадется совсем. Главным семейным правилом для Виктора было: «Ты должен заботиться о других, чего бы тебе это ни стоило». Виктор перенес эту установку и на свою взрослую жизнь: он посвятил себя целиком спасению отца, матери, а затем и жены-алкоголички.
Слепое подчинение родителям возмущало Виктора, но ему казалось, что он не способен освободиться:
Им вообще было плевать на меня, когда я был маленький, а теперь я должен о них заботиться, это все ужасно больно и несправедливо. Не важно, чем я ради них пожертвую, все останется по-прежнему. Я буквально заболеваю от всего этого, но не знаю, что я могу еще сделать, я не умею иначе жить…
Даже при мертвых родителях их взрослые дети продолжают платить дань семейной системе. Роберт, состоятельный мужчина, который жил так, будто он нищий, после нескольких месяцев терапии осознал, что его умерший отец продолжал контролировать его поведение:
Это поразительно, что весь мой страх и чувство вины при попытке сделать что-то хорошее для самого себя были вызваны стремлением не предать отца. Мои дела идут прекрасно, моему благосостоянию ничто не угрожает, но я не в силах убедить себя в этом. Голос отца преследует меня даже из могилы, он твердит мне, что успех в бизнесе будет недолгим, что любая женщина, с которой я познакомлюсь, выставит меня дураком, что мои компаньоны обманут меня. И я ему верю! Кажется невероятным, но быть несчастным — это мой способ поддерживать память об отце.
Ставя себя в стесненные материальные обстоятельства и постоянно погружаясь в переживания, Роберт утешался, получая возможность оставаться преданным семье и убеждениям отца («жизнь — это страдание, а не развлечение»), а также подчиняться семейным правилам («не трать деньги», «не доверяй никому»).
Слепое подчинение формирует правила поведения с самого раннего детства и не позволяет нам изменить их. Часто так бывает, что между ожиданиями и требованиями наших родителей и нашими собственными желаниями и мечтами лежит пропасть. К несчастью, подсознательное стремление слепо подчиняться почти всегда затмевает наши собственные потребности. Только осветив наше бессознательное и вытащив на поверхность разрушительные родительские убеждения и правила, мы сможем отменить их. И лишь когда мы ясно увидим эти правила, мы сможем обрести свободу выбора.
Нездоровые семьи своим стремлением к закрытости, замкнутости душат индивидуальность. В таких семьях все должны подчиняться убеждениям и взглядам родителей. Личные границы всех членов семьи становятся размытыми, происходит своего рода слияние, семья превращается в единый сплав. В какой-то момент людям становится сложно понять, где заканчивается одно «Я» и начинается другое.
За одобрение и безопасность в семье с такими запутанными отношениями придется расплачиваться собственной личностью. Например, вы не сможете спросить себя, есть ли у вас силы, чтобы после работы навещать родителей, наверняка вопрос будет звучать так: «Если я не пойду, отец разозлится и побьет маму? Или она напьется, а потом они оба не будут разговаривать со мной целый месяц?» Такие вопросы возникают потому, что мы уже усвоили, до какой степени ответственность за то, что может произойти, лежит на нас. Каждое принимаемое нами решение странным образом влияет на жизнь остальных членов семьи. Мы вдруг замечаем, что наши чувства, наше поведение и наши решения уже не принадлежат нам. Мы перестаем быть самими собой, превращаясь в отросток семейной системы.
Денис хотел сделать что-то важное и полезное для себя лично, но это противоречило желаниям семьи, и все ополчились против него. Так он превратился в общего врага, который угрожал семейной системе. И сразу стал мишенью для атак, ярости, обвинения и упреков. Так как Денис был сильно привязан к семье, он быстро вернулся в родное стойло, подгоняемый чувством вины.
В таких семьях, как у Дениса, большая часть индивидуальности ребенка и его иллюзии о безопасности зависят от того, насколько он чувствует себя частью семьи. У ребенка вырабатывается желание быть частью других людей, и чтобы другие люди отвечали взаимностью. Невыносимой становится мысль об изгнании. Эта необходимость растворять себя в других людях потом проявляется и во взрослой жизни <…>.
Любая семья имеет собственную систему равновесия, помогающую сохранять стабильность. Пока члены семьи ведут себя знакомым и предсказуемым образом, семейное равновесие не нарушается.
Слово «равновесие» ассоциируется с покоем и порядком, но в токсичных семьях поддерживать равновесие так же сложно, как ходить по канату. В таких семьях хаос — это образ жизни, потому что именно от него зависит благополучие семьи. Все поступки родителей, которые мы рассматривали в предыдущих главах, включая физическую агрессию и инцест, служат поддержанию этого нестабильного, хаотичного семейного равновесия. Удивительно, но эти родители борются с угрозой потерять семейное равновесие, увеличивая внутрисемейный хаос.
Филипп — прекрасный пример вышесказанного. Если его матери удавалось взволновать всю семью какой-то проблемой, то чувство вины заставляло сына возвращаться и улаживать дела. Филипп был готов на все, даже отказаться от собственной жизни и личного счастья, лишь бы восстановить семейное равновесие. Чем токсичнее атмосфера в семье, тем сильнее в ней чувство внешней угрозы и тем опаснее для ее существования любая потеря равновесия. Именно поэтому токсичные родители реагируют на малейшие отклонения от семейных правил как на серьезную опасность.
Виктор расстроил семейное равновесие, сказав правду. Вот как он об этом рассказывал:
Однажды, когда мне было около двадцати лет, я решил поговорить с отцом о его алкоголизме. Мне было очень страшно, но я знал, что так не может продолжаться. И я сказал ему, что мне не нравится, как он ведет себя, когда напивается, и что я не хочу, чтобы так было и дальше. То, что произошло потом, показалось мне очень странным. Мать кинулась его защищать, заставив меня чувствовать себя виноватым за то, что осмелился завести об этом разговор. Отец все отрицал. Я пытался найти поддержку у сестер, но они лишь просили не нарушать мир и покой семьи. Я чувствовал себя ужасно, будто совершил какое-то преступление. На самом деле я взорвал бомбу правды, сказав вслух, что мой отец — алкоголик. Но закончилось все тем, что я почувствовал себя сумасшедшим.
Я спросила, что случилось потом, были ли какие-то последствия. Виктор ответил:
Это удивительно. Я превратился в прокаженного. Никто не хотел разговаривать со мной. Они как будто недоумевали, кто я такой, чтобы осмеливаться обвинять отца? Все вели себя так, словно меня не было, точно я вообще не существовал. Я не мог вынести такой изоляции, так что следующие двадцать лет я не поднимал тему алкоголизма. До сего дня.
В семье Виктора у каждого была определенная роль, чтобы поддерживать равновесие семейной системы. Отец играл роль алкоголика, мать — его соучастницы, а дети, согласно ролевой инверсии, играли роль родителей. Такой сценарий был привычным и знакомым, создавал иллюзию стабильности. Когда Виктор попытался что-то изменить, он создал угрозу семейному равновесию, и наказанием для него стала ссылка в эмоциональную Сибирь.
В семейной системе, подобной этой, для кризиса много не нужно: отец остался без работы, умер родственник, приехали гости, дочь слишком увлеклась новым парнем, сын покинул семью, мама заболела. Большинство таких семей реагирует на проблемы так, как семья Виктора отреагировала на его попытку озвучить правду: отрицанием, замалчиванием и, что самое неприятное, — обвинениями. Виноватыми во всем всегда оказываются дети.
Вот самые распространенные методы решения проблем.
Осознание, понимание — это начало перемен. Это то, что открывает перед нами новые возможности и направления. Но одного осознания недостаточно. Настоящая свобода достигается только через действия, ощутимые изменения в нашем поведении.
На самом деле, чтобы почувствовать себя лучше и изменить жизнь, не нужно никого прощать, в этом нет никакой необходимости!
Конечно, я отдаю себе отчет в том, что это прямой вызов некоторым из наших основных религиозных, духовных, философских и психологических принципов. Согласно иудейской и христианской традиции «человеку свойственно ошибаться, а Господу — прощать». И я знаю, что многие эксперты и спе- циалисты, работающие в сфере оказания помощи людям, искренне верят, что прощение — это не только первый шаг, но часто — единственный путь к внутреннему покою и гармонии. Я совершенно с этим не согласна.
В самом начале моей профессиональной карьеры я тоже верила, что прощать тех, кто причинил нам вред, особенно если это касается наших родителей, — важнейшая часть процесса выздоровления. Я часто вдохновляла моих клиентов, многие из которых подверглись в детстве тяжелейшим травмам, на то, чтобы они простили своих жестоких и агрессивных родителей. Кроме того, некоторые клиенты заявляли в начале терапии, что они уже простили родителей, но потом я убедилась, что чаще всего они совсем не чувствовали себя лучше благодаря этому. Они продолжали чувствовать себя плохо, сохранялись все симптомы психологического расстройства. Прощение не вызвало никаких значительных и длительных перемен. Если говорить откровенно, то многие почувствовали себя еще более неадекватными. Клиенты спрашивали меня: «Может, я недостаточно прощаю? Мой духовный отец говорит, что я прощаю не от всего сердца, неискренне. Могу я хоть что-то сделать так, как нужно?»
Мне пришлось долго и упорно думать над концепцией прощения. И я стала спрашивать себя, возможно ли, чтобы прощение препятствовало, а не способствовало выздоровлению?
Так я пришла к выводу, что у прощения две грани: с одной стороны, это отказ от необходимости мстить, с другой — снятие ответственности с виновного за причинение вреда. Мне было легко принять идею о необходимости отказаться от мести. Месть — нормальная, но негативная мотивация. Она затягивает человека в мучительные фантазии о том, как лучше ответить ударом на удар, превращается в наваждение и делает мстителя озабоченным, несчастным и расшатывает эмоциональное равновесие. Какой бы сладкой ни казалась нам месть, она создает хаос в отношениях жертвы детского насилия и токсичных родителей, заставляя растрачивать драгоценное время и энергию. Отказаться от мести — это трудный шаг, но, безусловно, что он работает на выздоровление.
Другая грань концепции прощения мне не казалась такой очевидной. Я чувствовала, что есть какая-то ошибка в том, чтобы отпускать чужие грехи, не поднимая вопрос об ответственности, особенно если речь идет о жестоком обращении с детьми. Ради чего или кого кто-то должен «прощать» своего отца, который мучил и избивал его, превратив все детство в ад? Каким образом можно «закрыть глаза» на то, что в детстве ребенок каждый день возвращался в темный пустой дом и был вынужден ухаживать за матерью-алкоголичкой? И нужно ли и можно ли прощать отца, который насиловал дочь, когда ей было всего семь лет?
Чем больше я думала, тем лучше понимала, что такого рода отпущение грехов было не чем иным, как еще одной формой отрицания: «Если я прощу тебя, мы оба сможем притвориться, что произошедшее не было таким уж страшным». Так я осознала, что именно этот аспект прощения и не позволял людям улучшить самочувствие.
Кроме того, я заметила, что многие клиенты очень торопились простить родителей, чтобы таким образом избежать болезненных этапов терапии. Они думали, что прощение поможет сократить путь к улучшению самочувствия. Но, увы, некоторые мои клиенты простили своих палачей, прекратили лечение, а затем погрузились в еще более глубокую депрессию и беспокойство.
Многие из людей, приходивших ко мне на терапию, прочно держались за собственные фантазии: «Единственное, что мне необходимо сделать, — это простить, и я вылечусь, у меня будет отличное самочувствие, мы все опять полюбим друг друга, заключим в объятия и будем счастливы». Но слишком часто люди понимали, что пустые обещания, которые сулило прощение, приводили лишь к еще большему разочарованию. Некоторые чувствовали временное улучшение, но оно было непродолжительным, потому что ничто на самом деле не менялось ни в них самих, ни в их отношениях с родителями.
Помню одну особенно трогательную историю с Беллой, девушкой, на чьем опыте можно увидеть типичные проблемы преждевременного прощения.
Когда я познакомилась с ней, Белле исполнилось 27 и она была очень набожной христианкой. Когда ей было одиннадцать лет, ее изнасиловал отчим. Он продолжал насиловать девочку до тех пор, пока мать Беллы не выгнала его из дома (по другим причинам, а не из-за его отношений с падчерицей). В течение следующих четырех лет Белла терпела сексуальные домогательства многочисленных друзей матери. В шестнадцать она сбежала из дома и стала проституткой. Спустя еще семь лет один из клиентов чуть не убил ее. В больнице, куда ее привезли, она познакомилась с верующим санитаром, который убедил ее присоединиться к его церкви. Через пару лет Белла вышла за него замуж и родила сына. Молодая женщина очень старалась начать жить заново. Но, несмотря на свою новую семью и новую веру, Белла чувствовала себя несчастной. Два года она ходила на терапию, но депрессия становилась все сильнее, и тогда она попала ко мне на прием.
Я пригласила ее в одну из моих терапевтических групп с жертвами инцеста, и на первой же встрече Белла стала уверять нас в том, что живет в мире с собой, потому что простила обоих родителей. Я объяснила ей, что для того, чтобы избавиться от депрессии, ей нужно «забрать прощение обратно» на какое-то время, чтобы иметь возможность встретиться с собственным гневом. Но Белла ответила, что ее прощение искреннее и что ей не нужно гневаться для того, чтобы почувствовать себя лучше. Белла активно сопротивлялась моим рекомендациям, отчасти потому, что я просила ее сделать довольно болезненный шаг, и потому, что ее религиозные убеждения стали противоречить ее психологическим потребностям.
Белла очень ответственно относилась к занятиям в группе, но отказывалась признавать собственный гнев. Постепенно он стал проявляться сам через вспышки негодования по отношению к историям других людей. Например, как-то вечером она обняла одного из членов группы со словами: «Твой отец был монстром. Ненавижу его!»
А еще несколько недель спустя вышла на поверхность и ее собственная подавленная ярость. Белла кричала, оскорбляла своих родителей и обвинила их в том, что они украли у нее детство и разрушили ее взрослую жизнь. Я обняла ее, пока она плакала, и почувствовала, как она расслабилась. Когда Белла успокоилась, я спросила ее шутливо: «Разве это по-христиански, так вести себя?» Никогда не забуду, как она мне ответила:
Надеюсь, Господу важнее, чтобы я почувствовала себя лучше и выздоровела, а не чтобы я простила.
Тот вечер стал решающим для Беллы.
Люди, у которых были токсичные родители, могут простить, но не в начале, а в конце генеральной психологической уборки. Очень важно, чтобы жертвы токсичных родителей приходили в ярость от того, что с ними произошло, чтобы они могли выплакать свое горе. Важно, чтобы люди перестали «не придавать значения» тому вреду, который им причинили. Слишком часто «прости и забудь» означает «сделай вид, что ничего не произошло».
Кроме того, я считаю, что прощение уместно только в тех случаях, когда родители делают хоть какие-то шаги, чтобы заслужить его. Необходимо, чтобы токсичные родители, особенно те, кто был чрезвычайно жесток со своими детьми, признали, что они сделали то, что сделали, приняли на себя ответственность за совершенное и проявили готовность искупить вину. Если человек в одностороннем порядке простит родителей, которые продолжают обращаться с ним плохо, отрицать его чувства и проецировать на него собственную вину, он сильно усложнит психологическую работу, необходимую для терапии. Если один из родителей (или оба) умерли, у повзрослевшего ребенка есть шанс выздороветь, простив себя самого, освободившись от того родительского влияния, которое часто продолжается и после смерти мучителей.
Наверное, сейчас кто-то из читателей задается справедливым вопросом о том, не придется ли человеку прожить остаток жизни в печали и злости, если он так и не простит своих родителей. На самом деле все происходит наоборот. Многие годы я наблюдала, как эмоциональное и ментальное умиротворение приходит в результате внутреннего освобождения от контроля родителей, при этом прощения может и не быть. Но освобождение наступает только после того, как человек поработает со своими чувствами гнева и боли, и после того, как он поместит ответственность за случившееся туда, где она должна быть: на плечи родителей.
Фрагменты из книги «Токсичные родители. Как вернуть себе нормальную жизнь»
Среди десятков примеров, которые приводит Сьюзан из своей восемнадцатилетней практики, есть истории о физическом, эмоциональном и сексуальном насилии, о жестоких наказаниях за незначительные промахи, о размывании границ и подавлении детского «Я», о натаскивании ребенка на перфекционизм и успех, которые могут перерождаться у взрослого в неконтролируемый гнев, алекситимию, «паралич поступков и чувств» и неспособность выстраивать гармоничные отношения с близкими.
Особенностью книги является то, что автор не только диагностирует и описывает проблему, но и дает ориентиры и советы, что делать с болью отравленного детства, если вы нашли себя в описании семей с токсичными родителями, и как начать путь избавления от ловушек прошлого. Конечно, эта книга — огромный урок и нам, взрослым: как не перенести свои травмы в новые отношения и не сделать своих детей жертвой наших неосознанных конфликтов и ран.
Родители сеют в нас семена, обуславливающие наши отношения с миром, и эти семена растут вместе с нами. В некоторых семьях это семена любви, уважения и независимости, но во многих других — зерна страха, ложного долга и вины. Если вы из этих «других» семей, тогда моя книга для вас. Когда вы выросли, невидимые семена проросли и стали сорняками, заполонившими вашу жизнь серьезнее, чем вам представляется. Возможно, побеги этих сорняков нанесли ущерб вашим отношениям, карьере или семье. Может быть, они подточили вашу уверенность в себе и самоуважение. Я хочу помочь вам распознать их и выполоть.
Главная дилемма, перед которой рано или поздно оказывается человек, выросший в токсичной семье, — прощать или не прощать?
СЕМЕЙНЫЕ СИСТЕМЫ
Все мы выкованы в горниле, которое называется семьей. В последние годы общественность стала понимать, что семья — это нечто большее, чем просто компания родственных друг другу людей. Это целая система, группа, члены которой связаны между собой, и каждый человек сильно влияет на других, иногда это влияние скрыто от внешнего наблюдателя. Это сложная структура из любви, ревности, гордости, тревоги, радости, вины — постоянная смена приливов и отливов человеческих эмоций. И эти эмоции всплывают на поверхность, как пузыри сквозь темную морскую толщу семейных отношений. И так же, как в случае с морем, стороннему наблюдателю трудно разглядеть, что находится на дне, каков внутренний механизм семейной системы. Чем глубже вы нырнете, тем больше открытий сделаете.Вселенная семьи — это единственная реальность для ребенка. Наше отношение к себе, взаимодействие с окружающими людьми, решения, принимаемые нами, формируются на основе той картины мира, которую создала для нас семейная система. Если у кого-то из читателей были токсичные родители, скорее всего, в жизни ему приходилось говорить себе: «Я не могу никому доверять, я неудачник, я никогда ничего не добьюсь». Это негативные и непродуктивные установки, их необходимо изменить. Многие из тех ранних детских решений и установок можно изменить, а вместе с ними — изменить сценарий, согласно которому мы действуем в нашей жизни. Но сначала мы должны понять, что именно из того, что мы чувствуем, как мы живем и во что верим, возникло под воздействием родительской семейной системы.
Помните, что у ваших родителей тоже были родители. Системы токсичных семей похожи на множественное столкновение на автотрассе: однажды причиненный вред распространяется из поколения в поколение. Семейная система — это не изобретение ваших родителей, это результат накопленных чувств, правил, способов общения и убеждений, которые передаются по наследственной цепочке из поколения в поколение.
УБЕЖДЕНИЯ: ПРАВДА ВСЕГДА ОДНА
Если мы хотим разобраться в хаосе и противоречивости семейной системы токсичной семьи, нужно в первую очередь обратить внимание на убеждения, характерные для нее, особенно те, которые определяют стиль взаимодействия родителей с детьми, и на поведение, которое ожидается от детей. Например, в одной семье может царить убеждение, что чувства ребенка первостепенны, в то время как в другой к детям относятся как к существам второго сорта. Эти убеждения определяют наши отношения, суждения и восприятия. И имеют огромную силу. Они помогают отличить «хорошо» от «плохо», «справедливо» от «несправедливо». Они влияют на наши отношения, моральные ценности, воспитание и сексуальность, обусловливают выбор профессии, представления об этике и состояние наших финансов. Они также формируют поведение семьи.Зрелые и любящие родители поддержат убеждения, гарантирующие, что чувства и потребности всех членов семьи будут учитываться и уважаться. Они создадут надежный фундамент для развития ребенка и его будущей независимости. Такие родители могут использовать следующие убеждения: «Дети имеют право на несогласие. Причинять боль ребенку — плохо. Дети не должны бояться совершать ошибки».
Токсичные родители опираются на эгоистичные убеждения: «Дети должны уважать родителей независимо от обстоятельств. Есть два способа действовать: мой и неправильный. Детей должно быть видно, но не слышно». Такого рода установки являются почвой, на которой расцветает поведение токсичных родителей.
Токсичные родители отрицают любую другую реальность, отличающуюся от их собственной и противоречащую ей. Вместо того чтобы измениться самим, они искажают картину мира, подгоняя ее под свои убеждения. К сожалению, ребенку сложно отличить истинную реальность от извращенной. И когда такие дети вырастают, они приносят в свою взрослую жизнь деформированную картину мира родителей.
Есть два типа убеждений: обсуждаемые и негласные. Первые проявляются или высказываются открыто. Они озвучиваются. Их можно услышать, они часто появляются в виде советов «ты можешь», «тебе надо бы», «было бы хорошо, если бы ты сделал это».
Эти убеждения, выраженные открыто, дают нам возможность бороться с чем-то осязаемым, когда мы становимся взрослыми. Даже если они стали частью нас, они были выражены в словах, что позволяет их анализировать и подвергать сомнению, а это помогает отказаться от них в пользу более полезных в нашей жизни.
Например, родители убеждены в недопустимости развода, и это может удерживать дочь в браке с нелюбимым человеком. Но это убеждение можно подвергнуть сомнению. Дочь должна спросить себя: «А что такого плохого в разводе?» И ответ на этот вопрос поможет отказаться от родительского убеждения.
Но не так просто отвергнуть убеждения, о существовании которых мы даже не догадываемся. Негласные убеждения диктуют, как относиться ко многим базовым аспектам в жизни. Часть таких убеждений находится на уровне бессознательного. Мы учимся им на примере того, как отец обращался с матерью или как оба родителя обращались с ребенком. Многие из этих негласных убеждений имеют большое значение в нашей жизни.
Редкая семья, собравшись за столом во время ужина, станет обсуждать такие темы, как «женщины — люди второго сорта», «дети должны жертвовать собой ради родителей», «природа ребенка греховна от природы», «дети должны всегда оставаться слабыми, чтобы родители могли чувствовать себя незаменимыми». Даже когда члены семьи понимают, что именно такими убеждениями они руководствуются в жизни, мало кто готов признать это открыто. Поэтому негласные убеждения господствуют во многих семьях токсичных родителей и действуют как яд, разрушающий жизни детей.
Филипп, мать которого пригрозила ему инфарктом, когда тот переехал жить в другой город, типичный пример человека, находившегося под влиянием таких негласных токсичных убеждений родителей:
Долгие годы я чувствовал себя плохим сыном, потому что переехал в Калифорнию и женился. Я действительно был уверен, что если ты не боготворишь родителей, ты негодяй, а не сын. Мои родители никогда такого не говорили, но я четко усвоил этот посыл. Хотя они безобразно вели себя с моей женой, я никогда не защищал ее. Я был убежден, что дети должны принимать от родителей все и должны у них в ногах валяться, вымаливая про- щение. Я был для них маленьким дурачком.
Поведение родителей Филиппа демонстрировало негласное убеждение в том, что право на привилегии есть только у них.
Без слов они внушали сыну, что имеют значение только чувства родителей и что сам Филипп существовал для того, чтобы сделать их счастливыми. Эти негласные убеждения душили Филиппа и почти разрушили его брак.
Если бы он не пришел на терапию, вполне возможно, что он передал бы эти убеждения своим детям. Но он со временем научился распознавать собственные негласные убеждения и смог противостоять им. Родители Филиппа, как и все токсичные родители, отреагировали предсказуемо — лишением любви. Это тактика, с помощью которой они контролировали жизнь сына. Однако на этот раз Филипп не попался в ловушку, так как уже понимал, каковы на самом деле его отношения с родителями.
ГЛАСНЫЕ И НЕГЛАСНЫЕ ПРАВИЛА
На основе собственных убеждений родители устанавливают правила. Как и сами убеждения, правила изменяются со временем. Правила — это проявление убеждений, и они носят принудительный характер: «сделай это», «не делай этого».Например, семейное убеждение о том, что нельзя вступать в брак с людьми другого вероисповедания, рождают такие правила и рекомендации, как: «не встречайся с людьми другого вероисповедания», «дружи с детьми, которые ходят в нашу церковь», «не общайся с теми, кто влюблен в человека другого вероисповедания».
Так же как и убеждения, правила бывают гласными и негласными. Гласные правила могут быть деспотичными, но они ясные и четкие: «Всегда встречай Рождество дома. Не перечь родителям». Так как формулировка весьма неоднозначна, взрослому человеку достаточно легко оспорить подобные правила.
А негласные семейные правила похожи на невидимых кукловодов, которые дергают нас за ниточки и заставляют слепо подчиняться. Речь идет о правилах, которые находятся глубоко в подсознании. Например, это могут быть такие правила: «ты не должен быть успешнее, чем твой отец», «ты не должна быть счастливее, чем твоя мать», «у тебя не должно быть собственной жизни», «никогда не переставай во мне нуждаться» или «не оставляй меня».
Жизнь Лизы, женщины-тренера по теннису, чья мать постоянно заботилась о ней, подчинялась негласному правилу, которое ее мать подкрепляла всякий раз, когда навязывала ей свое общество под предлогом помощи. Когда мать предлагала Лизе подвезти ее на машине до Сан-Франциско, убрать квартиру или принести готовый ужин, ее негласным убеждением было: «Пока моя дочь не сможет быть самостоятельной, она будет нуждаться во мне». Это убеждение превращалось в негласное правило для дочери: «Будь беспомощной». Конечно, мать Лизы никогда не произносила подобных слов вслух, и если напрямую сказать ей об этом, она обязательно станет возражать и говорить, что она не хотела бы, чтобы дочь оставалась беспомощной. Но ее поведение требовало обратного и ясно намекало дочери, как той следует себя вести, чтобы сделать мать счастливой: ей нужно оставаться зависимой <…>.
Негласные правила цепко держат нас, и чтобы изменить ситуацию, сначала необходимо понять их.
ПОСЛУШАНИЕ ВОПРЕКИ ВСЕМУ
Если убеждения — это скелет, а правила — мышечная масса, то слепое подчинение — это мышцы, которые приводят в движение «тело».Мы слепо подчиняемся семейным правилам, потому что неподчинение означало бы предательство семьи. Преданность стране, политическим идеалам или религиозным догмам — это бледные тени по сравнению с преданностью семье. В каждом из нас живет эта преданность, которая привязывает нас к семейной системе, к родителям и к их убеждениям. Эта преданность движет нами, когда мы подчиняемся семейным правилам. И если это разумные правила, они могут стать полезной моральной и этической базой для развития ребенка.
Однако в семьях токсичных родителей правила базируются на искаженном понимании роли семьи и на странном, неестественном восприятии реальности. Слепое подчинение таким правилам приводит нас к деструктивному и разрушительному поведению.
София, которую в детстве избивал отец, была примером того, как сложно вырваться из порочного круга слепого подчинения:
Знаете, я уверена, что я на самом деле хочу стать лучше. Хочу перестать быть депрессивной, перестать разрушать отношения с другими людьми. Мне не нравится жить так, как я живу. Я не хочу все время злиться и бояться. Когда я пытаюсь сделать шаг в сторону позитивных действий, непременно все проваливаю. Как будто мне страшно отказаться от боли, ведь для меня это такое родное ощущение. Как будто именно так я и должна себя чувствовать…
София подчинялась правилам жестокого отца: «Признай, что ты плохая, потому что это так. Будь несчастной! Терпи боль». Каждый раз, когда она бросала вызов этим правилам, преданность семейной системе оказывалась гораздо сильнее, чем ее осознанные желания. Ей приходилось подчиняться, и когда она это делала, привычность и узнаваемость чувств утешали ее, хотя это и было больно. Подчинение казалось самым легким выходом.
Виктор тоже был предан своей семье, устроив отца-алкоголика к себе на работу и помогая матери деньгами, необходимыми ему самому. Он верил, что если не станет заботиться о родителях, они пропадут, семья распадется совсем. Главным семейным правилом для Виктора было: «Ты должен заботиться о других, чего бы тебе это ни стоило». Виктор перенес эту установку и на свою взрослую жизнь: он посвятил себя целиком спасению отца, матери, а затем и жены-алкоголички.
Слепое подчинение родителям возмущало Виктора, но ему казалось, что он не способен освободиться:
Им вообще было плевать на меня, когда я был маленький, а теперь я должен о них заботиться, это все ужасно больно и несправедливо. Не важно, чем я ради них пожертвую, все останется по-прежнему. Я буквально заболеваю от всего этого, но не знаю, что я могу еще сделать, я не умею иначе жить…
ЛОВУШКА ПОСЛУШАНИЯ
Тот тип послушания, о котором я сейчас говорю, не имеет ничего общего со свободным выбором и почти никогда не бывает результатом осознанного решения <…>.Даже при мертвых родителях их взрослые дети продолжают платить дань семейной системе. Роберт, состоятельный мужчина, который жил так, будто он нищий, после нескольких месяцев терапии осознал, что его умерший отец продолжал контролировать его поведение:
Это поразительно, что весь мой страх и чувство вины при попытке сделать что-то хорошее для самого себя были вызваны стремлением не предать отца. Мои дела идут прекрасно, моему благосостоянию ничто не угрожает, но я не в силах убедить себя в этом. Голос отца преследует меня даже из могилы, он твердит мне, что успех в бизнесе будет недолгим, что любая женщина, с которой я познакомлюсь, выставит меня дураком, что мои компаньоны обманут меня. И я ему верю! Кажется невероятным, но быть несчастным — это мой способ поддерживать память об отце.
Ставя себя в стесненные материальные обстоятельства и постоянно погружаясь в переживания, Роберт утешался, получая возможность оставаться преданным семье и убеждениям отца («жизнь — это страдание, а не развлечение»), а также подчиняться семейным правилам («не трать деньги», «не доверяй никому»).
Слепое подчинение формирует правила поведения с самого раннего детства и не позволяет нам изменить их. Часто так бывает, что между ожиданиями и требованиями наших родителей и нашими собственными желаниями и мечтами лежит пропасть. К несчастью, подсознательное стремление слепо подчиняться почти всегда затмевает наши собственные потребности. Только осветив наше бессознательное и вытащив на поверхность разрушительные родительские убеждения и правила, мы сможем отменить их. И лишь когда мы ясно увидим эти правила, мы сможем обрести свободу выбора.
Я НЕ ЗНАЮ, ГДЕ ЗАКАНЧИВАЕШЬСЯ ТЫ И ГДЕ НАЧИНАЮСЬ Я
Самое драматичное различие, которое можно наблюдать между здоровой и нездоровой семейными системами, — это степень свободы, имеющейся у членов семьи для индивидуального самовыражения. Здоровые семьи стимулируют развитие индивидуальности, личной ответственности и независимости, что способствует развитию у детей чувства собственного до- стоинства и адекватности.Нездоровые семьи своим стремлением к закрытости, замкнутости душат индивидуальность. В таких семьях все должны подчиняться убеждениям и взглядам родителей. Личные границы всех членов семьи становятся размытыми, происходит своего рода слияние, семья превращается в единый сплав. В какой-то момент людям становится сложно понять, где заканчивается одно «Я» и начинается другое.
За одобрение и безопасность в семье с такими запутанными отношениями придется расплачиваться собственной личностью. Например, вы не сможете спросить себя, есть ли у вас силы, чтобы после работы навещать родителей, наверняка вопрос будет звучать так: «Если я не пойду, отец разозлится и побьет маму? Или она напьется, а потом они оба не будут разговаривать со мной целый месяц?» Такие вопросы возникают потому, что мы уже усвоили, до какой степени ответственность за то, что может произойти, лежит на нас. Каждое принимаемое нами решение странным образом влияет на жизнь остальных членов семьи. Мы вдруг замечаем, что наши чувства, наше поведение и наши решения уже не принадлежат нам. Мы перестаем быть самими собой, превращаясь в отросток семейной системы.
БЫТЬ ДРУГИМ — ЭТО ЗНАЧИТ БЫТЬ ПЛОХИМ
Когда Денис решил провести Рождество на лыжном курорте, а не на праздничном ужине у родителей, он пытался исполнить собственные желания, освободиться от семейной системы. И стал виновным в настоящем семейном землетрясении. Мать, братья и сестра обращались с ним, как с монстром, который украл у них Рождество, и спустили на него всех собак. Вместо того чтобы проводить время со своей девушкой, катаясь на лыжах, Денис «висел» на телефоне и не вылезал из гостиничного номера, названивая родителям и отчаянно пытаясь извиниться за то, что испортил семье Рождество.Денис хотел сделать что-то важное и полезное для себя лично, но это противоречило желаниям семьи, и все ополчились против него. Так он превратился в общего врага, который угрожал семейной системе. И сразу стал мишенью для атак, ярости, обвинения и упреков. Так как Денис был сильно привязан к семье, он быстро вернулся в родное стойло, подгоняемый чувством вины.
В таких семьях, как у Дениса, большая часть индивидуальности ребенка и его иллюзии о безопасности зависят от того, насколько он чувствует себя частью семьи. У ребенка вырабатывается желание быть частью других людей, и чтобы другие люди отвечали взаимностью. Невыносимой становится мысль об изгнании. Эта необходимость растворять себя в других людях потом проявляется и во взрослой жизни <…>.
СЕМЕЙНОЕ РАВНОВЕСИЕ
Как мы уже видели в случае Филиппа, в симбиотических семьях иллюзия любви и стабильности может поддерживаться долгое время, если никто не предпринимает попыток разрушить единство и если все придерживаются семейных правил. Когда же Филипп решил переехать, жениться, начать самостоятельную жизнь, сам того не осознавая, он нарушил семейное равновесие.Любая семья имеет собственную систему равновесия, помогающую сохранять стабильность. Пока члены семьи ведут себя знакомым и предсказуемым образом, семейное равновесие не нарушается.
Слово «равновесие» ассоциируется с покоем и порядком, но в токсичных семьях поддерживать равновесие так же сложно, как ходить по канату. В таких семьях хаос — это образ жизни, потому что именно от него зависит благополучие семьи. Все поступки родителей, которые мы рассматривали в предыдущих главах, включая физическую агрессию и инцест, служат поддержанию этого нестабильного, хаотичного семейного равновесия. Удивительно, но эти родители борются с угрозой потерять семейное равновесие, увеличивая внутрисемейный хаос.
Филипп — прекрасный пример вышесказанного. Если его матери удавалось взволновать всю семью какой-то проблемой, то чувство вины заставляло сына возвращаться и улаживать дела. Филипп был готов на все, даже отказаться от собственной жизни и личного счастья, лишь бы восстановить семейное равновесие. Чем токсичнее атмосфера в семье, тем сильнее в ней чувство внешней угрозы и тем опаснее для ее существования любая потеря равновесия. Именно поэтому токсичные родители реагируют на малейшие отклонения от семейных правил как на серьезную опасность.
Виктор расстроил семейное равновесие, сказав правду. Вот как он об этом рассказывал:
Однажды, когда мне было около двадцати лет, я решил поговорить с отцом о его алкоголизме. Мне было очень страшно, но я знал, что так не может продолжаться. И я сказал ему, что мне не нравится, как он ведет себя, когда напивается, и что я не хочу, чтобы так было и дальше. То, что произошло потом, показалось мне очень странным. Мать кинулась его защищать, заставив меня чувствовать себя виноватым за то, что осмелился завести об этом разговор. Отец все отрицал. Я пытался найти поддержку у сестер, но они лишь просили не нарушать мир и покой семьи. Я чувствовал себя ужасно, будто совершил какое-то преступление. На самом деле я взорвал бомбу правды, сказав вслух, что мой отец — алкоголик. Но закончилось все тем, что я почувствовал себя сумасшедшим.
Я спросила, что случилось потом, были ли какие-то последствия. Виктор ответил:
Это удивительно. Я превратился в прокаженного. Никто не хотел разговаривать со мной. Они как будто недоумевали, кто я такой, чтобы осмеливаться обвинять отца? Все вели себя так, словно меня не было, точно я вообще не существовал. Я не мог вынести такой изоляции, так что следующие двадцать лет я не поднимал тему алкоголизма. До сего дня.
В семье Виктора у каждого была определенная роль, чтобы поддерживать равновесие семейной системы. Отец играл роль алкоголика, мать — его соучастницы, а дети, согласно ролевой инверсии, играли роль родителей. Такой сценарий был привычным и знакомым, создавал иллюзию стабильности. Когда Виктор попытался что-то изменить, он создал угрозу семейному равновесию, и наказанием для него стала ссылка в эмоциональную Сибирь.
В семейной системе, подобной этой, для кризиса много не нужно: отец остался без работы, умер родственник, приехали гости, дочь слишком увлеклась новым парнем, сын покинул семью, мама заболела. Большинство таких семей реагирует на проблемы так, как семья Виктора отреагировала на его попытку озвучить правду: отрицанием, замалчиванием и, что самое неприятное, — обвинениями. Виноватыми во всем всегда оказываются дети.
МЕХАНИЗМЫ ВЛИЯНИЯ И СПОСОБЫ РЕШЕНИЯ ПРОБЛЕМ
В относительно здоровой семье родители решают проблемы с помощью переговоров, открытой коммуникации, такой подход позволяет изучать разные варианты разрешения конфликта, и если нужно, такие родители не боятся просить посторонней помощи. Токсичные родители реагируют на угрозу семейному статус-кво не поиском решений, а обострением собственных страхов и фрустрацией, не задумываясь над тем, как такое поведение отразится на детях. Такая реакция привычна и успокаивает их.Вот самые распространенные методы решения проблем.
- Отрицание. Как вы уже поняли из сказанного в этой книге, отрицание — это самый распространенный способ восстановить нарушенное семейное равновесие. Отрицание бывает двух типов: «ничего плохого не происходит» и «кое-что неприятное случилось, но больше такое не повторится». Отрицание обманчиво уменьшает вред деструктивного поведения, превращает все в «шутку», рационализирует ситуацию или подает в блестящей обертке. «Блестящая обертка» — один из способов завуалировать проблему, спрятать за каким-нибудь эвфемизмом1. Так алкоголик превращается в «пьющего только с друзьями», а отец, избивающий детей, становится всего лишь «строгим родителем». 1 От греч. euphēmia — «воздержание от неподобающих слов». Слово или выражение, употребляемое взамен другого, которое по каким- либо причинам неудобно или нежелательно произносить.
- Проекция. Действие этого механизма также проявляется по-разному: родители могут обвинять детей в тех недостатках, от которых страдают сами, или обвинять детей в собственной неадекватности. Например, отец, который не может удержаться на работе, будет говорить, что его сын — лентяй и неудачник; мать-алкоголичка обвинит дочь в том, что та расстраивает ее, из-за этого она пристрастилась к выпивке. Часто токсичные родители используют оба типа отрицания сразу, чтобы не принимать на себя ответственность за свое поведение и пороки. Им необходим козел отпущения, которым обычно становится самый ранимый и чуткий ребенок в семье.
- Саботаж. В семье, где один из родителей недееспособен — имеет серьезные психические проблемы, страдает от алкоголизма, какого-то другого заболевания, — все остальные члены семьи должны принимать на себя обязанности по уходу. Так формируется удобное равновесие слабый/сильный, плохой/хороший, больной/здоровый. Если недееспособный родитель лечится, участвует в программе реабилитации и ситуация улучшается, это может стать угрозой семейному равновесию. В этом случае другие члены семьи (особенно это касается другого представителя родительской пары) подсознательно ищут способы саботировать прогресс выздоровления супруга таким образом, чтобы каждый опять принял на себя привычную роль. Точно так же токсичные родители поступают в случае улучшения состояния неадекватного поведения ребенка. Я встречала родителей, которые прерывали терапию ребенка, как только улучшения становились достаточно заметными.
- Треугольник. В нездоровых семейных системах один из родителей очень часто пытается привлечь на свою сторону детей в качестве союзников против другого родителя. Дети оказываются в нездоровом треугольнике отношений, в котором их раздирают на части требования родителей сделать выбор и встать на сторону одного из них. Когда мать говорит: «Я несчастна с твоим отцом» или отец жалуется: «Твоя мать больше не любит меня», ребенок превращается в эмоциональную помойку, куда родители сбрасывают часть своих проблем, избегая непосредственной конфронтации с их источником.
- Секреты. Атмосфера секретности позволяет токсичным родителям удерживать контроль над ситуацией, превращая семью в маленький закрытый клуб, куда воспрещен вход посторонним. Так возникает специфическая связь между членами семьи, которая особенно эффективна при угрозе семейному равновесию. Ребенок, который скрывает от учительницы побои, говоря, что упал с лестницы, защищает семейный клуб от вмешательства извне.
Осознание, понимание — это начало перемен. Это то, что открывает перед нами новые возможности и направления. Но одного осознания недостаточно. Настоящая свобода достигается только через действия, ощутимые изменения в нашем поведении.
НЕ НУЖНО НИКОГО ПРОЩАТЬ
Возможно, что сейчас вы спрашиваете себя, не будет ли первым шагом ко всем этим достижениям и переменам прощение родителей. Мой ответ: нет. Скорее всего, такой ответ шокирует, разозлит, разочарует и смутит многих моих читателей. Многих из нас научили противоположному: путь к излечению лежит через прощение.На самом деле, чтобы почувствовать себя лучше и изменить жизнь, не нужно никого прощать, в этом нет никакой необходимости!
Конечно, я отдаю себе отчет в том, что это прямой вызов некоторым из наших основных религиозных, духовных, философских и психологических принципов. Согласно иудейской и христианской традиции «человеку свойственно ошибаться, а Господу — прощать». И я знаю, что многие эксперты и спе- циалисты, работающие в сфере оказания помощи людям, искренне верят, что прощение — это не только первый шаг, но часто — единственный путь к внутреннему покою и гармонии. Я совершенно с этим не согласна.
В самом начале моей профессиональной карьеры я тоже верила, что прощать тех, кто причинил нам вред, особенно если это касается наших родителей, — важнейшая часть процесса выздоровления. Я часто вдохновляла моих клиентов, многие из которых подверглись в детстве тяжелейшим травмам, на то, чтобы они простили своих жестоких и агрессивных родителей. Кроме того, некоторые клиенты заявляли в начале терапии, что они уже простили родителей, но потом я убедилась, что чаще всего они совсем не чувствовали себя лучше благодаря этому. Они продолжали чувствовать себя плохо, сохранялись все симптомы психологического расстройства. Прощение не вызвало никаких значительных и длительных перемен. Если говорить откровенно, то многие почувствовали себя еще более неадекватными. Клиенты спрашивали меня: «Может, я недостаточно прощаю? Мой духовный отец говорит, что я прощаю не от всего сердца, неискренне. Могу я хоть что-то сделать так, как нужно?»
Мне пришлось долго и упорно думать над концепцией прощения. И я стала спрашивать себя, возможно ли, чтобы прощение препятствовало, а не способствовало выздоровлению?
Так я пришла к выводу, что у прощения две грани: с одной стороны, это отказ от необходимости мстить, с другой — снятие ответственности с виновного за причинение вреда. Мне было легко принять идею о необходимости отказаться от мести. Месть — нормальная, но негативная мотивация. Она затягивает человека в мучительные фантазии о том, как лучше ответить ударом на удар, превращается в наваждение и делает мстителя озабоченным, несчастным и расшатывает эмоциональное равновесие. Какой бы сладкой ни казалась нам месть, она создает хаос в отношениях жертвы детского насилия и токсичных родителей, заставляя растрачивать драгоценное время и энергию. Отказаться от мести — это трудный шаг, но, безусловно, что он работает на выздоровление.
Другая грань концепции прощения мне не казалась такой очевидной. Я чувствовала, что есть какая-то ошибка в том, чтобы отпускать чужие грехи, не поднимая вопрос об ответственности, особенно если речь идет о жестоком обращении с детьми. Ради чего или кого кто-то должен «прощать» своего отца, который мучил и избивал его, превратив все детство в ад? Каким образом можно «закрыть глаза» на то, что в детстве ребенок каждый день возвращался в темный пустой дом и был вынужден ухаживать за матерью-алкоголичкой? И нужно ли и можно ли прощать отца, который насиловал дочь, когда ей было всего семь лет?
Чем больше я думала, тем лучше понимала, что такого рода отпущение грехов было не чем иным, как еще одной формой отрицания: «Если я прощу тебя, мы оба сможем притвориться, что произошедшее не было таким уж страшным». Так я осознала, что именно этот аспект прощения и не позволял людям улучшить самочувствие.
ЛОВУШКА ПРОЩЕНИЯ
Одно из самых опасных последствий прощения — это то, что прощение подрывает нашу способность освобождаться от подавленных эмоций. Как можно признать, что вы злитесь на мать или на отца, если вы их уже простили? Ответственность может распространяться только одним из двух способов: вовне, чтобы пасть на тех, кто причинил нам страдание, или внутрь, чтобы человек ее нес самостоятельно. Ответственность всегда чья-то. Так что вы можете простить ваших родителей, но вместо них возненавидеть себя еще больше.Кроме того, я заметила, что многие клиенты очень торопились простить родителей, чтобы таким образом избежать болезненных этапов терапии. Они думали, что прощение поможет сократить путь к улучшению самочувствия. Но, увы, некоторые мои клиенты простили своих палачей, прекратили лечение, а затем погрузились в еще более глубокую депрессию и беспокойство.
Многие из людей, приходивших ко мне на терапию, прочно держались за собственные фантазии: «Единственное, что мне необходимо сделать, — это простить, и я вылечусь, у меня будет отличное самочувствие, мы все опять полюбим друг друга, заключим в объятия и будем счастливы». Но слишком часто люди понимали, что пустые обещания, которые сулило прощение, приводили лишь к еще большему разочарованию. Некоторые чувствовали временное улучшение, но оно было непродолжительным, потому что ничто на самом деле не менялось ни в них самих, ни в их отношениях с родителями.
Помню одну особенно трогательную историю с Беллой, девушкой, на чьем опыте можно увидеть типичные проблемы преждевременного прощения.
Когда я познакомилась с ней, Белле исполнилось 27 и она была очень набожной христианкой. Когда ей было одиннадцать лет, ее изнасиловал отчим. Он продолжал насиловать девочку до тех пор, пока мать Беллы не выгнала его из дома (по другим причинам, а не из-за его отношений с падчерицей). В течение следующих четырех лет Белла терпела сексуальные домогательства многочисленных друзей матери. В шестнадцать она сбежала из дома и стала проституткой. Спустя еще семь лет один из клиентов чуть не убил ее. В больнице, куда ее привезли, она познакомилась с верующим санитаром, который убедил ее присоединиться к его церкви. Через пару лет Белла вышла за него замуж и родила сына. Молодая женщина очень старалась начать жить заново. Но, несмотря на свою новую семью и новую веру, Белла чувствовала себя несчастной. Два года она ходила на терапию, но депрессия становилась все сильнее, и тогда она попала ко мне на прием.
Я пригласила ее в одну из моих терапевтических групп с жертвами инцеста, и на первой же встрече Белла стала уверять нас в том, что живет в мире с собой, потому что простила обоих родителей. Я объяснила ей, что для того, чтобы избавиться от депрессии, ей нужно «забрать прощение обратно» на какое-то время, чтобы иметь возможность встретиться с собственным гневом. Но Белла ответила, что ее прощение искреннее и что ей не нужно гневаться для того, чтобы почувствовать себя лучше. Белла активно сопротивлялась моим рекомендациям, отчасти потому, что я просила ее сделать довольно болезненный шаг, и потому, что ее религиозные убеждения стали противоречить ее психологическим потребностям.
Белла очень ответственно относилась к занятиям в группе, но отказывалась признавать собственный гнев. Постепенно он стал проявляться сам через вспышки негодования по отношению к историям других людей. Например, как-то вечером она обняла одного из членов группы со словами: «Твой отец был монстром. Ненавижу его!»
А еще несколько недель спустя вышла на поверхность и ее собственная подавленная ярость. Белла кричала, оскорбляла своих родителей и обвинила их в том, что они украли у нее детство и разрушили ее взрослую жизнь. Я обняла ее, пока она плакала, и почувствовала, как она расслабилась. Когда Белла успокоилась, я спросила ее шутливо: «Разве это по-христиански, так вести себя?» Никогда не забуду, как она мне ответила:
Надеюсь, Господу важнее, чтобы я почувствовала себя лучше и выздоровела, а не чтобы я простила.
Тот вечер стал решающим для Беллы.
Люди, у которых были токсичные родители, могут простить, но не в начале, а в конце генеральной психологической уборки. Очень важно, чтобы жертвы токсичных родителей приходили в ярость от того, что с ними произошло, чтобы они могли выплакать свое горе. Важно, чтобы люди перестали «не придавать значения» тому вреду, который им причинили. Слишком часто «прости и забудь» означает «сделай вид, что ничего не произошло».
Кроме того, я считаю, что прощение уместно только в тех случаях, когда родители делают хоть какие-то шаги, чтобы заслужить его. Необходимо, чтобы токсичные родители, особенно те, кто был чрезвычайно жесток со своими детьми, признали, что они сделали то, что сделали, приняли на себя ответственность за совершенное и проявили готовность искупить вину. Если человек в одностороннем порядке простит родителей, которые продолжают обращаться с ним плохо, отрицать его чувства и проецировать на него собственную вину, он сильно усложнит психологическую работу, необходимую для терапии. Если один из родителей (или оба) умерли, у повзрослевшего ребенка есть шанс выздороветь, простив себя самого, освободившись от того родительского влияния, которое часто продолжается и после смерти мучителей.
Наверное, сейчас кто-то из читателей задается справедливым вопросом о том, не придется ли человеку прожить остаток жизни в печали и злости, если он так и не простит своих родителей. На самом деле все происходит наоборот. Многие годы я наблюдала, как эмоциональное и ментальное умиротворение приходит в результате внутреннего освобождения от контроля родителей, при этом прощения может и не быть. Но освобождение наступает только после того, как человек поработает со своими чувствами гнева и боли, и после того, как он поместит ответственность за случившееся туда, где она должна быть: на плечи родителей.
Фрагменты из книги «Токсичные родители. Как вернуть себе нормальную жизнь»