Как известно, исполины официальной науке не нравятся, несмотря на изобилие свидетельств. Но известное редко бывает правдой. Потому что именно правду-то и скрывают. Если свидетельства изготовлены в фотошопе, это одно. Если же речь о реальных окаменелостях, — это совсем другое. Человеческие, но настолько большие, что подошли бы лишь гиганту 3.5 метрового роста, зубы давно уже найдены на Яве. По-этому, существование исполинов наука признаёт. Но для того чтобы сбить с толку непосвящённых, называет их мегантропами.
Шутка? Нет. Был же мегантроп. И даже маргинальная гипотеза об азиатском происхождении человека через мегантропа от гигантопитека тоже была. Давно когда-то. Ещё до эпохи исторического материализма. Хотя, на самом-то деле, ни человеком, ни тем более исполином, мегантроп не являлся. И даже, кроме зубов, не обладал чем-либо ещё выдающегося размера. Зубы, да, большие были, а рост он средний имел. Таков уж был причудливый облик азиатского вида парантропа.
Но парантроп это тоже интересно. Особенно, как идея в развитии.
В чём идея? Идея в том, что современный человек возник в результате эволюционного приспособления гоминид к орудийной деятельности. И уже с помощью орудий — в широком смысле — человек приспосабливается к условиям. К любым. Даже к условиям космического пространства. Но это сейчас. В прошлом, пока орудия были каменными, приспособление к условиям при их посредстве, а не напрямую, не всегда казалось оптимальным решением.
Парантропы, в частности, представляли собой достаточно процветающую ветвь прямоходящих гоминид, приспосабливавшихся к среде без орудий, а лишь усилиями челюстей и пищеварительного тракта. Ведь, очевидно, что существу, способному употреблять в пищу ветки и листья, в тропическом лесу голод не грозит. Не слишком беспокоили парантропов и хищники. Львы и гиены водятся в саваннах. В лесу можно встретиться, максимум, с леопардом, для которого существо ростом с человека — слишком крупная добыча.
Некоторое время идея даже работала. Потом, около миллиона лет назад, ранние люди парантропов, конечно, зачистили. Ибо нефиг. Хотя, криптозоологи надеются, что не всех. Теоретически, бигфут — если бы он вообще существовал — мог бы быть эволюционным потомком парантропов.
То есть, идея в наличии. А развитие, вот: для того чтобы стать снежным человеком, парантропу пришлось бы развиться, адаптировавшись не только к доведённому до логического завершения веганству, но и к суровому климату. Заново обрасти густой шерстью (предки людей потеряли её ещё до отделения ветви парантропов), а также увеличить массу тела для сокращения потерь тепла.
Но если бы «орудийная» линия в развитии предлюдей в итоге не восторжествовала, физически уничтожив другие, а пресеклась? Теоретически, такая возможность была. До рубежа 1.8 миллиона лет назад все эксперименты в области орудийной деятельности оказывались малоуспешными. Какие бы ещё могли возникнуть линии гоминид с прямым приспособлением?
Местные формы могут быть многообразны, поскольку многообразны и условия, к которым приходится приспосабливаться. Самое очевидное направление — экспансия в леса, занимавшие в прошлом 2/3 территории суши. Причём, приспосабливаться к условиям леса можно разными методами. Способ выбранный парантропами — не единственный.
Одна из черт унаследованных человеком от ещё древесных, совсем уж обезьяноподобных предков — это дневное зрение. Для поиска плодов требуется хорошо различать цвета, прыжки же по ветвям возможны лишь в условиях очень хорошей видимости. Позже, на равнине дневное, позволяющее обнаруживать и распознавать цели на дистанции в километры, зрение оказалось очень кстати. Но в целом у млекопитающих куда популярнее зрение ночное. Ведь в лесу поле зрения ограничено максимум десятками метров. В таких условиях не беда, что цвета неразличимы и даже на небольшом удалении контуры предметов сливаются. Зато, охотиться и убегать можно в любое время суток.
Ночное зрение у зверей традиционно идёт в комплекте с чрезвычайно обострёнными по человеческим меркам слухом и обонянием. С обонянием у лесной расы, правда, ничего не выйдет, так как прямохождение вынуждает слишком высоко задирать нос. Но для улучшения слуха нет препятствий. Некоторый эффект может дать удлинение ушных раковин по образцу эльфов. Благо, они существа, хотя и сказочные, зато именно ночные. Но форма ушей с остротой слуха связана слабо. Здесь важно не столько ухо само по себе, сколько участки коры головного мозга, обрабатывающие входящий сигнал. Правда, их увеличение потребует принести в жертву какие-то другие функции.
…Могли, помимо растительноядных парантропов, на базе тех же австралопитеков возникнуть и ночные хищники, полудревесные, потому что в лесу так удобнее, с большими глазами и острыми ушами, с клыками и, возможно, когтями, поскольку пренебрежение искусственным оружием подразумевает наличие естественного? Могли. Наверно. Справиться ранним людям с ними было бы сложнее. Особенно, если бы лесная раса также развивала бы интеллект.
В каком-то смысле они и возникли, так как воплощающиеся в мифологических существах архетипы бессознательного формируются не на пустом месте.
Шутка? Нет. Был же мегантроп. И даже маргинальная гипотеза об азиатском происхождении человека через мегантропа от гигантопитека тоже была. Давно когда-то. Ещё до эпохи исторического материализма. Хотя, на самом-то деле, ни человеком, ни тем более исполином, мегантроп не являлся. И даже, кроме зубов, не обладал чем-либо ещё выдающегося размера. Зубы, да, большие были, а рост он средний имел. Таков уж был причудливый облик азиатского вида парантропа.
Но парантроп это тоже интересно. Особенно, как идея в развитии.
В чём идея? Идея в том, что современный человек возник в результате эволюционного приспособления гоминид к орудийной деятельности. И уже с помощью орудий — в широком смысле — человек приспосабливается к условиям. К любым. Даже к условиям космического пространства. Но это сейчас. В прошлом, пока орудия были каменными, приспособление к условиям при их посредстве, а не напрямую, не всегда казалось оптимальным решением.
Парантропы, в частности, представляли собой достаточно процветающую ветвь прямоходящих гоминид, приспосабливавшихся к среде без орудий, а лишь усилиями челюстей и пищеварительного тракта. Ведь, очевидно, что существу, способному употреблять в пищу ветки и листья, в тропическом лесу голод не грозит. Не слишком беспокоили парантропов и хищники. Львы и гиены водятся в саваннах. В лесу можно встретиться, максимум, с леопардом, для которого существо ростом с человека — слишком крупная добыча.
Некоторое время идея даже работала. Потом, около миллиона лет назад, ранние люди парантропов, конечно, зачистили. Ибо нефиг. Хотя, криптозоологи надеются, что не всех. Теоретически, бигфут — если бы он вообще существовал — мог бы быть эволюционным потомком парантропов.
То есть, идея в наличии. А развитие, вот: для того чтобы стать снежным человеком, парантропу пришлось бы развиться, адаптировавшись не только к доведённому до логического завершения веганству, но и к суровому климату. Заново обрасти густой шерстью (предки людей потеряли её ещё до отделения ветви парантропов), а также увеличить массу тела для сокращения потерь тепла.
Но если бы «орудийная» линия в развитии предлюдей в итоге не восторжествовала, физически уничтожив другие, а пресеклась? Теоретически, такая возможность была. До рубежа 1.8 миллиона лет назад все эксперименты в области орудийной деятельности оказывались малоуспешными. Какие бы ещё могли возникнуть линии гоминид с прямым приспособлением?
Местные формы могут быть многообразны, поскольку многообразны и условия, к которым приходится приспосабливаться. Самое очевидное направление — экспансия в леса, занимавшие в прошлом 2/3 территории суши. Причём, приспосабливаться к условиям леса можно разными методами. Способ выбранный парантропами — не единственный.
Одна из черт унаследованных человеком от ещё древесных, совсем уж обезьяноподобных предков — это дневное зрение. Для поиска плодов требуется хорошо различать цвета, прыжки же по ветвям возможны лишь в условиях очень хорошей видимости. Позже, на равнине дневное, позволяющее обнаруживать и распознавать цели на дистанции в километры, зрение оказалось очень кстати. Но в целом у млекопитающих куда популярнее зрение ночное. Ведь в лесу поле зрения ограничено максимум десятками метров. В таких условиях не беда, что цвета неразличимы и даже на небольшом удалении контуры предметов сливаются. Зато, охотиться и убегать можно в любое время суток.
Ночное зрение у зверей традиционно идёт в комплекте с чрезвычайно обострёнными по человеческим меркам слухом и обонянием. С обонянием у лесной расы, правда, ничего не выйдет, так как прямохождение вынуждает слишком высоко задирать нос. Но для улучшения слуха нет препятствий. Некоторый эффект может дать удлинение ушных раковин по образцу эльфов. Благо, они существа, хотя и сказочные, зато именно ночные. Но форма ушей с остротой слуха связана слабо. Здесь важно не столько ухо само по себе, сколько участки коры головного мозга, обрабатывающие входящий сигнал. Правда, их увеличение потребует принести в жертву какие-то другие функции.
…Могли, помимо растительноядных парантропов, на базе тех же австралопитеков возникнуть и ночные хищники, полудревесные, потому что в лесу так удобнее, с большими глазами и острыми ушами, с клыками и, возможно, когтями, поскольку пренебрежение искусственным оружием подразумевает наличие естественного? Могли. Наверно. Справиться ранним людям с ними было бы сложнее. Особенно, если бы лесная раса также развивала бы интеллект.
В каком-то смысле они и возникли, так как воплощающиеся в мифологических существах архетипы бессознательного формируются не на пустом месте.
Igor Kray