«Он был известен по всему миру как выдающийся интеллектуал нашего времени. Он написал ряд книг и бесчисленное число статей. Он был отважным путешественником и бесстрашным военным журналистом. Но у него было особое место среди атеистов и секуляристов как у умнейшего человека и лидера нашего движения. Грозный соперник для надменных, бескультурных и интеллектуально бесчестных, он был вдохновителем молодых, робких и неуверенных, что ещё только ищут себя на пути свободомыслия и не знающих наверняка куда он их приведёт.
Он придавал нам сил, вселял в нас мужество и вдохновлял, и едва ли не каждый день подбадривал. Он даже породил новое слово — «хитчщёчина» (от «хитч» и пощёчина, «hithslap»). Мы были восхищены не только его интеллектом, но и непримиримым и неукротимым духом, отказом идти на низменные компромиссы, его прямотой и бесжалостной честностью.
Столкнувшись с болезнью лицом к лицу он стал воплощением бесстрашия атеизма. Оставьте хныканье и ползанье в ногах воображаемого божества из-за страха пред смертью, оставьте всё это верующим. Позвольте им провести жизнь в отрицании её реальности. Хитч же смотрел ей прямо в глаза — не отрицая и не поддаваясь ей, но встречая её с тем мужеством, что вдохновляло нас.
До своей болезни он был эрудированным писателем, эссеистом и блестящим, сокрушающим оратором, отважным всадником, что вёл наступление на безумие и ложь религии. Во время болезни арсенал этих достоинств был приумножен ещё одним оружием — возможно самым могучим и грозным: само его существо стало примером выдающегося и несомненного символа чести и достоинства атеизма, также как он стал и примером человека, неиспорченного детской болтовнёй религии.
Силы оставляли его, но он каждый день демонстрировал лживость самого убогого аргумента христиан о том, что в окопах атеистов не бывает. Хитч был в окопе и делал это с тем мужеством и честью, которой не мог бы обладать и не обладал любой из нас, чему мы гордо были свидетелями. И тем самым он показал, что заслуживает ещё большего нашего восхищения, уважения и любви».
Он придавал нам сил, вселял в нас мужество и вдохновлял, и едва ли не каждый день подбадривал. Он даже породил новое слово — «хитчщёчина» (от «хитч» и пощёчина, «hithslap»). Мы были восхищены не только его интеллектом, но и непримиримым и неукротимым духом, отказом идти на низменные компромиссы, его прямотой и бесжалостной честностью.
Столкнувшись с болезнью лицом к лицу он стал воплощением бесстрашия атеизма. Оставьте хныканье и ползанье в ногах воображаемого божества из-за страха пред смертью, оставьте всё это верующим. Позвольте им провести жизнь в отрицании её реальности. Хитч же смотрел ей прямо в глаза — не отрицая и не поддаваясь ей, но встречая её с тем мужеством, что вдохновляло нас.
До своей болезни он был эрудированным писателем, эссеистом и блестящим, сокрушающим оратором, отважным всадником, что вёл наступление на безумие и ложь религии. Во время болезни арсенал этих достоинств был приумножен ещё одним оружием — возможно самым могучим и грозным: само его существо стало примером выдающегося и несомненного символа чести и достоинства атеизма, также как он стал и примером человека, неиспорченного детской болтовнёй религии.
Силы оставляли его, но он каждый день демонстрировал лживость самого убогого аргумента христиан о том, что в окопах атеистов не бывает. Хитч был в окопе и делал это с тем мужеством и честью, которой не мог бы обладать и не обладал любой из нас, чему мы гордо были свидетелями. И тем самым он показал, что заслуживает ещё большего нашего восхищения, уважения и любви».