Исследователь Эрик Вейнер прошел по тем же дорогам, что и древние афиняне, современники династии Сун и другие обитатели известных мест, пытаясь понять, почему великие идеи витают в воздухе именно там и возможно ли заставить их витать где-либо еще. Так, например, Роджер Макнами, венчурный инвестор и музыкант, друг и деловой партнер Боно из Кремниевой долины, считает, что следующего Цукерберга нам стоит ждать не раньше чем через 10 лет.
Глава о секретах центра мировых инноваций в Калифорнии из книги Вейнера «География гениальности: Где и почему рождаются великие идеи».
 |
Эрик Вейнер
«География гениальности:
Где и почему рождаются великие
идеи».
|
На протяжении всего своего визита в Кремниевую долину я никак не могу отделаться от воспоминаний и ассоциаций. То и дело меня посещает мысль: «Минутку, это уже было! Так делали в Афинах (или Флоренции, или Ханчжоу)».
Я не произношу это вслух, а то люди вокруг могут расстроиться: слишком уж сильна иллюзия, что Кремниевая долина создана ex nihilo, «из ничего». Однако на самом деле Кремниевая долина — это Франкенштейн, собранный из обломков золотых веков прошлого, спаянных в нечто якобы новое. Куда бы я ни взглянул, я вижу отголоски прошлого. Как и в Древних Афинах, людей здесь мотивирует не только личная выгода. Они работают не для себя (во всяком случае, не только для себя), а ради того, чтобы своей технологией преобразить и улучшить мир.
Согласно недавнему опросу, проведенному консалтинговой фирмой Accenture, люди, работающие в Кремниевой долине, особенно внимательны к мнению людей своего круга. Как сотрудники они очень лояльны — однако их лояльность направлена не на конкретную компанию, а друг на друга и на увлеченность технологией.
Больше всего Кремниевая долина напоминает Эдинбург. Это не случайное совпадение: отцы-основатели Америки находились под сильным влиянием шотландского Просвещения. Как мы помним, гении той эпохи были не только мыслителями, но и деятелями. Они не сидели сложа руки, но пытались улучшить жизнь: «Наверняка есть лучший способ…»
«Множество людей уверяют, что своим успехом обязаны способностям. Надо же так себя обманывать!
Я предвкушаю встречу с Человеком, Видящим Скрытое за Углом. Так называют Роджера Макнами в некоторых кругах Долины. Венчурный инвестор и музыкант, друг и деловой партнер Боно, он обладает тем умением взглянуть на местность «с высоты птичьего полета», которое необходимо и при поклонении индусским богам, и при финансировании стартапов. Я жду его в маленьком конференц-зале на знаменитой Сэнд-Хилл-роуд в Менло-Парке: эта улица с ее элегантными, но ординарными с виду офисами — местная Уолл-стрит. Вот и Роджер. Он выглядит в точности так, как я ожидал: синие джинсы, майка, плетеные браслеты, длинные волосы. В разговоре о деловой практике значительно чаще ссылается на Джерри Гарсия, чем на Майкла Портера. В отличие от Человека без Мобильника Человек, Видящий Скрытое за Углом, владеет несколькими мобильниками и выкладывает их на стол, словно талисманы. Пока все хорошо. Но вообразите мое разочарование, когда он с ходу развеивает мои иллюзии про способность видеть сокрытое:
— Вздор!
Слово «вздор» я слышал с момента приезда чаще, чем слово «микрочип»…
— Ладно, — отвечаю я, — вы не видите, что делается за углом или за стеной. Но чем же вы занимаетесь?
— Изучаю историю. Занимаюсь практической антропологией. Потом выдвигаю гипотезы: какова относительная вероятность того, что должно произойти.
Это, знаете ли, напоминает старого доброго Гальтона. Как я вскоре пойму, Роджер — характерный для Долины типаж: несколько закрытый, больше тяготеющий к числам, чем к людям, но способный увидеть в нашем социальном «я» то, чего не заметят экстраверты. Для таких людей, как Роджер Макнами, Долина, царство героев-ботаников, — лучшее место. Однако я настаиваю: чем именно вы занимаетесь? Как определяете, стоит ли поддержать проект?
— Я открыт идее, что будущее отличается от прошлого, но не считаю это догмой.
В моем мозгу сверкает еще одна ассоциация: с шотландским Просвещением. Эти слова вполне мог сказать и Дэвид Юм. Позиция Макнами — это философский эмпиризм Юма, только на калифорнийский лад. Юм допускал, что будущее окажется таким же, как прошлое, но не был категоричен. Если солнце всходило на небо вчера, говорил он, это не означает, что так произойдет и завтра. Из Юма вышел бы отличный венчурный инвестор. Подобно Шерлоку Холмсу, этому продукту Шотландии, Роджер придерживается детективного подхода к делу. Он уделяет особое внимание мотиву и возможности — и прежде всего возможности, поскольку ее «страшно недооценивают»:
— Множество людей уверяют, что своим успехом обязаны способностям. Надо же так себя обманывать!
«Все течет», — сказал Гераклит. Эта древнегреческая мудрость пронизывает всю жизнь Долины, где почти богословская вера в текучесть соединилась с технологическим пылом (или, как выразился Роджер, «идеей изменить мир так, чтобы оказаться у руля»). Самонадеянный оптимизм полезен — но только вкупе с острым чувством времени. В Кремниевую долину каждый день приезжают технически одаренные люди, которые надеются стать новыми Марками Цукербергами. По словам Роджера, они забывают, что второго Цукерберга сейчас быть не может.
— Пройдет еще лет десять, прежде чем мы получим следующего Цукерберга. Такое не происходит по заказу. Должны сложиться предпосылки. Общество должно быть готово принять то, что вы делаете.
Сам Моцарт не выразился бы лучше. Он понимал, насколько важна аудитория. Его успех по крайней мере отчасти опирался на способность венцев оценить его музыку. Обитатели Кремниевой долины (во всяком случае, умные обитатели) тоже понимают важность аудитории. Но их аудитория — это не королевский двор и не музыкальные гурманы. Это вся планета — все, у кого есть выход в Интернет и несколько лишних долларов.
Один из самых устойчивых мифов — миф о полной свободе Кремниевой долины от традиции: якобы она вся устремлена в ближайшее будущее, а прошлое ее не заботит. Но как вам такая цитата? «Вы не поймете, что происходит сейчас, если не поймете, что было прежде».
Эти слова мог бы сказать древний грек, или китайский философ, или шотландский просветитель. Но их изрек Стив Джобс. Он имел в виду свои отношения с Робертом Нойсом — отцом микрочипа. Джобс, человек без комплекса неполноценности, не постеснялся обратиться за советом к Нойсу на заре существования Apple. Годы спустя основатели Google пришли за советом к Джобсу. Когда у Марка Цукерберга были неприятности в ранние дни Facebook, он советовался с Роджером Макнами.
Слова Платона, сказанные о греках, применимы и к Кремниевой долине: что они заимствуют (воруют?) у чужеземцев, они делают совершенным. Да, в Кремниевой долине хорошие идеи не рождаются. В ней они встают на ноги, чтобы пойти… А еще это место, где многие идеи умирают. Каждый день их приканчивают сис тематически и безжалостно. В этом состоит подлинный гений Долины.
Золотому веку нужны люди пытливые, способные отличить хорошие задумки от плохих, великую музыку от посредственной, блестящую поэму от графомании, а научные прорывы от мелких улучшений. В Афинах эту роль играли граждане города, в музыкальной Вене — королевский двор и чуткие слушатели, а во Флоренции — покровители, особенно Медичи. Кто годится на роль Медичи для Кремниевой долины?
На этот вопрос нет однозначного ответа. Пожалуй, больше всего под это определение подходят венчурные инвесторы и «бизнес-ангелы». Конечно, аналогия хромает, и Роджеру она не по душе — но в нашем мире именно деньги решают, какие идеи получат развитие, а какие засохнут на корню. А значит, человек, который контролирует деньги, контролирует многое.
Мне симпатичен Роджер. Симпатично сочетание науки и поэтичности в его рассуждениях. Симпатичен трезвый взгляд на Кремниевую долину, не искаженный розовыми стеклами Google Glass. Гениален ли он? Не знаю. Но что-то гениальное определенно просматривается — например, способность к необычно долгой предельной концентрации на той или иной проблеме. Однако он практикует и дефокусированное внимание, а также имеет множество сторонних интересов: читает по 40 романов в год и играет в группе Moonalice.
— Романы помогают мне понимать людей, а музыка — понимать себя, — объясняет он при прощании.
Я уже собираюсь уходить, когда в голову приходит еще один вопрос:
— Вы умный или удачливый?
Ответ следует без запинки:
— Да какая на фиг разница?
Возвращаясь к машине, я осознаю, что ответ — высказанный не без красочно-простонародных выражений — звучит очень по-гречески. Разве нам, простым смертным, под силу понять, где заканчиваются возможности людей и начинается вмешательство богов?
— Вздор!
Слово «вздор» я слышал с момента приезда чаще, чем слово «микрочип»…
— Ладно, — отвечаю я, — вы не видите, что делается за углом или за стеной. Но чем же вы занимаетесь?
— Изучаю историю. Занимаюсь практической антропологией. Потом выдвигаю гипотезы: какова относительная вероятность того, что должно произойти.
Это, знаете ли, напоминает старого доброго Гальтона. Как я вскоре пойму, Роджер — характерный для Долины типаж: несколько закрытый, больше тяготеющий к числам, чем к людям, но способный увидеть в нашем социальном «я» то, чего не заметят экстраверты. Для таких людей, как Роджер Макнами, Долина, царство героев-ботаников, — лучшее место. Однако я настаиваю: чем именно вы занимаетесь? Как определяете, стоит ли поддержать проект?
— Я открыт идее, что будущее отличается от прошлого, но не считаю это догмой.
В моем мозгу сверкает еще одна ассоциация: с шотландским Просвещением. Эти слова вполне мог сказать и Дэвид Юм. Позиция Макнами — это философский эмпиризм Юма, только на калифорнийский лад. Юм допускал, что будущее окажется таким же, как прошлое, но не был категоричен. Если солнце всходило на небо вчера, говорил он, это не означает, что так произойдет и завтра. Из Юма вышел бы отличный венчурный инвестор. Подобно Шерлоку Холмсу, этому продукту Шотландии, Роджер придерживается детективного подхода к делу. Он уделяет особое внимание мотиву и возможности — и прежде всего возможности, поскольку ее «страшно недооценивают»:
— Множество людей уверяют, что своим успехом обязаны способностям. Надо же так себя обманывать!
 |
David Hume; portrait by Allan
Ramsay, 1754
|
Роджер видит ситуацию иначе. В таких местах, как Кремниевая долина, возникает критическая масса — происходит «фазовый переход» Мартина Гуттмана. Есть два ключевых фактора: время и пространство. Время играет важную роль: если бы Леонардо да Винчи жил не во Флоренции XVI века, а во Флоренции XXI века, он был бы не гением, а узником прекрасной тюрьмы.
«Все течет», — сказал Гераклит. Эта древнегреческая мудрость пронизывает всю жизнь Долины, где почти богословская вера в текучесть соединилась с технологическим пылом (или, как выразился Роджер, «идеей изменить мир так, чтобы оказаться у руля»). Самонадеянный оптимизм полезен — но только вкупе с острым чувством времени. В Кремниевую долину каждый день приезжают технически одаренные люди, которые надеются стать новыми Марками Цукербергами. По словам Роджера, они забывают, что второго Цукерберга сейчас быть не может.
— Пройдет еще лет десять, прежде чем мы получим следующего Цукерберга. Такое не происходит по заказу. Должны сложиться предпосылки. Общество должно быть готово принять то, что вы делаете.
Сам Моцарт не выразился бы лучше. Он понимал, насколько важна аудитория. Его успех по крайней мере отчасти опирался на способность венцев оценить его музыку. Обитатели Кремниевой долины (во всяком случае, умные обитатели) тоже понимают важность аудитории. Но их аудитория — это не королевский двор и не музыкальные гурманы. Это вся планета — все, у кого есть выход в Интернет и несколько лишних долларов.
Один из самых устойчивых мифов — миф о полной свободе Кремниевой долины от традиции: якобы она вся устремлена в ближайшее будущее, а прошлое ее не заботит. Но как вам такая цитата? «Вы не поймете, что происходит сейчас, если не поймете, что было прежде».
Эти слова мог бы сказать древний грек, или китайский философ, или шотландский просветитель. Но их изрек Стив Джобс. Он имел в виду свои отношения с Робертом Нойсом — отцом микрочипа. Джобс, человек без комплекса неполноценности, не постеснялся обратиться за советом к Нойсу на заре существования Apple. Годы спустя основатели Google пришли за советом к Джобсу. Когда у Марка Цукерберга были неприятности в ранние дни Facebook, он советовался с Роджером Макнами.
 |
Роджер Макнами
|
У каждого золотого века есть своя система менторов, формальная или неформальная. В инкубаторах и стартапах Долины вовсю действуют высокотехнологичные версии мастерской Верроккьо. Там меньше пыли, а под ногами не путаются цыплята с кроликами, но принцип остался прежним: зрелые и опытные ветераны передают навыки новичкам. Да, эти новички не столь терпеливы, как Леонардо да Винчи, и мало кто из них готов десять лет ходить в учениках. Однако они, несомненно, согласятся с Леонардо: «Ученик, который не превосходит учителя, посредственен». Может, молодые таланты и не знают, что следуют традиции, но они ей следуют, пусть даже традиция состоит в «разрушении» традиции. Культура — это социальная ДНК. Она передает традиции от поколения к поколению, обычно незримым для нас образом. Но глаза остаются голубыми, даже если мы не знаем, какой набор генов в ответе за это. Так и социальная ДНК ведет нас к определенным поступкам, оставаясь незримой.
Яркий пример — офисы без перегородок. Сейчас накоплено достаточно данных о том, что они вредят — не способствуют творчеству, а подавляют его. Но войдите в офис любого стартапа в Долине — и вы найдете большие комнаты без перегородок. Почему? Так принято. Разумеется, ссылки на традицию — не лучший способ получить большой и жирный чек из ухоженных рук венчурного инвестора. Нельзя сказать: «Мое революционное приложение основано на столетиях традиции». Так дело не пойдет: нужно сделать вид, что вы придумали нечто совершенно новое и неслыханное. Вся Кремниевая долина играет в этот фарс. Но умные игроки понимают, что фарс есть фарс.
Яркий пример — офисы без перегородок. Сейчас накоплено достаточно данных о том, что они вредят — не способствуют творчеству, а подавляют его. Но войдите в офис любого стартапа в Долине — и вы найдете большие комнаты без перегородок. Почему? Так принято. Разумеется, ссылки на традицию — не лучший способ получить большой и жирный чек из ухоженных рук венчурного инвестора. Нельзя сказать: «Мое революционное приложение основано на столетиях традиции». Так дело не пойдет: нужно сделать вид, что вы придумали нечто совершенно новое и неслыханное. Вся Кремниевая долина играет в этот фарс. Но умные игроки понимают, что фарс есть фарс.
В Кремниевой долине почти ничего не изобрели. Транзистор выдумали в Нью-Джерси, мобильник — в Иллинойсе, Всемирную паутину — в Швейцарии, а венчурный капитал — в Нью-Йорке. В этом смысле обитатели Долины, как и древние афиняне, — жуткие халявщики.Золотому веку нужны люди пытливые, способные отличить великую музыку от посредственной, блестящую поэму от графомании, а научные прорывы от мелких улучшений.
Слова Платона, сказанные о греках, применимы и к Кремниевой долине: что они заимствуют (воруют?) у чужеземцев, они делают совершенным. Да, в Кремниевой долине хорошие идеи не рождаются. В ней они встают на ноги, чтобы пойти… А еще это место, где многие идеи умирают. Каждый день их приканчивают сис тематически и безжалостно. В этом состоит подлинный гений Долины.
Золотому веку нужны люди пытливые, способные отличить хорошие задумки от плохих, великую музыку от посредственной, блестящую поэму от графомании, а научные прорывы от мелких улучшений. В Афинах эту роль играли граждане города, в музыкальной Вене — королевский двор и чуткие слушатели, а во Флоренции — покровители, особенно Медичи. Кто годится на роль Медичи для Кремниевой долины?
На этот вопрос нет однозначного ответа. Пожалуй, больше всего под это определение подходят венчурные инвесторы и «бизнес-ангелы». Конечно, аналогия хромает, и Роджеру она не по душе — но в нашем мире именно деньги решают, какие идеи получат развитие, а какие засохнут на корню. А значит, человек, который контролирует деньги, контролирует многое.
Мне симпатичен Роджер. Симпатично сочетание науки и поэтичности в его рассуждениях. Симпатичен трезвый взгляд на Кремниевую долину, не искаженный розовыми стеклами Google Glass. Гениален ли он? Не знаю. Но что-то гениальное определенно просматривается — например, способность к необычно долгой предельной концентрации на той или иной проблеме. Однако он практикует и дефокусированное внимание, а также имеет множество сторонних интересов: читает по 40 романов в год и играет в группе Moonalice.
— Романы помогают мне понимать людей, а музыка — понимать себя, — объясняет он при прощании.
Я уже собираюсь уходить, когда в голову приходит еще один вопрос:
— Вы умный или удачливый?
Ответ следует без запинки:
— Да какая на фиг разница?
Возвращаясь к машине, я осознаю, что ответ — высказанный не без красочно-простонародных выражений — звучит очень по-гречески. Разве нам, простым смертным, под силу понять, где заканчиваются возможности людей и начинается вмешательство богов?