У тёти Сони: Первое лето Хмельниччины: кровь, дипломатия и красные ленты

«В 408 (1648) г., по кончине короля Владислава, лицемерные Русские, Татары и земледельцы собрались под предводительством Хмельницкого и вооружились для всеобщего опустошения»

Летопись «Бедствия времён»

Первый этап восстания Хмельницкого завершился полной победой казаков и татар. Армии Речи Посполитой в её южных землях перестали существовать, а последний боеспособный контингент под началом Яремы Вишневецкого ушёл к Чернигову. Теперь восставшим предстояло обустроить занятые ими земли по своему разумению и как-то договариваться с Варшавой об условиях мира. Крымский хан отправился восвояси, выполнив свою часть договора, и теперь казакам приходилось «выкручиваться» самим. Позади были блестящие победы под Корсунем и на Жёлтых Водах, впереди – пугающая неизвестность.

Казаки и показаченные

Конец весны-начало лета 1648 года стали для Поднепровья временем массового показачивания населения. Мало-помалу крестьяне поняли, что польских войск на Украине не осталось, и нужно брать свободы столько, сколько получится взять. Однако пополнить казацкие ряды стремились отнюдь не все крестьяне. Одно дело стать уважаемым реестровым воином в мирное время, получив весомые права и привилегии, и совсем другое – ринуться в пучину гражданской войны, встав на одну из сторон (причём нет никаких гарантий, что верх возьмёт именно эта сторона). Поэтому в казаки записывались, в первую очередь, бедные слои населения – наёмные городские работники, малоземельные крестьяне, лица без определённых занятий (так называемые «гультяи»), батраки и бедные мещане.

Зажиточное крестьянство проявляло куда более сдержанный интерес к казакам. Самодостаточный крестьянин обычно становился участником событий уже после того, как вставал вопрос о сохранении его собственности и жизни. Тем не менее, численность казацкого сословия росла ударными темпами.

Борьба за свободу сопровождалась массовыми грабежами и уничтожением шляхты. Однако панов вырезали не всех. Нередко «свой» шляхтич не только не оказывался на вилах, но и возглавлял «революционный процесс» – например, отъём собственности у нелюбимых соседей. Как известно, доля шляхты среди казаков всегда была велика, так что шансы договориться с восставшими у пана были, а при должном везении – и немалые. А вот вероисповедание помогало не всегда. Бывали совсем дикие случаи – фактически «коалиционные войны», когда жители нескольких сёл или местечек объединялись ради похода… на соседнее село, где есть чем поживиться. Так, крестьяне сёл Унин, Вирлоок и Труденичи (на границе нынешних Киевской и Житомирской областей) объединились с мещанами Бородянки для нападения на село Ханев. В селе «союзники» поймали местного пана Павла Щеневского и принялись поджаривать его на сковороде, выпытывая, где он спрятал добро. Только своевременное вмешательство случайно проезжавшего мимо московского посла спасло шляхтича от смерти.

Жаркое лето в Речи Посполитой

Грабежами дело не ограничилось. Показаченное население (да и не только оно) внезапно ощутило, что над ним, по сути, больше нет никакой власти. Край, обиженный Ординацией 1638 года, магнатским беспределом и усиливающимся крепостным гнётом, не был спокоен и до первых битв Хмельниччины. Но после них людская ненависть выплеснулась наружу и широко разлилась по всем украинным землям. Первыми под нож угодили те, кого привыкли винить во всех бедах – евреи. Вот как описывает процесс сведения счетов с евреями летописец Натан Ганновер (впрочем, многие современные историки считают его рассказы не вполне достоверными):

«…у некоторых сдирали кожу заживо, а тело бросали собакам, а некоторых – после того, как у них отрубали руки и ноги, бросали на дорогу и проезжали по ним на телегах и топтали лошадьми, а некоторых, подвергнув многим пыткам, недостаточным для того, чтобы убить сразу, бросали, чтобы они долго мучились в смертных муках, до того как испустят дух; многих закапывали живьем, младенцев резали в лоне их матерей, многих детей рубили на куски, как рыбу…»
Описанное – не единичный случай, в большей или меньшей степени с подобными зверствами столкнулись все крупные населённые пункты. Где-то резня начиналась стихийно, где-то к ней подталкивали действия казаков Хмельницкого.

Евреи-торговцы.
Картина Юзефа Брандта, XIX век

20 июня был взят Немиров. Казаки захватили город хитростью: прикинулись лоялистами (казацкие отряды в польском войске были нормой), вошли в крепость и устроили резню – под нож пошли евреи, шляхта, зажиточные мещане. Согласно летописи Натана Ганновера, евреи пытались спастись бегством и тонули в городском рву, где оказалось до шестисот тел. Летопись «Бедствия времён» сообщает:

«…дочери были обесчещены в присутствии родителей, жены в присутствии мужей, детей резали на глазах матерей, беременных женщин рассекали и, вынимая младенца, бросали его в лицо умирающей».
Одной из популярных «забав» стало «награждение красной лентой» – девушке «дарили» ленту из кожи, содранной с её же шеи и груди.

Повешенные шляхтичи. Примерно такие картины можно было наблюдать при взятии повстанцами очередного города или крепости. Кадр из фильма Ежи Гофмана «Огнём и мечом»

В начале августа пал Бар. Местные крестьяне и мещане массово пополняли войско Хмельницкого и после недолгого обучения становились вояками хоть куда – несмотря на геройское сопротивление польско-немецкого гарнизона, город был взят. При этом в первых рядах штурмующих на городские валы шли вчерашние крестьяне, проявившие себя отличными бойцами. После взятия города началось избиение евреев. Летопись «Бедствия времён» сообщает:

«Евреев же собрали в одно место, срывая с них платья и оставляя полунагими, били палками, пока те не падали на землю, потом топтали копытами лошадей и кололи копьями, чтобы убедиться, не остался ли ещё кто в живых, и вновь били тех, которые не могли удержаться от крика».
Согласно летописи Самуила Величко, всего в Баре было убито до 14 000 человек.

Горящий Барский замок.
Кадр из фильма Ежи Гофмана «Огнём и мечом»

Не миновала резня и Черниговского воеводства, и Великого княжества Литовского – избиения происходили в Чернигове, Пинске, Бресте-Литовском и других городах. На Левобережье были взяты и разграблены Лубны и Пирятин. В Лубнах части гарнизона удалось запереться в замке, но местное население, пополнившее ряды повстанцев и прекрасно знавшее город, помогло казакам устроить подкоп прямо под замковым колодцем, лишить осаждённых воды и под гарантии безопасности добиться сдачи гарнизона. Гарантии, как обычно, не выполнили – гарнизон перебили, трупы сбросили в крепостные рвы и там зарыли (два века спустя скелеты были найдены при строительстве подъездной дороги к Лубнам). Главного раввина города повстанцы сожгли.

Словно подчёркивая, что резня носит интернациональный и надконфессиональный характер, толпы восставших обрушились и на православные монастыри. Известно, что Хмельницкому пришлось издать несколько универсалов для защиты монастырского имущества и угодий, но работало это не всегда. В частности, досталось Густынскому и Мгарскому монастырям.

Символом резни, её нарицательным именем стало местечко Полонное. Именно резню в Полонном на польском сейме будут упоминать как самый вопиющий случай казацких и крестьянских зверств. Как докладывали на августовском заседании сейма, после взятия городка

«казаки взяли добычи на 4 миллиона и вырезали до 400 девиц-шляхтянок и маленьких детей в замке. Кровь запеклась в пол-колена».
В качестве обобщения приведём известную цитату из «Летописи Самовидца»:

«Редкий в крови на тот час рук своих не умочил и того грабления тех добр не чинил».
Общие людские потери были громадны: на июльской Варшавской конвокации они оценивались в 213 000 полона и «бесчисленное множество побитых».

Татарский ясырь.
Картина Юзефа Брандта, XIX век

И снова о дипломатии

Весной-летом 1648 года в Речи Посполитой и сопредельных государствах значительно изменилась экономическая ситуация. Урожай 1647 года был невелик (в целом, в 1645–1650 годах земля родила не столь щедро, как до и после). Крымцы, чьё сельское хозяйство по понятным причинам было развито хуже, чем в Речи Посполитой, голодали уже с зимы, что дало им дополнительный стимул идти в пределы Украины для грабежа. Однако и сами жители украинных воеводств не жировали – собранного ранее зерна хватало лишь на то, чтобы прокормиться до следующего урожая. А с урожаем лета 1648 года возникли большие проблемы. Восставший народ громил панов, уходил в казаки, напряжённо выжидал, бежал вглубь страны – в общем, занимался чем угодно, только не сельхозработами. Край постепенно погружался в пучину настоящего голода, которого не видели здесь давно.

Чтобы помочь единоверцам, закрома открыла Москва, где ситуация с зерном была получше – хлеб продавался за наличные деньги или награбленные ценности. Твёрдых цен на зерно никто не вводил, так что хлеботорговцы мигом озолотились, а цены росли день ото дня. Не хочется категорично утверждать, что московские купцы целенаправленно наживались на бедах единоверцев, скорее сработал принцип «Дают – бери». Но альтруизмом «братская помощь» и не пахла – население украинных земель голодало, а в Русское царство уходило всё больше ценностей в обмен на зерно.

Ярмарка в балке. Картина Юзефа Брандта. Именно на таких стихийных ярмарках продавалась львиная доля добра, награбленного казаками, крестьянами и татарами.

Хмельницкого такой ход событий, скорее, не устраивал. Конечно, массовая нелояльность местных жителей Короне была ему на руку – на переговорах с Варшавой это стало весьма важным козырем. Хорошим подспорьем были и десятки тысяч взрослых мужчин, вставшие под знамёна Богдана. Но с разгулявшейся народной стихией нужно было что-то делать. Не стоит забывать о том, что в Хмельницком боролись два начала – как казак он был против иноземного засилья на украинных землях и сокращения реестра. В то же время, будущий гетман являлся типичным представителем шляхетского класса, и свобода «черни» была нужна ему меньше всего. Наконец, чрезмерный разгул анархии мог привести к полной потере контроля над народными массами, и тогда восстание можно было бы смело считать проваленным.

В результате Хмельницкий попытался найти общий язык с магнатами – своими «братьями по эксплуататорскому классу». С неукротимым Иеремией Вишневецким договориться, как мы знаем, не удалось изначально – лубенский «королёк» был полон решимости утопить бунт в крови. Казацкий вождь ещё раз попытался наладить с ним контакты, пойдя на непопулярную меру – сурово покарал казаков и крестьян, разграбивших Лубны. Но Ярема оставался непреклонен. В то же время, имелось множество других, менее идейных и более прагматичных представителей магнатерии, и Хмельницкому было что им предложить.

Козырем Хмельницкого на переговорах стало то, что он обещал весьма конкретные и выгодные вещи – не пускать казаков на разграбление владений того или иного магната в обмен на поддержку при дворе. Правда, выполнялись универсалы Богдана не всегда – не в последнюю очередь потому, что большая часть его «лыцарей» была неграмотна, а до некоторых отрядов приказы попросту не доходили. Однако в целом система работала.

На сближение с Хмельницким магнаты зачастую шли и сами. Так, брацлавский воевода Адам Кисель контактировал с казаками сразу по двум направлениям – и как представитель Варшавы на переговорах, и как крупный землевладелец, не желающий, чтобы на его землях воцарился ад. В результате между ним и казацкой старшиной установились неплохие отношения, а позднее, начиная с 1649 года, сын Хмельницкого Тимофей с соратниками даже отбирал владения других магнатов в пользу Киселя.

С православной церковью отношения у Хмельницкого складывались куда сложнее. Стереотипная картина, рисующая Хмеля защитником веры отцов от поругания католиками и униатами, предполагает, что клир полностью поддерживал восставших. На деле всё было весьма неоднозначно. Во-первых, «защитник веры» привёл на Украину мусульман-татар, взявших громадный ясырь. Во-вторых, церковные иерархи ничего не знали о планах Хмельницкого на будущее, а поддерживать сомнительного бунтовщика было себе дороже. С другой стороны, от Варшавы православному духовенству ничего хорошего ждать не приходилось – вне своих приходов священники греческого обряда были никем.

Собор Успения Пресвятой Богородицы (в обиходе – Великая церковь) Киево-Печерской лавры. Картина В. П. Верещагина, 1905 год. Именно в лавре располагалась Киевская митрополия, с которой пытался договориться Хмельницкий.

Поэтому православное духовенство колебалось. Поначалу, после двух поражений коронных войск, Киевская митрополия приняла решение эвакуироваться вглубь страны. Однако Хмельницкий показал себя хорошим дипломатом, и под гарантии безопасности митрополита и его окружения их удалось вернуть обратно. Договор с церковью был для Богдана важнейшей целью. Не стоит забывать, что у Речи Посполитой и Русского царства по-прежнему существовал шаткий, но всё-таки союз против татар. И если бы православное духовенство встало на сторону врагов Хмельницкого, то московские войска вполне могли начать боевые действия против казаков и татар под предлогом отражения набега. Мощь Москвы была Хмельницкому прекрасно известна, и испытать её на себе казацкий вождь не желал. Сама же церковь медлила: клир не вёл агитации ни за, ни против восставших. Правда, речь идёт скорее об официальной позиции церкви – низовое духовенство зачастую поддерживало и благословляло восставших, однако митрополия на то никаких санкций не давала.

После возвращения в Киев митрополита Хмельницкий начал активно действовать, завоёвывая доверие и признание церковников с помощью следующих благодеяний:

защиты владений православной церкви от набегов и грабежей со стороны любых участников конфликта;
безусловного сохранения в этих владениях крепостного права, дабы иерархи не обеднели;
запрета на показачивание жителей городов и сёл, принадлежащих церкви;
значительного увеличения церковных владений за счёт магнатских (в будущем).

Как жить дальше?

Договорившись с церковниками, Хмельницкий принялся обуздывать народную стихию, направляя её в нужное русло. Уже существовавшие казацкие полки были распущены, воины отправились в места их расположения (Чигиринский полк – в Чигирин, Черкасский – в Черкассы и так далее), а из выписанных из реестра казаков и показачившихся крестьян и мещан начали массово создаваться новые полки. Так на Левобережье появились Прилуцкий, Нежинский, Борзнянский, Ичнянский и Миргородский полки, на Правобережье – Винницкий, Киевский и Уманский. Казацко-крестьянское войско росло как снежный ком.

Казацкие полки в начале лета 1648 года

Источник: Стороженко І. С. Богдан Хмельницький і воєнне мистецтво у визвольній війні українського народу середини XVII століття. Кн.1: Воєнні дії 1648–1652 рр.

Точную численность казацких полков определить трудно. Зачастую показачившееся население присоединялось к тому или иному полку непосредственно перед битвой. При этом отношения между «природными» казаками и новоприбывшими были явно непростыми. Во-первых, разнились интересы казаков и крестьян. Если первые бились за свои привилегии, жалованье и увеличение реестра, то крестьяне могли желать как вступления в казаки и улучшения своего благосостояния, так и поголовного уничтожения шляхты и установления анархической вольницы. Во-вторых, казаки не считали крестьян равными себе и особо этого не скрывали. На практике это выражалось вполне конкретно: в бою казаки норовили подставить новые контингенты под самый мощный удар врага, используя вчерашних крестьян как пушечное мясо. Крестьяне же в случае неудачи легко могли предать казаков. Эти противоречия ослабевали во время побед и резко усиливались в годину неудач, о чём мы ещё не раз упомянём. В целом же, хрупкий мир между «гречкосеями» и «лыцарями» пока сохранялся.

Особая ситуация сложилась в Великом княжестве Литовском, где казачества как такового практически не было, и поначалу количество «природных» казаков ограничивалась эмиссарами Хмельницкого, читавшими его воззвания местному населению. Эта агитация находила благодатную почву – в казаки стремились толпами. Так, казаки, захваченные разъездами ротмистров Павловича и Смольского в августе-сентябре, под пытками показали, что

«от Валишевичей до Мозыря и Речицы, сколько есть сёл и вотчин, все показачились и поклялись друг другу защищаться до последнего, и если бы пришлось гультяйству этому уходить, тогда и крестьяне должны были двинуться с ним из этих краёв на Украину».
Показачивались целые города – Гомель, Речица, Мозырь, Лоев, Туров и другие. Зачастую мещане, уходя в казаки и опасаясь мести властей, отправляли свои семьи на Украину.

Литовская власть в лице канцлера Альбрехта Радзивилла взрывному процессу показачивания почти не препятствовала. Сам Радзивилл признавался, что в июне 1648 года Польша «едва дышала от боязни», но и он сам вёл себя не лучше. Видимо, разочаровавшись в земных силах, магнат решил попытать счастья у сил небесных, и отправился к чудотворному образу Богоматери в принадлежавшее ему село Пасечня. Весь июнь, пока вокруг происходили грозные события, канцлер молился иконе, после чего отправился в монастырь Святого Бернарда в Пеплин, «поручив представительству Святой Девы несчастное королевство». Напомним, что именно Альбрехт Радзивилл в своё время способствовал срыву планов Владислава IV по организации похода на татар, запретив вербовку солдат на землях Княжества. Но пришла беда, и выяснилось, что способности канцлера к придворным интригам никак не помогают обороне Отечества. Иных же талантов у Радзивилла не оказалось.

Альбрехт Станислав Радзивилл,
портрет написан около 1640 года

Хмельницкому пассивность литовского властителя была на руку, и он начал игру, которая определит расстановку сил в регионе на десятилетия вперёд – принялся зондировать Москву на предмет возможного союза. На тот момент Русское царство из союзника Речи Посполитой фактически стало нейтральным наблюдателем. Сорокатысячная армия, собранная Москвой для помощи западному соседу в борьбе против татар, так никуда и не тронулась. Однако и распущена она не была – от задержанного московского посла Григория Климова казаки узнали, что война с русскими вполне возможна. Против Хмеля здесь играло сразу несколько факторов. Во-первых, Москва пока не желала ссориться с поляками. Во-вторых, молодой царь Алексей Михайлович ещё не решил, что делать с восстанием – огромное количество информации, поступавшее от агентов, затрудняло создание общей картины, на это требовалось время. Наконец, попытка Богдана разыграть православную карту и показать себя защитником веры нивелировалась гробовым молчанием Киевской митрополии. Словом, московско-польский союз пока разрушен не был.

Аукнулся Хмельницкому и союз с Крымом. После тяжёлых поражений поляки начали обвинять бунтовщика в пособничестве исламу и искать за рубежом союзников против татарской угрозы. Чтобы сосредоточиться на решении проблем с казаками и крымцами, Речи Посполитой нужно было заручиться нейтралитетом шведов и османов. Делалось это в три приёма. Для начала коронный канцлер Ежи Оссолинский написал письмо великому визирю Османской империи Ахмед-паше, обвинив татар (турецких вассалов) во всех смертных грехах. Послы отправились и во Францию, где попытались воздействовать на турок через короля Людовика – османы традиционно прислушивались к мнению французов. Наконец, свою роль сыграл и агент Оссолинского молдавский господарь Василь Лупул. Последний по указанию из Варшавы также написал в Стамбул жалобу на то, что татары своим нападением нарушили договоры, заключённые ранее османским султаном, то есть явно «подставили» своего сюзерена. Между тем, султан Ибрагим I знал о планах Владислава IV собрать армию для похода на Крым и, возможно, войны с Турцией. Поскольку турки в то время вели долгую и тяжёлую войну с Венецией, второй фронт султану был совершенно не нужен. Поэтому он поспешил заверить польских представителей, что виновных в набеге накажет, прикажет татарам удалиться из пределов Речи Посполитой и надеется в будущем поддерживать добрососедские отношения. Своё обещание он выполнил: татарские посланцы при дворе султана были побиты палками в назидание. Судя по всему, султан был искренен в своих намерениях обуздать Крым, но эта политика сдерживания не могла быть длительной.

Ибрагим I.
Художник – Джон Янг,
«Серия портретов турецких императоров»,
конец XVIII-начало XIX века

Сами татары не имели ничего против прекращения набегов. Набрав в южных воеводствах Речи Посполитой сотни тысяч ясыря и обогатившись за счёт награбленного, нужды крымцы не терпели. Существовал и ещё один фактор, побуждавший татар оставаться дома. Донские казаки в походе Хмельницкого участия не принимали и набеги на татарские земли не прекращали – напротив, когда все орды ушли в Речь Посполитую, донцам стало легче грабить и жечь.

Наконец, отношения поляков и казаков в начале лета были весьма запутанными. Обе стороны пока не горели желанием продолжать войну – Хмельницкий достиг своих целей, продолжения конфликта не хотел и собирался завершить дело переговорами, а у поляков только что погибли две армии, и воевать было попросту некому. Поэтому Варшава согласилась на выработку неких договорённостей. Поводом для переговоров стало наступившее бескоролевье (Владислав IV умер в мае). 12 июня 1648 года Хмельницкий отправил в Сенат послов во главе с Фёдором Вешняком-Якубовичем, а Речь Посполитая ответила своим посольством, которое возглавлял уже упомянутый брацлавский воевода Адам Кисель. Вместе с этим поляки лихорадочно собирали новую армию во внутренних воеводствах страны.

Казацкие послы прибыли в Варшаву 29 июня. Послов встретили с почётом, в их честь устроили банкет, и 16 июля начался Варшавский конвокационный (то есть, собранный в период бескоролевья) сейм. На него были приглашены и послы Хмельницкого, которые изложили свои требования – казаки хотели выплаты им денег, подтверждения привилегий, прекращения беспредела магнатов и увеличения реестра. Поляков же интересовало совсем другое: послов подробно расспрашивали о том, откуда у казаков королевские грамоты на сбор войска, кто обещал им морские походы, кто дал денег на вербовку наёмников? По понятным причинам, ничего внятного польская сторона не услышала – казаки сослались на то, что это известно лишь самому Хмельницкому и его окружению.

Итак, через горы трупов и дым пожаров Хмельницкий сумел прийти к тому, чего добивался – его признали как сторону, с которой можно и нужно вести переговоры. Теперь у казаков появился реальный шанс осуществить свои чаяния. Некоторые магнаты и шляхта были готовы идти на уступки – но оставался несгибаемый Вишневецкий, формировалась «партия войны до победного конца», и будущее виделось туманным. Многие участники и свидетели тех событий задавались вопросом – кто победит?

Литература:

Бедствия времен. В память бедствий, постигших Евреев в 1648–1649 г. в Украине, Подоле, Литве и Белоруссии от соединенных бунтовщиков под начальством Богдана Хмельницкого./ Сост. Егошия; пер. М. Берлин.// Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете. 1859. Январь-Март. Книга первая/ Университетская типография. – Москва, 1859. – С. 563 – 588.
Еврейские хроники XVII века. (Эпоха «хмельничины»)./ Исследование, перевод и комментарии С.Я. Борового. – Москва-Иерусалим: «Гешарим», 1997. – 286 с.
Збірник козацьких літописів: Густинський, Самійла Величка, Грабянки./ Ред. О. Дзюба. – К.: Видавництво «Дніпро», 2006. – 976 с.
Каманин И. Участие южнорусского населения в восстании Богдана Хмельницкого./ И. Каманин.// Архив Юго-Западной России, издаваемый комиссией для разбора древних актов, состоящей при Киевском, Подольском и Волынском генерал-губернаторе. Часть третья. Том IV./ Типография Н.Т. Корчак-Новицкого. – Киев, 1914. – С. I – CI.
Кочмарчик Я. Гетьман Богдан Хмельницький./пер. з пол. І. Сварника. – Перемишль-Львів: Південно-Східний науковий ін-т у Перемишлі; Львів: Ін-т українознавства ім. І. Крип’якевича НАН України у Львові, 1996. – 329 с.
Крип'якевич І. Богдан Хмельницький./ Відп. ред. Ф.П.Шевченко, І.Л. Бутич, Я.Д. Ісаєвич, – 2-е вид., виправлене і доповнене. – Львів: Світ,1990. – 408 с.
Крип'якевич І. Соціально-політичні погляди Богдана Хмельницького (до 300-річчя з дня смерті)// Український історичний журнал. – 1957. – №1. – С.94 – 105.
Кулиш П.А. Отпадение Малороссии от Польши: В 3 т. Т.2/ П.А. Кулиш. – М.: Университетская типография, 1888. – 399 с.
Лазаревский А.М. Лубенщина и князья Вишневецкие./ А.М. Лазаревский.// Очерки, заметки и документы по истории Малороссии: В 5 т. Т.3/ Типография Корчак-Новицкого. – Киев, 1896. – С. 89 – 144.
Летопись Самовидца о войнах Богдана Хмельницкого и о междоусобиях, бывших в Малой России по его смерти./ Ред. О. Бодянский. – Москва: Университетская типография, 1846. – 152 с.
Рудницький Ю. Ієрємія Вишневєцький: спроба реабілітації (Есеїстична розвідка)./ Ю. Рудницький. – Львів: Літературна агенція «Піраміда», 2008. – 301 с.
Семененко В.И., Радченко Л.А. История Украины с древнейших времен до наших дней./ В.И. Семененко, Л.А. Радченко. – изд. 3-е, исправленное и дополненное – Харьков: Торсинг, 2002. – 480 с.
Яковенко Н. Нарис історії України з найдавніших часів до кінця XVIII століття./ Н.Яковенко. – Київ: Критика, 2006. – 584 с.

Денис Бурковский,
Александр Варава

Весь цикл публикаций:

Страницы

Первое лето Хмельниччины: кровь, дипломатия и красные ленты