![Приведение кыргызской кайсацкой орды под [российскую] власть, картина Николая Каразина, 1891 г.](https://blogger.googleusercontent.com/img/b/R29vZ2xl/AVvXsEipmCeTgMf5oEqSgUCou_jo7Eu8U7zdQ43G2Vs4XexzNVhXH8AC1lznmWfXPviUuN3rKjAQfWO6zWA7zVr2NDluevSvMClapGminL4C1s38scfiNmnnn8VIrxMuyVDP9mggxWFXmDaeAB6hhnVCPNr7hAomd6-OqULfun9TvbaHLBRxr7IVIJ0GwtZF/s1300/001.jpg "Приведение кыргызской кайсацкой орды под [российскую] власть, картина Николая Каразина, 1891 г.") |
Приведение кыргызской кайсацкой орды под [российскую] власть, |
«История России — это история страны, которая колонизирует сама себя». Эта фраза, впервые придуманная историком Сергеем Соловьевым в 1840-х годах, получила широкое распространение благодаря «Курсу русской истории» Василия Ключевского, впервые опубликованному в 1911 году и до сих пор популярному.
Это остается одним из самых известных афоризмов о русской истории. И тем не менее любой историк Российской империи знает, что сегодня один из верных способов бросить кирпич в разговоре с российскими коллегами — это сослаться на «русский колониализм». За редким исключением, вы встретите недоуменный, если не обиженный ответ: «Колониализм? Какой колониализм? У России никогда не было колоний».
Я слышал один и тот же ответ и одни и те же аргументы от Оренбурга до Оксфорда, и они мало изменились за 15 лет, прошедших с тех пор, как я начал свою докторскую работу. Я решил сравнить русское правление в Средней Азии с британским правлением в Индии в XIX веке и до сих пор помню реакцию выдающегося русского индолога из Восточного института в Москве, когда я нерешительно изложил свои идеи.
«Нет никакого сравнения — Индия была колонией Британии, индийцы считались неполноценными в расовом отношении. Русские никогда так не относились к выходцам из Центральной Азии», — сказал мне ученый. Она процитировала выдающегося русского исследователя буддизма XIX века Ивана Минаева, чьи дневники показывают его ужас по поводу того, как британцы обращались с индийцами. Интересно, что Минаев сделал бы с Москвой сегодня, где рабочих-мигрантов из Центральной Азии принято называть черножопыми.
В Великобритании и Франции, других основных европейских колониальных державах 19-го и 20-го веков, вы все еще найдете много общественных деятелей и меньшее количество профессиональных историков, которые защищают имперский послужной список своей страны, замалчивая зверства, такие как резня в Амритсаре, подавление Мау-Мау, или Алжирская война.
Однако даже такие защитники не стали бы отрицать колониальный характер этих империй в том смысле, что они состояли из территорий, жители которых имели более низкий политический статус, подчинялись метрополии и обычно подвергались культурной, расовой и религиозной дискриминации. Вместо этого такие апологеты европейского колониализма утверждают, что эти договоренности были на благо их колониальных подданных.
Только в случае с Россией вы сталкиваетесь с аллергической реакцией на само слово «колониальный», которое все больше навязывается государством. Завоевание и господство России в Азии не видны в недавней статье министра иностранных дел Сергея Лаврова об истории российской внешней политики. В октябре 2016 года Совет безопасности России призвал к созданию специального центра по выработке утвержденных версий российской истории для борьбы с «фальсификациями» с Запада и из бывших советских республик. Среди тем, нуждающихся в защите от предполагаемых фальсификаторов, есть «спекуляция на колониальном вопросе».
Как это объяснить? До 1917 года и падения династии Романовых такой чуткости не было. Россия была членом Международного колониального института, базирующегося в Брюсселе, где европейские империи обменивались идеями о лучших методах контроля и развития своих колоний. В последние три десятилетия царского режима ускорилось то, что прямо описывалось как «колонизационное движение» (колонизационное движение) русских и украинских крестьян в Среднюю Азию, где они расселились на землях, отнятых у местных жителей. особенно казахи и киргизы. За этим следило государственное ведомство, Переселенческое управление, домашний журнал которого назывался «Вопросы колонизации».
Туркестанское генерал-губернаторство, охватывавшее весь современный Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан, Киргизию и южный Казахстан, часто называлось «наша колония» («наша колония») официальными лицами, стремившимися к более полному использованию его ресурсов на благо империя. Правда, Россия была сухопутной империей и не создавала отдельных колониальных государств, как британцы и французы, поэтому было гораздо труднее определить, где кончается «Ядро России» (коренная Россия) и начинаются «азиатские» или «колониальные» области, но тем не менее были четкие маркеры обособленности и неполноценности некоторых территорий России и их жителей.
Важно помнить, что Средняя Азия и Кавказ были завоеваны насильственно, а не «мирно ассимилированы», причем самая известная резня произошла при взятии Гёк-Тепе в 1881 году, когда было убито 14 000 туркмен. Кроме того, мусульмане-жители Туркестана, Степи и Северного Кавказа были инородцами, или «инородцами» , а не подданными империи. Они жили по военному праву, не имея доступа даже к тем ограниченным правам, которые были дарованы Европейской России Великими реформами 1860-х годов, такими как земство (провинциальные выборные собрания), независимые суды или право голоса в новом государстве. Дума после 1906 года.
Нахождение вне рудиментарных структур российского гражданства, конечно, имело некоторые преимущества, в частности, освобождение от военной службы. Но это по-прежнему свидетельствовало об их низшем статусе. Нигде этот низший статус не проявлялся более ясно, чем в земельном вопросе, где казахи и киргизы в Средней Азии имели меньше законных прав на землю, на которой они возделывали землю и пасли скот, чем пришлые поселенцы из европейской части России. Эти два фактора — отсутствие интеграции в империю и экспроприация земель для русских поселений — имеют решающее значение для объяснения Среднеазиатского восстания 1916 года, которое было подавлено с жестокостью, не уступающей подавлению подобных восстаний во французских и британских колониях. .
До революции 1917 года были российские чиновники, солдаты и интеллектуалы, которые утверждали, что их империя предлагает модель империализма, отличную от британской и французской — более ассимиляционистскую, менее расистскую. «Мы не англичане, которые в Индии стремятся ни в коем случае не смешиваться с местными расами. …Наша сила, напротив, до сих пор состояла в том, что мы ассимилировали побежденные народы, мирно слившись с ними», — писал военный географ Михаил Венюков в 1877 году.
Необычайно богатый и глубоко эксцентричный князь Эспер Ухтомский, воспитатель царя Николая II, владелец нескольких газет и идеолог русской экспансии на Дальнем Востоке, пошел еще дальше, написав, что «Россия, в сущности, ничего не завоевывает на Востоке, так как все зримо поглощенные ею чуждые расы родственны нам по крови, по традициям, по мысли; и мы только крепче свяжем узы между собой и тем, что на самом деле всегда было нашим».
Это дает ключ к пониманию того, как эти идеи родства использовались, а именно для оправдания российской экспансии и контроля. В любом случае, они были точкой зрения меньшинства. Открытый биологический расизм, конечно, был менее распространен в России, чем в Британской или Французской империях, но для большинства русских разделение между их собственной европейской культурой и христианством, а также культурой их азиатских, мусульманских подданных было для этого не менее реальным.
После 1917 г. интеллектуальными наследниками «азиатских» мыслителей, таких как Ухтомский, были эмигранты-евразийцы во главе с Николаем Трубецким и Георгием Вернадским, разработавшие идею Евразии, которая была явно антиколониальной, хотя, поскольку она настаивала на органическом единстве имперского территориях, она по-прежнему оправдывала господство России. «Евразийство» явно продолжает служить этой цели и сегодня в мысли Александра Дугина.
Именно большевики самым искренним образом выступали против колониализма, и мы должны обратиться к советскому периоду, чтобы понять, почему большинство россиян так сопротивляются идее, что их империя была колониальной. В то время как царское правление над нерусскими осуждалось первым поколением советских историков в 1920-х и 1930-х годах как деспотический и эксплуататорский колониализм — «абсолютное зло», при Сталине стало обязательным называть его «меньшим злом» по сравнению с как к «феодальным» режимам, которые он заменил, так и к альтернативе британского колониализма. Предполагалось, что советские историки подчеркнут положительную роль русского «старшего брата» в вознесении «отсталых народов» Империи (к которым относились выходцы из Центральной Азии, Кавказа и коренные народы Сибири) до политического сознания и цивилизации.
Хотя «колониализм» никогда полностью не исчезал из советского лексикона царского правления, он гораздо чаще применялся к «буржуазным» империям — прежде всего к британской и французской — и всегда употреблялся уничижительно. В советском мышлении не могло быть такой вещи, как позитивная форма империализма или колониализма, и использование этого термина западными историками и политиками воспринималось (обычно справедливо) как преднамеренное оскорбление.
Советский режим во многом отличался от своего царского предшественника. Было всеобщее гражданство, и если права, которые оно давало, могли быть бессмысленными, то они были одинаково бессмысленны для всех, русских и нерусских. СССР проводил политику коренизации или коренизации в своих нерусских регионах и помогал создавать новые нации со своими территориями, официально утвержденной историей и национальной идентичностью. Недаром один историк назвал ее «Империей позитивных действий». Прежде всего, оно преследовало чрезвычайно амбициозные, хотя и все более нереалистичные цели по развитию и модернизации общества и отдельных людей — превращению их в новых советских людей — такими способами, которые царский режим и не предполагал.
Тем не менее в СССР доминировали русские, и стать «советским» по сути означало выучить русский язык и принять российские культурные нормы. Культурный, если не экономический или политический колониализм, был фактом жизни и сильно возмущал многих нерусских. Идеал «дружбы народов» был благородным, безусловно, более привлекательным, чем уродливый этнический национализм, который мы наблюдаем сегодня в России и некоторых других бывших советских республиках, но он помог замаскировать гораздо более беспорядочную и более неравную реальность.
По иронии судьбы, именно массовая миграция выходцев из Центральной Азии в российские города после обретения независимости, в гораздо большем масштабе, чем когда-либо, когда еще существовал СССР, выявила скрытый расизм в некоторых частях российского общества, точно так же, как аналогичная миграция из стран Магриба, Карибский бассейн и Южная Азия сделали это во Франции и Великобритании в 1950-х и 1960-х годах.
Таким образом, русские возражают против «колониализма» отчасти потому, что в русском языке это слово теперь имеет чисто отрицательные, уничижительные ассоциации: прошло почти сто лет с тех пор, как оно рассматривалось как нормальный или нейтральный способ описать русское правление над нерусскими. У этого также есть геополитическое измерение – попытки России восстановить свой контроль над своим «ближним зарубежьем» и создание ею мини-государств-клиентов в таких местах, как Абхазия или Приднестровье, подрываются утверждениями о том, что отношения являются колониальными, а не братскими.
Неравенство и иерархия власти, которые мы связываем с «колониализмом», существовали и продолжают существовать в отношениях России с нерусскими народами ее бывшей империи, но они последовательно отрицаются. Это позволяет процветать открытому расизму по отношению к мигрантам из Центральной Азии и Кавказа в России, несмотря на оппозицию и активность небольшой, но смелой и громкой группы россиян.
Во фразе Ключевского о России, как о земле, которая «сама себя колонизирует», используется возвратная форма глагола (колонизуется), из чего следует, что вся эта земля есть и всегда была русской, и что никто другой никогда не имел на нее никакого права — что-то вроде американская идея «явной судьбы», которая также использовалась для оправдания агрессивного поселенческого колониализма. Стоит задуматься, что колониальная исключительность России не уникальна – китайцы также отрицают колониальный характер своего правления в Тибете и Синьцзяне, а большинство американцев также предпочитают считать себя повстанцами против колониализма Британской империи, игнорируя не только американскую правление на Филиппинах, Кубе, в Пуэрто-Рико и других местах, но тот факт, что сами США были колонией поселенцев, где было широко распространено расовое неравенство.
Разница в том, что в США и других западных демократиях тем, кто отрицает или защищает колониализм, постоянно и решительно бросают вызов. В России за отрицателями стоит государственная власть, а противники составляют небольшое и борющееся меньшинство.
Alexander Morrison
Александр Моррисон (Alexander Morrison) — профессор истории, Оксфордский университет. Он является автором книги «Русское правление в Самарканде 1868–1910 гг. Сравнение с Британской Индией» (Оксфорд, 2008 г.) и в настоящее время пишет историю завоевания Средней Азии русскими.
Александр Моррисон — историк империи и колониальных войн, уделяет особое внимание XIX веку и русскому колониализму в Центральной Азии. Его опыт связан с историей Южной Азии, и большая часть его работ носит сравнительный характер: он рассматриваю опыт России наряду с опытом других европейских империй, в частности, Британской Индии.
Большая часть его работы на сегодняшний день сосредоточена на понимании основ того, как функционировало (или не функционировало) российское имперское правление, то, что лучше всего можно описать как политическую и административную историю (что в российской Средней Азии означает значительное внимание к социальному происхождению и институциональная культура вооруженных сил) и, в некоторой степени, то, как местное население взаимодействовало с этими новыми структурами власти, эксплуатировало их и страдало от них.
Александра Моррисона также интересуют российские имперские идеологии.
Веб-страницу Моррисона можно найти по адресу: https://oxford.academia.edu/AlexanderMorrison
Это остается одним из самых известных афоризмов о русской истории. И тем не менее любой историк Российской империи знает, что сегодня один из верных способов бросить кирпич в разговоре с российскими коллегами — это сослаться на «русский колониализм». За редким исключением, вы встретите недоуменный, если не обиженный ответ: «Колониализм? Какой колониализм? У России никогда не было колоний».
Я слышал один и тот же ответ и одни и те же аргументы от Оренбурга до Оксфорда, и они мало изменились за 15 лет, прошедших с тех пор, как я начал свою докторскую работу. Я решил сравнить русское правление в Средней Азии с британским правлением в Индии в XIX веке и до сих пор помню реакцию выдающегося русского индолога из Восточного института в Москве, когда я нерешительно изложил свои идеи.
«Нет никакого сравнения — Индия была колонией Британии, индийцы считались неполноценными в расовом отношении. Русские никогда так не относились к выходцам из Центральной Азии», — сказал мне ученый. Она процитировала выдающегося русского исследователя буддизма XIX века Ивана Минаева, чьи дневники показывают его ужас по поводу того, как британцы обращались с индийцами. Интересно, что Минаев сделал бы с Москвой сегодня, где рабочих-мигрантов из Центральной Азии принято называть черножопыми.
В Великобритании и Франции, других основных европейских колониальных державах 19-го и 20-го веков, вы все еще найдете много общественных деятелей и меньшее количество профессиональных историков, которые защищают имперский послужной список своей страны, замалчивая зверства, такие как резня в Амритсаре, подавление Мау-Мау, или Алжирская война.
Однако даже такие защитники не стали бы отрицать колониальный характер этих империй в том смысле, что они состояли из территорий, жители которых имели более низкий политический статус, подчинялись метрополии и обычно подвергались культурной, расовой и религиозной дискриминации. Вместо этого такие апологеты европейского колониализма утверждают, что эти договоренности были на благо их колониальных подданных.
Только в случае с Россией вы сталкиваетесь с аллергической реакцией на само слово «колониальный», которое все больше навязывается государством. Завоевание и господство России в Азии не видны в недавней статье министра иностранных дел Сергея Лаврова об истории российской внешней политики. В октябре 2016 года Совет безопасности России призвал к созданию специального центра по выработке утвержденных версий российской истории для борьбы с «фальсификациями» с Запада и из бывших советских республик. Среди тем, нуждающихся в защите от предполагаемых фальсификаторов, есть «спекуляция на колониальном вопросе».
Как это объяснить? До 1917 года и падения династии Романовых такой чуткости не было. Россия была членом Международного колониального института, базирующегося в Брюсселе, где европейские империи обменивались идеями о лучших методах контроля и развития своих колоний. В последние три десятилетия царского режима ускорилось то, что прямо описывалось как «колонизационное движение» (колонизационное движение) русских и украинских крестьян в Среднюю Азию, где они расселились на землях, отнятых у местных жителей. особенно казахи и киргизы. За этим следило государственное ведомство, Переселенческое управление, домашний журнал которого назывался «Вопросы колонизации».
Туркестанское генерал-губернаторство, охватывавшее весь современный Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан, Киргизию и южный Казахстан, часто называлось «наша колония» («наша колония») официальными лицами, стремившимися к более полному использованию его ресурсов на благо империя. Правда, Россия была сухопутной империей и не создавала отдельных колониальных государств, как британцы и французы, поэтому было гораздо труднее определить, где кончается «Ядро России» (коренная Россия) и начинаются «азиатские» или «колониальные» области, но тем не менее были четкие маркеры обособленности и неполноценности некоторых территорий России и их жителей.
Важно помнить, что Средняя Азия и Кавказ были завоеваны насильственно, а не «мирно ассимилированы», причем самая известная резня произошла при взятии Гёк-Тепе в 1881 году, когда было убито 14 000 туркмен. Кроме того, мусульмане-жители Туркестана, Степи и Северного Кавказа были инородцами, или «инородцами» , а не подданными империи. Они жили по военному праву, не имея доступа даже к тем ограниченным правам, которые были дарованы Европейской России Великими реформами 1860-х годов, такими как земство (провинциальные выборные собрания), независимые суды или право голоса в новом государстве. Дума после 1906 года.
Нахождение вне рудиментарных структур российского гражданства, конечно, имело некоторые преимущества, в частности, освобождение от военной службы. Но это по-прежнему свидетельствовало об их низшем статусе. Нигде этот низший статус не проявлялся более ясно, чем в земельном вопросе, где казахи и киргизы в Средней Азии имели меньше законных прав на землю, на которой они возделывали землю и пасли скот, чем пришлые поселенцы из европейской части России. Эти два фактора — отсутствие интеграции в империю и экспроприация земель для русских поселений — имеют решающее значение для объяснения Среднеазиатского восстания 1916 года, которое было подавлено с жестокостью, не уступающей подавлению подобных восстаний во французских и британских колониях. .
До революции 1917 года были российские чиновники, солдаты и интеллектуалы, которые утверждали, что их империя предлагает модель империализма, отличную от британской и французской — более ассимиляционистскую, менее расистскую. «Мы не англичане, которые в Индии стремятся ни в коем случае не смешиваться с местными расами. …Наша сила, напротив, до сих пор состояла в том, что мы ассимилировали побежденные народы, мирно слившись с ними», — писал военный географ Михаил Венюков в 1877 году.
Необычайно богатый и глубоко эксцентричный князь Эспер Ухтомский, воспитатель царя Николая II, владелец нескольких газет и идеолог русской экспансии на Дальнем Востоке, пошел еще дальше, написав, что «Россия, в сущности, ничего не завоевывает на Востоке, так как все зримо поглощенные ею чуждые расы родственны нам по крови, по традициям, по мысли; и мы только крепче свяжем узы между собой и тем, что на самом деле всегда было нашим».
Это дает ключ к пониманию того, как эти идеи родства использовались, а именно для оправдания российской экспансии и контроля. В любом случае, они были точкой зрения меньшинства. Открытый биологический расизм, конечно, был менее распространен в России, чем в Британской или Французской империях, но для большинства русских разделение между их собственной европейской культурой и христианством, а также культурой их азиатских, мусульманских подданных было для этого не менее реальным.
После 1917 г. интеллектуальными наследниками «азиатских» мыслителей, таких как Ухтомский, были эмигранты-евразийцы во главе с Николаем Трубецким и Георгием Вернадским, разработавшие идею Евразии, которая была явно антиколониальной, хотя, поскольку она настаивала на органическом единстве имперского территориях, она по-прежнему оправдывала господство России. «Евразийство» явно продолжает служить этой цели и сегодня в мысли Александра Дугина.
Именно большевики самым искренним образом выступали против колониализма, и мы должны обратиться к советскому периоду, чтобы понять, почему большинство россиян так сопротивляются идее, что их империя была колониальной. В то время как царское правление над нерусскими осуждалось первым поколением советских историков в 1920-х и 1930-х годах как деспотический и эксплуататорский колониализм — «абсолютное зло», при Сталине стало обязательным называть его «меньшим злом» по сравнению с как к «феодальным» режимам, которые он заменил, так и к альтернативе британского колониализма. Предполагалось, что советские историки подчеркнут положительную роль русского «старшего брата» в вознесении «отсталых народов» Империи (к которым относились выходцы из Центральной Азии, Кавказа и коренные народы Сибири) до политического сознания и цивилизации.
Хотя «колониализм» никогда полностью не исчезал из советского лексикона царского правления, он гораздо чаще применялся к «буржуазным» империям — прежде всего к британской и французской — и всегда употреблялся уничижительно. В советском мышлении не могло быть такой вещи, как позитивная форма империализма или колониализма, и использование этого термина западными историками и политиками воспринималось (обычно справедливо) как преднамеренное оскорбление.
Советский режим во многом отличался от своего царского предшественника. Было всеобщее гражданство, и если права, которые оно давало, могли быть бессмысленными, то они были одинаково бессмысленны для всех, русских и нерусских. СССР проводил политику коренизации или коренизации в своих нерусских регионах и помогал создавать новые нации со своими территориями, официально утвержденной историей и национальной идентичностью. Недаром один историк назвал ее «Империей позитивных действий». Прежде всего, оно преследовало чрезвычайно амбициозные, хотя и все более нереалистичные цели по развитию и модернизации общества и отдельных людей — превращению их в новых советских людей — такими способами, которые царский режим и не предполагал.
Тем не менее в СССР доминировали русские, и стать «советским» по сути означало выучить русский язык и принять российские культурные нормы. Культурный, если не экономический или политический колониализм, был фактом жизни и сильно возмущал многих нерусских. Идеал «дружбы народов» был благородным, безусловно, более привлекательным, чем уродливый этнический национализм, который мы наблюдаем сегодня в России и некоторых других бывших советских республиках, но он помог замаскировать гораздо более беспорядочную и более неравную реальность.
По иронии судьбы, именно массовая миграция выходцев из Центральной Азии в российские города после обретения независимости, в гораздо большем масштабе, чем когда-либо, когда еще существовал СССР, выявила скрытый расизм в некоторых частях российского общества, точно так же, как аналогичная миграция из стран Магриба, Карибский бассейн и Южная Азия сделали это во Франции и Великобритании в 1950-х и 1960-х годах.
Таким образом, русские возражают против «колониализма» отчасти потому, что в русском языке это слово теперь имеет чисто отрицательные, уничижительные ассоциации: прошло почти сто лет с тех пор, как оно рассматривалось как нормальный или нейтральный способ описать русское правление над нерусскими. У этого также есть геополитическое измерение – попытки России восстановить свой контроль над своим «ближним зарубежьем» и создание ею мини-государств-клиентов в таких местах, как Абхазия или Приднестровье, подрываются утверждениями о том, что отношения являются колониальными, а не братскими.
Неравенство и иерархия власти, которые мы связываем с «колониализмом», существовали и продолжают существовать в отношениях России с нерусскими народами ее бывшей империи, но они последовательно отрицаются. Это позволяет процветать открытому расизму по отношению к мигрантам из Центральной Азии и Кавказа в России, несмотря на оппозицию и активность небольшой, но смелой и громкой группы россиян.
Во фразе Ключевского о России, как о земле, которая «сама себя колонизирует», используется возвратная форма глагола (колонизуется), из чего следует, что вся эта земля есть и всегда была русской, и что никто другой никогда не имел на нее никакого права — что-то вроде американская идея «явной судьбы», которая также использовалась для оправдания агрессивного поселенческого колониализма. Стоит задуматься, что колониальная исключительность России не уникальна – китайцы также отрицают колониальный характер своего правления в Тибете и Синьцзяне, а большинство американцев также предпочитают считать себя повстанцами против колониализма Британской империи, игнорируя не только американскую правление на Филиппинах, Кубе, в Пуэрто-Рико и других местах, но тот факт, что сами США были колонией поселенцев, где было широко распространено расовое неравенство.
Разница в том, что в США и других западных демократиях тем, кто отрицает или защищает колониализм, постоянно и решительно бросают вызов. В России за отрицателями стоит государственная власть, а противники составляют небольшое и борющееся меньшинство.
Alexander Morrison
Александр Моррисон (Alexander Morrison) — профессор истории, Оксфордский университет. Он является автором книги «Русское правление в Самарканде 1868–1910 гг. Сравнение с Британской Индией» (Оксфорд, 2008 г.) и в настоящее время пишет историю завоевания Средней Азии русскими.
Александр Моррисон — историк империи и колониальных войн, уделяет особое внимание XIX веку и русскому колониализму в Центральной Азии. Его опыт связан с историей Южной Азии, и большая часть его работ носит сравнительный характер: он рассматриваю опыт России наряду с опытом других европейских империй, в частности, Британской Индии.
Большая часть его работы на сегодняшний день сосредоточена на понимании основ того, как функционировало (или не функционировало) российское имперское правление, то, что лучше всего можно описать как политическую и административную историю (что в российской Средней Азии означает значительное внимание к социальному происхождению и институциональная культура вооруженных сил) и, в некоторой степени, то, как местное население взаимодействовало с этими новыми структурами власти, эксплуатировало их и страдало от них.
Александра Моррисона также интересуют российские имперские идеологии.
Веб-страницу Моррисона можно найти по адресу: https://oxford.academia.edu/AlexanderMorrison
По теме:
- Крест в вечномёрзлой земле. Как жили и умирали депортированные литовцы
- Депортация крымских татар — как это было
- Как крымские татары просили присоединить Крым к Украине
- Рафаэль Лемкин: Советский геноцид в Украине
- Как Суворов истребил ногаев: Обыкновенный геноцид
- Как Сталин убивал Украину
- Колониальная аллергия России