Наряду с Иосифом Флавием и Савлом (Шаулем) Тарсийским (апостолом Павлом), Филон Александрийский является одним из трех важнейших иудео-эллинистических авторов древности. Подобно Флавию и Павлу, Филон писал на греческом – главном языке культуры того периода главном языке евреев западной диаспоры. В отличие от Флавия и Павла, у него, по всей видимости, не было еврейского имени (хотя иногда его греческое имя переводится на иврит как «Йедидья»), он не владел ивритом и арамейским и не жил в течение длительного периода в Эрец-Исраэль. Из трех вышеупомянутых авторов Филон был самым «старшим» – он писал о себе, что в 30-х гг. I в. н. э. был пожилым человеком, и поэтому исследователи полагают, что он жил между 20-ми гг. I в. до н. э. и 40-ми гг. I в. н. э.
О личной жизни Филона нам известно очень немного. Причиной этому отчасти является и то, что жизнь «во плоти» для него была практически лишена смысла. Однако нам известно, что он был одним из лидеров еврейской общины столицы Египта, Александрии, а эта община являлась важнейшим еврейским центром того периода после Эрец-Исраэль. В своих произведениях Филон сетовал, что вместо философии ему часто приходилось заниматься политическими и общественными проблемами, далекими от его душевных устремлений. При этом он умел отказаться от личных– интеллектуальных и духовных– интересов ради общего блага, если того требовали обстоятельства. Так, в 39/40 г. н. э. он отправился в Рим во главе еврейской делегации, чтобы ходатайствовать за еврейскую общину Александрии перед императором Калигулой, после того как местные язычники учинили в городе жестокий погром. Когда в Риме он узнал о том, что Калигула вознамерился установить в Иерусалимском Храме свою статую, он был готов пожертвовать своей жизнью, чтобы предотвратить воплощение этого плана.
Филон принадлежал к одной из богатейших семей Египта, да и Римской империи вообще. Его брат Александр был ответственным за сбор налогов с торговли с Аравией на восточном берегу Нила, заведовал египетскими владениями матери императора Тиберия, одалживал деньги царю Иудеи Агриппе I и покрыл ворота Храма серебром и золотом. В отличие от своего отца и дяди, сын Александра, Тиберий Юлий Александр, оставил иудейскую веру и сделал блестящую карьеру на римской службе: сначала он был прокуратором Иудеи, затем префектом Египта, главнокомандующим всей римской армией во время подавления Великого иудейского восстания, и префектом преторианской гвардии в Риме. Другой сын Александра, Марк, был женат на сестре еврейского царя Агриппы II, Беренике, но умер молодым.
Филон был высокообразованным человеком – как с точки зрения иудаизма, так и в области греко-римской культуры. Греческая философия повлияла на его мировоззрение не менее, чем иудейская традиция, и поэтому его иудаизм был сильно эллинизирован. Несмотря на то, что Филон был очень оригинальным мыслителем, не стоит приписывать лишь ему главную роль в создании синтеза между иудаизмом и эллинизмом: он сам признает, что и до него были евреи, проявившие себя в этой области.
Из поистине огромного литературного наследия Филона сохранились более сорока (!) произведений. Большая часть дошла до нас в греческом оригинале, а некоторые – лишь в переводе на армянский язык. Большинство из них посвящено интерпретации Торы на разных уровнях. Несколько произведений посвящены библейским персонажам, которых Филон интерпретирует аллегорически; другие обсуждают вопросы морального плана. Большая часть его трудов посвящена заповедям Торы, их анализу, классификации, а также интерпретации их глубокого смысла. Кроме этого, Филон написал два исторических труда – «Против Флакка» и «Посольство к Гаю», первый из которых посвящен погрому, произошедшему в Александрии в 38 г. н. э., а второй – вышеупомянутой делегации к Калигуле, во главе которой стоял сам Филон. Есть у него также апологетические и философские произведения – например, «О животных» (также называемое «Александр»), в котором он полемизирует со своим племянником, оставившим иудаизм.
Филон был знаком с Торой лишь в переводе на греческий – хотя и знал, разумеется, что в оригинале она была написана на иврите. Но и греческий текст он интерпретировал так, словно каждое его слово и каждая буква боговдохновенны. Интерпретации Торы у Филона можно разделить на три уровня: относительно простые и приближающиеся к очевидному смыслу Писания, аллегорические, и совершенно эзотерические (лично для него эзотерические смыслы Писания были наиболее важными и близкими сердцу). Скорее всего, Филон, предназначал разные уровни интерпретации для разных групп читателей: наиболее простые – для неизощренных людей, аллегорические – для образованных евреев, а эзотерические – для таких продвинутых адептов, как он сам. Очень вероятно, что часть его трудов также была написана для образованных язычников и имела своей целью представить перед ними иудаизм в качестве универсальной и космополитической философии, идентичной законам мироздания, а также дарящей своим приверженцам счастье, гармонию и духовность.
О характере иудаизма Филона ученые до сих пор спорят – некоторые считают, что он подпал под влияние эллинистических мистерий (тайных культовых мероприятий, к участию в которых допускались лишь посвященные), а другие рассматривают его в качестве философа, сторонника т. н. «среднего платонизма». Скорее всего, и эти, и те – также как и многие другие интерпретаторы Филона – правы. Но они правы лишь отчасти, поскольку труды мыслителя свидетельствуют о влиянии на него самых различных традиций, и поэтому невозможно интерпретировать его в узких рамках какой-либо одной из них.
Как сказано выше, аллегорический «глубокий» смысл заповедей Торы был в глазах Филона намного важнее их непосредственного практического смысла. Он, вероятно, полагал, что тот, кто живет лишь по очевидному смыслу заповедей Торы, является несчастным и довольно убогим. При этом он считал, что положение этих несчастных и убогих «буквалистов» намного лучше положения тех «изощренных» евреев, которые якобы понимают глубокий смысл Писания, но при этом перестают соблюдать заповеди Торы в соответствии с их очевидным практическим смыслом. Будучи не только мыслителем, но и общинным деятелем, он прекрасно осознавал, что никакое общество не в состоянии жить без законов, а поэтому подчеркивал, что те, кто стремятся жить лишь в соответствии с глубоким духовно-аллегорическим смыслом заповедей, при этом пренебрегая их соблюдением в повседневной жизни, думают, что они живут в безлюдной пустыне, – ведь, как уже было сказано, никакое общество не в состоянии опираться только на аллегорические значения и духовные принципы.
Несмотря на то, что Филон являлся важнейшей фигурой александрийского иудаизма, он не оказал фактически никакого влияния на раввинистический иудаизм; нет также свидетельств того, что мудрецы-раввины читали его труды. Немалая часть эзотерических воззрений Филона наверняка показались бы им очень странными и пропитанными нееврейскими влияниями и чуждыми идеями. Поэтому писания Филона (впрочем, как и остальная еврейская литература этого периода) не сохранились среди евреев, и дошли они до наших дней только благодаря тому интересу, который питали к ним христиане. Однако и эти последние, по всей видимости, не были заинтересованы в сохранении всего корпуса сочинений Филона, особенно тех из них, где философ заявлял, что спасение души и вечную жизнь вполне можно достичь с помощью веры в превознесенных библейских героев – таких, как патриархи и пророки Израиля. Это, разумеется, не могло сильно понравиться христианам, которые полагали, что спасение возможно лишь через веру в воскресшего Христа. Между тем христиане очень многому научились у Филона – до такой степени, что вряд ли возможно понять во всей полноте ранне-христианскую мысль и толкование Писания без знакомства с произведениями Филона. Более того, несмотря на то, что исследователи полагают, что Филон не оказал прямого влияния на авторов Нового Завета, нет никакого сомнения, что немало новозаветных идей было позаимствовано ранними христианами из эллинизированного иудаизма, очень похожего на иудаизм Филона. Христиане всегда хорошо осознавали важность произведений Филона и отчасти считали его одним из «отцов Церкви». До недавнего времени его труды печатались в основном в составе собраний свято-отеческой литературы – в числе так называемых «апологетов».
Необходимо отметить, что писания Филона важны далеко не только для понимания Нового Завета и раннего христианства. Некоторые специалисты не без основания считают, что и в рамках изучения древнего иудаизма по важности они не уступают Кумранским рукописям. Тем, кто интересуется различными проявлениями иудаизма в греко-римскую эпоху, Филон открывает широкое окно в мир иудаизма диаспоры. Ее интеллектуалы, с одной стороны, гордились своим еврейством и интерпретировали Тору для того, чтобы актуализировать ее содержание в условиях динамичной и постоянно меняющейся обстановки, с другой же – чувствовали себя дома в мире греческой философии и литературы, владея при этом современными им методами интерпретации традиционных текстов. Эти евреи не усматривали никакого противоречия между соблюдением заповедей Торы и признанием достижений греческой философии; они наивно верили в то, что и греческие философы были учениками Моисея. Так или иначе, они – с Филоном во главе – оставили яркий след в истории западной мысли. Некоторые ученые даже полагают, что именно Филон предвосхитил и определил будущее направление средневековой философии (будь то христианской, исламской или еврейской), поскольку именно он был первым из всех известных нам мыслителей, кто последовательно попытался совместить философскую мысль с религией откровения.
Михаил Туваль
Историк-религиовед, PhD. Закончил Бар –
Иланский университет по специальности «Востоковедение», а затем магистратуру в
Еврейском Университете в Иерусалиме по специальности «Еврейская история периода
Второго храма». Там же защитил докторскую диссертацию по древнееврейской
истории. В течение трех лет был членом группы, изучавшей трансформацию
античного иудаизма «из религии храма в религию общины» (Центр Схолион,
Еврейский Университет в Иерусалиме). Два года занимался исследованием
греческого языка евреев греко-римской диаспоры и их теологических
взглядов. Преподавал в Еврейском университете в Иерусалиме на кафедре еврейской
истории и в Школе Иностранных студентов им. Ротберга. Был в постдокторантуре
при Университете г. Фрибура (Швейцария), а в настоящий момент занимается
исследованиями при Университете Людвига-Максимилиана в Мюнхене
(Германия). Автор книги From Jerusalem Priest to Roman Jew:
On Josephus and the Paradigms of Ancient Judaism
(Tübingen: Mohr-Siebeck, 2013). Научный редактор нового русского перевода
и комментария четырех Маккавейских книг (Москва-Иерусалим:
Мосты Культуры-Гешарим, в печати). В Израиле с 1991 г.