Работа зеркальных нейронов в мозге позволяет нам сочувствовать не только окружающим людям, но и героям книг, фильмов или телерепортажей. Как описать персонажа так, чтобы повысить его шансы на читательское сопереживание? Литературовед Сьюзан Кин из нью-йоркского Гамильтон-колледжа много лет изучает явление нарративной эмпатии и в своей книге «Эмпатия и роман» называет условия, при которых автор с большей вероятностью достучится до сердец читателей.
Пусть герой страдает:
как заставить читателя сопереживать
Литература — та безопасная зона, где присущий читателю здоровый скепсис остается в подвешенном состоянии, за порогом текста. Будучи вымыслом, художественное повествование обезоруживает читателя, ослабляет его недоверие и тем самым расчищает дорогу нарративной эмпатии. Но некоторые нарративные стратегии усиливают и без того вольный поток сочувствия.
Есть персонаж — есть эмпатия
Имя, основные жизненные обстоятельства и чувства, пусть и не явно выраженные, — этот минимум уже способен высечь искру эмпатии: простое оповещение слушателя о существовании другого человеческого существа само по себе активирует сеть зеркальных нейронов.
По этой причине даже стереотипный персонаж из второсортной литературы получит свою долю нарративной эмпатии: описание не обязательно должно быть реалистичным, сойдет и довольно халтурное. Литературовед и когнитивист Патрик Колм Хоган замечает по этому поводу:
По этой причине даже стереотипный персонаж из второсортной литературы получит свою долю нарративной эмпатии: описание не обязательно должно быть реалистичным, сойдет и довольно халтурное. Литературовед и когнитивист Патрик Колм Хоган замечает по этому поводу:
«В то время
как литературные критики и профессионалы ценят романы за то, что
те нарушают условности и сдвигают нормы, реакция читателей
на знакомые ситуации и шаблонные сюжетные ходы активирует искреннюю
эмпатию — к предсказуемым поворотам и трафаретным персонажам».
Впрочем, яркие и необычные образы действуют иначе: замедляя темп чтения, они позволяют читателю лучше прочувствовать героя, отмечают литературовед Дэвид Миалл и психолог Дон Куикен.
Несмотря на то что схожесть читателя с литературным героем (в особенности схожесть жизненных целей) способствует отождествлению, он не обязательно должен разделять наши взгляды на жизнь или быть чем-то на нас похожим; он может быть другого возраста, пола/гендера или религиозных убеждений. Это может быть даже животное — главное, чтобы читателю поведали о том, как его зовут, как оно выглядит, какими чертами характера обладает, как себя ведет, какую роль в развитии сюжета играет и как разговаривает.
Несмотря на то что схожесть читателя с литературным героем (в особенности схожесть жизненных целей) способствует отождествлению, он не обязательно должен разделять наши взгляды на жизнь или быть чем-то на нас похожим; он может быть другого возраста, пола/гендера или религиозных убеждений. Это может быть даже животное — главное, чтобы читателю поведали о том, как его зовут, как оно выглядит, какими чертами характера обладает, как себя ведет, какую роль в развитии сюжета играет и как разговаривает.
Расскажите о герое. Но не всё
Чем больше точек соприкосновения с собственной судьбой видит читатель в литературном тексте, тем быстрее выстреливает эмпатия. Но иногда нужна недосказанность: исследование 2004 года предполагает, что эмпатия действует как заполняющий пробелы механизм, то есть читатель сам подставляет на место недостающей информации догадки, резонирующие с его собственным психологическим состоянием.
Пусть герой действует
Вместо того чтобы описывать характер героя, позвольте ему действовать и объясните мотивы его поступков — так вы с большей вероятностью вовлечете читателя эмоционально и сподвигнете его проецировать личные переживания на персонажа.
Пусть герой страдает
Эмпатия к вымышленным персонажам проявляется легче и быстрее, когда те переживают негативные эмоции. Сьюзан Кин замечает, что, хоть ее студенты нередко описывают единение с героем в моменты радости и наслаждения, эмпатическое сострадание трогает гораздо глубже.
«Такие горькие и тягостные переживания, как скорбь или досада, больше нуждаются в целебной силе сочувствия», — объяснял Адам Смит в «Теории нравственных чувств». С другой стороны, несчастья персонажа трогают нас потому, что мы часто переносим их на себя: текст, пробудивший затаенные страхи читателя, с головой затянет его в море эмпатии. По той же аналогии нам легче сопереживать героям, которые — как и мы — совершают ошибки.
«Такие горькие и тягостные переживания, как скорбь или досада, больше нуждаются в целебной силе сочувствия», — объяснял Адам Смит в «Теории нравственных чувств». С другой стороны, несчастья персонажа трогают нас потому, что мы часто переносим их на себя: текст, пробудивший затаенные страхи читателя, с головой затянет его в море эмпатии. По той же аналогии нам легче сопереживать героям, которые — как и мы — совершают ошибки.
Следите за ритмом
Эмпатия обычно возрастает в середине сюжетных линий, когда проблема или загадка, стоящая перед персонажами, еще не решена, и спадает (а иногда пропадает) в моменты колебаний и метаний. Зная об этом, автор может контролировать темп и структуру повествования, чтобы повысить уровень читательской эмпатии, — например, использовать многоуровневое повествование, придать концовке силы или оставить ее слабой.
Учтите, что сложность и прерывистость текста может служить преградой сочувствию: возможность проследить причинно-следственную связь упрощает отождествление с персонажами и, следовательно, эмпатию.
Учтите, что сложность и прерывистость текста может служить преградой сочувствию: возможность проследить причинно-следственную связь упрощает отождествление с персонажами и, следовательно, эмпатию.
Форма имеет значение
Уровень вовлеченности и сочувствия зависит от длины произведения, его соответствия жанру, прорисованности места действия, количества томов в книжной серии и темпа повествования.
Что касается авторского стиля, некоторые исследователи считают, что эстетические достоинства произведения повышают шансы возникновения эмоционального ответа и нарративной эмпатии. Другие предполагают, что чрезмерное восхищение авторским стилем отвлекает читателя, мешает его погружению в вымышленную реальность и, соответственно, сопереживанию ее обитателям.
Что касается авторского стиля, некоторые исследователи считают, что эстетические достоинства произведения повышают шансы возникновения эмоционального ответа и нарративной эмпатии. Другие предполагают, что чрезмерное восхищение авторским стилем отвлекает читателя, мешает его погружению в вымышленную реальность и, соответственно, сопереживанию ее обитателям.
Станьте героем сами
Согласно анализу Кин, самым безошибочным инструментом воздействия на читателя было и остается повествование от первого лица. Позиция, с которой автор имеет возможность изобразить внутренний мир и эмоциональное состояние героя, наиболее выгодная, потому что такой подход передает «подлинные» мысли героя, напрямую связывая его с читателем. Несмотря на то что повествование со стороны вызывает слабую эмпатическую реакцию, третье лицо, или «всезнающий рассказчик», также вызывает доверие и эмпатию. Такой ракурс позволяет автору перемещаться от одного героя к другому, достоверно воспроизводя их мысленные монологи через несобственно-прямую речь и создавая наиболее полную картину происходящего — прием, которым мастерски пользовался Флобер, создавая мир «Мадам Бовари».
Эти правила точно сработают?
Не обязательно. Эмпатия бывает непредсказуемой, проявляется от случая к случаю и не всегда совпадает с нарративными установками. Сочувствие может возникнуть не к тщательно прорисованному главному герою, а к схематически набросанному персонажу. Кин называет феномен несоответствия авторского замысла читательской эмпатии «эмпатической неточностью».
К тому же нарративную эмпатию может случайным образом усилить соответствие текста определенной исторической, культурной или общественной ситуации: контекст художественного произведения влияет на качество, силу и оттенки эмпатии.
Кин замечает, что ни один роман не в состоянии вызвать эмпатическую реакцию всех без исключения читателей. Такие особенности, как возраст, опыт, предубеждения, знания об описываемом периоде и даже качество внимания, влияют на то, как мы распознаем чужие эмоциональные состояния; на этот навык влияют и унаследованные генетические характеристики.
Как отмечал Майкл Стейг, «определенные личные качества и опыт позволяют некоторым читателям оригинальнее и глубже других разбирать эмоциональный пазл литературного произведения».
К тому же нарративную эмпатию может случайным образом усилить соответствие текста определенной исторической, культурной или общественной ситуации: контекст художественного произведения влияет на качество, силу и оттенки эмпатии.
Кин замечает, что ни один роман не в состоянии вызвать эмпатическую реакцию всех без исключения читателей. Такие особенности, как возраст, опыт, предубеждения, знания об описываемом периоде и даже качество внимания, влияют на то, как мы распознаем чужие эмоциональные состояния; на этот навык влияют и унаследованные генетические характеристики.
Как отмечал Майкл Стейг, «определенные личные качества и опыт позволяют некоторым читателям оригинальнее и глубже других разбирать эмоциональный пазл литературного произведения».