Сказка и социально-ритуальный контекст

• Чем сказки со схожим сюжетом, рассказываемые в разных культурах, отличаются друг от друга?
• Коррелируют ли сюжеты сказок с социальным контекстом?
• Какую роль сказки играют в представлениях о мире духов?

Сказки вненациональны. Поскольку это очень развлекательный жанр, то мы их рассказываем ради удовольствия или читаем их ради удовольствия, они легко пересекают национальные границы. В отличие от мифологических текстов, в отличие от песен, они гораздо меньше привязаны к конкретной территории, к конкретной этнической группе. Поэтому, конечно, вопрос о том, есть ли у сказки социальный контекст, проблемный. Что значит «есть ли у сказки социальный контекст»? Это значит, каким образом такой развлекательный, такой интересный текст, как сказка, взаимодействует с обществом. Есть, например, общества мусульманские. Есть, например, общества христианские. Есть, например, охотники Алтая. Рассказывается ли там сказка о Золушке одинаково или что-то меняется? А если меняется, то связано ли это с особенностями этого общества?

Сделаем небольшое отступление, на секунду. Массовая запись сказок началась в начале XIX века. Кое-где в конце XVIII века были записи, но в основном это XIX век. К этому времени вся Европа поделилась на протестантские культуры и на культуры католические. Так вот, в культурах протестантских сказки с альтруистическими сюжетами были очень непопулярны, а в культурах католических и ортодоксальных, православных, такие альтруистические сюжеты, наоборот, вызывали одобрение. То есть можно предположить, что, поскольку в ментальность протестантизма входит идея добиваться всего самому, строить свой мир и свой дом своими руками, идея помощи просто так не очень нравилась и поэтому плохо передавалась, и поэтому эти сюжеты передавались меньше, чем те, в которых герой добивался всего своим умом и находчивостью.

Призрачная тайна Эдвина Друда, которую оставил после себя Чарльз Диккенс

Charles Dickens

8 июня 1870 года Чарльз Диккенс большую часть дня работал над своим последним романом. Обычно Диккенс ограничивался своим письмом утренними часами, но в этот день он встретился со своим близким другом Джоном Форстером за обедом, а затем вернулся к своему роману во второй половине дня.

В 18:10, вскоре после того, как он присоединился к своей семье за обеденным столом, у него случился инсульт. Двадцать четыре часа спустя самый знаменитый писатель викторианской Англии скончался.

«Потеря одного человека в нынешнем поколении, если не считать самого Авраама Линкольна, принесла траур во многие семьи, и которую так небезразлично оплакивали все слои общества», - сказал Гораций Грили, основатель New-York.

В письме к Форстеру Генри Уодсворт Лонгфелло писал:

«Ужасные новости из Англии наполняют всех нас невыразимой печалью. Диккенс был настолько полон жизни, что казалось невозможным, что он может умереть, и тем не менее он ушел раньше нас, и мы сожалеем о нем».

Даже королева Виктория выразила свое соболезнование, послав «свое глубокое сожаление по поводу печальных новостей о смерти Чарльза Диккенса» по телеграфу из замка Балморал.

Но помимо первоначального шока печали, которую выражали страстные фанаты Диккенса - о чем они действительно молились - был ответ на один вопрос: закончил ли Диккенс «Тайну Эдвина Друда»?

Ближе к концу жизни Диккенс начал страдать от плохого здоровья. Заядлый ходок, он страдал от усиливающейся боли в ногах в дополнение к множеству других заболеваний, которые он лечил с помощью лауданума, который он себе прописывал. Но слабое здоровье нисколько не улучшилось.

Но Чарльз не только начал новый роман, но и начал новый тур выступлений, обязательства, которые он обычно не брал на себя одновременно.

6 августа 1869 года Диккенс написал Форстеру, что у него есть «очень любопытная и новая идея для новой истории. Идея не передовая (иначе бы пропал интерес к книге), но очень сильная, хотя и трудная для реализации».

Роман назывался «Тайна Эдвина Друда» и должен был стать версией Диккенса мрачного детективного романа, действие которого происходило в его родном городе Рочестере. История сосредоточена вокруг хормейстера со скрытой злой стороной, который жаждет невесты своего племянника. Когда племянник, некий Эдвин Друд, внезапно исчезает, возникает подозрение на тайное убийство.

«Я надеюсь, что его книга закончена. Это, безусловно, одна из его самых прекрасных работ, если не самая красивая из всех », - написал Лонгфелло в своем письме с соболезнованиями. «Было бы слишком грустно думать, что ручка выпала из его руки и оставила ее незавершенной».

Увы, ручка выпала из рук Диккенса, когда рассказ был закончен только на полпути. В контракте на роман оговаривалось, что он будет опубликован в 12 частях; Диккенс закончил шесть, оставив последнюю главу на две страницы короче.

Так родилась тайна внутри тайны, которая преследовала одержимых Диккенсом более века без видимого решения: как Диккенс намеревался разрешить главные вопросы, лежащие в основе книги - кто убил Эдвина Друда, и на самом ли деле Друд мертв?

Диккенс не оставил никаких заметок о сюжете своего последнего романа или о том, что он намеревался делать со второй половиной. Но есть некоторые намеки на то, что он точно знал, как планировал разгадывать загадочные перипетии.

Королева Виктория была большой поклонницей Диккенса (она назвала Оливера Твиста «чрезмерно интересным»), и их правление во многом совпало - ее правление на троне и его правление в качестве главного писателя страны. Она несколько раз пыталась встретиться с ним, но он вежливо и вопреки королевскому протоколу отклонял каждую попытку.

Наконец, 7 марта 1870 года, всего за несколько месяцев до его смерти, состоялась долгожданная встреча. Обе стороны стояли на протяжении всего визита, согласно Клэр Томалин в ее биографии «Чарльз Диккенс: жизнь», и они затрагивали самые разные темы - от популярности королевской семьи в Америке до роста цен на еду и трудностей королевы с поиском хороших слуг.

Диккенсу, у которого, по словам Томалина, «не хватало энтузиазма по отношению к королевской семье», удалось любезно улыбнуться и вынести это, когда Виктория подарила ему копию написанной ею книги «Листья из журнала нашей жизни в Хайлендсе».

В какой-то момент Виктория не очень тонко намекнула, что сожалеет о том, что не смогла присутствовать на одном из чтений Диккенса. Автор недвусмысленно сказал ей, что он не давал частных выступлений, но, как гласит история, он действительно предлагал раскрыть ей конец Друда.

К ужасу тех, кого с тех пор преследует нераскрытое преступление, Виктория якобы отклонила его предложение. (Может быть, она была стойким противником спойлера, или, может быть, она отплатила ему за то, Диккенс много раз отказывал ей.)

О переводе на иврит

Яэль Сэла-Шапиро переводила книги с английского на иврит в течение 15 лет - "просто литературу", фентези и фантастику. После того, как в последнее время дела в книжной индустрии в Израиле стали совсем плохи, она ушла работать в местный Гугл специалистом по качеству иврита в гугле-продуктах. Яэль прочитала в Гугле интересную лекцию о литературном переводе на иврит, о том, как устроена эта индустрия, о специфических сложностях перевода на иврит, и т. д. Вот кое-что из того, что мне запомнилось:

(кстати, я не знаю, почему в книжной индустрии в Израиле такой суровый кризис; это вряд ли связано с электронными книгами на иврите, потому что в Израиле их почти нет и никто их не читает)

• - извечная тема: рассматривать труд переводчика как умелый перенос смысла на другой язык, "Google Translate без ляпов", или создание совершенно нового текста, не более чем вдохновленного оригиналом. Это две крайности - необязательно выбирать между ними, можно найти что-то лучше посредине. Но есть много примеров того, как переводчик ощущает необходимость сильно изменить текст, чтобы сохранить эффект от него. В книгах для маленьких детей это совершенно стандартно. Интересный пример для взрослых - "Трое в лодке, не считая собаки" Джерома К. Джерома. Есть четыре перевода на иврит. Кто-то написал статью с подробным анализом, какой из них самый смешной (выбрали сцену, показывали ее людям в разных переводах, следили за реакцией...). Вышло, что всех обогнал и оставил далеко позади перевод Яира Бурла, сделанный в 70-х, который очень сильно изменил текст. Главное, что сделал Бурла - это взял недосказанный юмор Джерома и везде огрубил и сказал больше. Если в оригинале дядя вешает картину и у него падает гвоздь, то в переводе у него падает молоток и обязательно на палец ноги, и т.д. "Возможно, израильтяне так устроены, что нас надо сильнее щекотать".

• - примеры "культурных замен" в детских книгах. Девочка ждет кого-то около церкви (просто как место в городе, не часть сюжета); в переводе церковь исчезла, на ее место встал муниципалитет. Наконец, дождалась мальчика, он подходит, жует свиную сосиску в тесте ("pig in blanket"). В переводе стал жевать индюшиную сосиску. В магазинах игрушек есть игра для малышей: нажимаешь на фигурку животного, она издает звук. "Корова мычит, утка крякает, овца говорит хрю-хрю - догадайтесь, почему".

• - иврит стали возрождать в качестве светского и разговорного языка в 19 - начале 20 веков. Начали делать переводы европейской литературы на иврит; в 19 веке была тенденция переводить имена на традиционные еврейские. Обложки двух пьес Шекспира в переводах 19 веков: называются "Рам и Яэль" и "Итиэль". Элиэзер Бен-Иегуда жил в Палестине на рубеже 19-20 веков и всю жизнь посвятил тому, чтобы еврейское население Палестины заговорило на иврите; он создал огромное количество слов для современных объектов и понятий, которых не было в иврите; подробнее см. в Википедии (это я поясняю для тех, кто незнаком, Яэль этого не говорила - в Израиле про Бен-Иегуду все знают). Забавная история про него: как-то в Палестину прибыла с гастролями настоящая опера, с оркестром и хором, и к Бен-Иегуде срочно прибежали с просьбой придумать слова для программы и плакатов на иврите: нет ни слова "оркестр", ни слова "хор". Бен-Иегуда послал в ответ две бумажки, но их перепутали: так и вышло, что в современном иврите оркестр называют словом "тизморет", происходящим от корня "петь", а хор словом "макхела", происходящем от корня "толпа" (идея была, что оркестр сидит вместе с толпой посетителей вне сцены). По-моему, эта история апокрифическая и вряд ли так было, но забавно.

• - отдельная проблема с тем, чтобы использовать существующие переводы - напр. для эпиграфов или цитат внутри книг. До недавнего времени стихи переводили на иврит (да и писали) очень, очень высокоштильным языком, который может быть просто непонятен читателю, особенно если это подросток. Пример: в какой-то фантастике был эпиграф из известного стихотворения Уильяма Блейка:

I was angry with my friend,
I told my wrath, my wrath did end.

• Предположим, современный англоязычный подросток необязательно знает слово "wrath", но кроме одного этого слова, проблем нет. Теперь смотрим на ивритский перевод, причем не очень старый, 1941 года:

חרה אפי בחברי
שחתיו לו, ויכלה חוריי

Корней Чуковский и бред либерализма

Путаница

Замяукали котята:
"Надоело нам мяукать!
Мы хотим, как поросята,
Хрюкать!"

А за ними и утята:
"Не желаем больше крякать!
Мы хотим, как лягушата,
Квакать!"

Свинки замяукали:
Мяу, мяу!

Кошечки захрюкали:
Хрю, хрю, хрю!

Уточки заквакали:
Ква, ква, ква!

Курочки закрякали:
Кря, кря, кря!

Воробышек прискакал
И коровой замычал:
Му-у-у!

Прибежал медведь
И давай реветь:
Ку-ка-ре-ку!

Только заинька
Был паинька:
Не мяукал
И не хрюкал -
Под капустою лежал,
По-заячьи лопотал
И зверюшек неразумных
Уговаривал:

"Кому велено чирикать -
Не мурлыкайте!
Кому велено мурлыкать -
Не чирикайте!
Не бывать вороне коровою,
Не летать лягушатам под облаком!"

Но весёлые зверята -
Поросята, медвежата -
Пуще прежнего шалят,
Зайца слушать не хотят.
Рыбы по полю гуляют,
Жабы по небу летают,

Мыши кошку изловили,
В мышеловку посадили.

А лисички
Взяли спички,
К морю синему пошли,
Море синее зажгли.

Море пламенем горит,
Выбежал из моря кит:
"Эй, пожарные, бегите!
Помогите, помогите!"

Долго, долго крокодил
Море синее тушил
Пирогами, и блинами,
И сушёными грибами.

Прибегали два курчонка,
Поливали из бочонка.

Приплывали два ерша,
Поливали из ковша.

Прибегали лягушата,
Поливали из ушата.

Тушат, тушат - не потушат,
Заливают - не зальют.

Тут бабочка прилетала,
Крылышками помахала,
Стало море потухать -
И потухло.

Вот обрадовались звери!
Засмеялись и запели,
Ушками захлопали,
Ножками затопали.

Гуси начали опять
По-гусиному кричать:
Га-га-га!

Кошки замурлыкали:
Мур-мур-мур!

Птицы зачирикали:
Чик-чирик!

Лошади заржали: И-и-и!

Мухи зажужжали:
Ж-ж-ж!

Лягушата квакают:
Ква-ква-ква!

А утята крякают:
Кря-кря-кря!

Поросята хрюкают:
Хрю-хрю-хрю!

Мурочку баюкают
Милую мою:
Баюшки-баю!
Баюшки-баю!

🦊 🐼 🦁 🐷 🐸 🐭 🐶

В этом, моём любимом детском стихотворении Корнея Чуковского, бездна взрослой мудрости. Прекрасна природа, всё расставившая по полочкам, опасен человек, решивший, что в его силах переделать законы природы.

Вся нынешняя, совковая и либеральная хрень в этих строчках: от лживого и фальшивого "братства народов", до "единой Европы". Ничего не меняется в мире нашем: китаец остаётся китайцем, еврей евреем, святой - святым, грешник - грешником, мракобес - мракобесом, талант - талантом, бездарь - бездарностью, лентяй-лентяем, а трудяга - трудягой... И никакими идиотскими догмами вечных передельщиков и уравнителей это не изменить. А начнешь менять - и лисички способны спичками поджечь синее море, чтобы потом другие идиоты-монстры от природы начали его гасить "пирогами да блинами".

В сказке обязателен добрый конец. Нашлась бабочка, посмевшая остаться бабочкой. Этого мужества оказалось достаточно, чтобы погасить огонь и превратить утят в утят, а свинок в свинок. В сказке Чуковский легко покончил с трагедией уродства. В жизни нашей все может кончится не так весело.

Аркадий Красильщиков

---

• Почему в СССР запрещали сказки Чуковского
• Алхимия Корнея Чуковского

Крымское путешествие Ходжи Насреддина

Крымское путешествие Ходжи Насреддина

В странах мусульманского Востока с давних времен было популярно имя Ходжи Насреддина, умного и тонкого рассказчика, прекрасно владеющего словом, и одновременно с этим простоватого балагура, человека из народа, постоянно попадающего в смешные и запутанные ситуации, при этом ловко выходящего из любой ловушки.

Образ Ходжи, возникший в раннем средневековье в среде тюркских народов, стал своим для курдов, иранцев, арабов, армян, болгар… На базарах и в чайханах, в домах богачей и нищих до сих пор с восторгом слушают рассказы о проделках неугомонного Ходжи Насреддина. Многие страны спорят о том, откуда родом ловкий пройдоха.

В Турции провели даже специальное исследование, по итогам которого пришли к выводу, что родился Насреддин в семье почтенного имама Абдуллы в турецкой деревне Хорто в 605 году по хиджре (1206 год) рядом с городом Сиврихисар в провинции Эскишехир. Однако десятки селений и городов на Ближнем Востоке готовы поспорить насчет национальности и места рождения великого хитреца. В мактабе, начальной мусульманской школе, маленький Насреддин задавал своему учителю, мулле, каверзные вопросы. На многие из них почтенный мулла просто не мог ответить. Затем Насреддин якобы учился в Конье, столице Сельджукского султаната, жил и работал в Кастамону, потом в Акшехире, где, в конце концов, и умер…

Даже дата смерти Ходжи Насреддина установлена весьма оригинальным способом. В Акшехире есть гробница, которую с давних времен принято считать гробницей «того самого» Насреддина. Она датируется 386 годом по хиджре, но эта дата противоречит всей имеющейся информации о знаменитом острослове. Исследователи решили, что дата была установлена… в шутку, и поэтому предложили ее прочесть в обратном порядке. С тех пор датой смерти Насреддина считается 683 год по хиджре.

Сборник анекдотов о Насреддине

Собиратель кавказского фольклора, М. Захаров, издавший в конце XIX века сборник анекдотов о Насреддине, писал:

«Молла Насреддин — любимый герой татарских анекдотов… Полагают, молла Насреддин жил при дворе арабского халифа Гаруна ар-Рашида, хотя в анекдотических сказаниях о молле мне ни разу не приходилось встречать имени этого халифа. В одной персидской книге под заглавием „История Теймур-ленга“ говорится, что при дворе этого грозного завоевателя жил какой-то мудрый ученый муж; он „верно и правдиво“ умел предсказывать будущность. Теймур-ленг (Тамерлан) любил его, верил в его слова: он ничего не предпринимал, не посоветовавшись с ним предварительно. В часы досуга Насреддин развлекал своего грозного повелителя остроумными шутками».

Во время своих странствий Ходжа Насреддин не обошел вниманием и Крым. После принятия Ислама крымскотатарский народ впитал в себя достижения культуры всего мусульманского мира. Сейчас невозможно точно сказать, когда именно достопочтенный Ходжа посетил Крымский полуостров. Вероятно, это произошло во второй половине XIII столетия. Именно тогда из Анатолии вместе с сельджукским султаном Кей-Кавусом II сюда переселилась большая группа эмигрантов, которые принесли на крымскую землю не только веру своих предков, но и фольклор.

Популярность Ходжи Насреддина была колоссальна. О забавных приключениях неугомонного шутника рассказывали меддахи, знатоки фольклора, на базарах Кафы и Гёзлёва, в бахчисарайском дворце хана и в ногайских юртах степного Крыма. Исследователь народного творчества крымских татар украинский ученый С. Коцюбинский писал:

«То до предела ловкий и прозорливый, то беспредельно неуклюжий и глуповатый, то сверкающий молниеносно-остроумными ответами, то поражающий чудовищной наивностью и простодушием — Насреддин, как канатный плясун, постоянно на грани — между мудростью и глупостью, между скепсисом и легковерием, между язвительным сарказмом и невинным добродушием. Это — комический герой, в самом абсолютном и первоначальном смысле слова, это сплошной парадокс в самом решительном значении термина. Отсюда и анекдоты Насреддиниады — причудливая и невероятная энциклопедия самых неожиданных qui pro quo, самых острых ситуаций, самых каламбурных сентенций и афоризмов».

В 1936 году в Крыму был издан сборник сказок, а в 1937 году — книга «Анекдоты о Ходже Насреддине и Ахмете Ахае», результат нескольких лет работы сотрудников Алупкинского дворца-музея. Об Ахмете Акае следует говорить отдельно. Согласно местной легенде, он родился в местечке Озенбаш под Бахчисараем. Когда-то Озенбаш был известен крымским татарам как село, в котором живут самые веселые люди полуострова. Именно в этом районе Крыма возникли лятифе — шуточные рассказы, героями которых часто выступали Ходжа Насреддин и Ахмет Акай. Самого Ахмета Акая крымские татары считали родственником (внуком) неугомонного Ходжи.

Крымское путешествие Ходжи Насреддина

Притча, анекдот, афоризм. Эволюция короткого жанра

В чём фундаментальные различия между буддистской, евангельской и талмудической притчей и правда ли, что русской культуре ближе еврейские традиции, чем европейские?
Лингвист Давид Буянер объясняет, откуда пристрастие к афоризмам, анекдотам и прочим «цитатам великих людей».

Одна из коренных особенностей мировосприятия (и восприятия искусства, как, с одной стороны, части действительности, а с другой — ключа к ней же) — пристрастие к притче и анекдоту, афоризму и bon mot. Я перечисляю эти жанры по нисходящей: анекдот относится к притче примерно так же, как острота к афоризму, причём каждый из членов пары отличается от другого не столько областью бытования, сколько отношением аудитории, и грань эта имеет свойство стираться. Отсюда — также свойственная именно русской культуре, особенно, в дурных её проявлениях, многозначительность: бесконечное, навязчивое, остервенелое повторение одних и тех же цитат или формулировок, кому-то когда-то почему-то показавшихся афористичными и превратившихся в опознавательный знак — «здесь свои». Что характерно — полюбившиеся фразы, зачастую безо всякого на то основания, относятся именно к русским реалиям. Самый вопиющий пример — популярная редакция фразы Мити Карамазова: «Широк человек — я бы сузил», регулярно воспроизводимой в пошлейшей формулировке — «Широк русский человек и т. д.». Это — оборотная сторона тяготения к символизму и литературной кристаллизации мифа, понимаемого в юнговском смысле.

В высших своих проявлениях эта черта русской культуры, как и многие другие, уходит корнями в евангельскую притчу, которая, в свою очередь, неотделима от стилистики фарисейской проповеди, представленной, в том числе (или, скорее, главным образом), в Талмуде, точнее, в Агаде. Так что «притчевость», в основе своей, родственна еврейской, и их взаимодействие естественно. Проявляется оно как на высоком уровне (и тогда его проследить трудно), так и на низком. В. Н. Топоров — опять-таки, афористически! — определил диапазон этого взаимодействия «от хохмЫ до хОхмы», что отсылает к идишу как источнику профанации древнееврейского.

Исповедь

На страстной неделе бабка Фекла сильно разорилась — купила за двугривенный свечку и поставила ее перед угодником.

Фекла долго и старательно прилаживала свечку поближе к образу. А когда приладила, отошла несколько поодаль и, любуясь на дело своих рук, принялась молиться и просить себе всяких льгот и милостей взамен истраченного двугривенного.

Фекла долго молилась, бормоча себе под нос всякие свои мелкие просьбишки, потом, стукнув лбом о грязный каменный пол, вздыхая и кряхтя, пошла к исповеди.

Исповедь происходила у алтаря за ширмой.

Бабка Фекла встала в очередь за какой-то древней старушкой и снова принялась мелко креститься и бормотать. За ширмой долго не задерживали.

Исповедники входили туда и через минуту, вздыхая и тихонько откашливаясь, выходили, кланяясь угодникам.

«Торопится поп, — подумала Фекла. — И чего торопится. Не на пожар ведь. Неблаголепно ведет исповедь».

Фекла вошла за ширму, низко поклонилась попу и припала к ручке.

— Как звать-то? — спросил поп, благословляя.

— Феклой зовут.

— Ну, рассказывай, Фекла, — сказал поп, — какие грехи? В чем грешна? Не злословишь ли по-пустому? Не редко ли к богу прибегаешь?

— Грешна, батюшка, конечно, — сказала Фекла, кланяясь.

— Бог простит, — сказал поп, покрывая Феклу епитрахилью.

— В бога-то веруешь ли? Не сомневаешься ли?

— В бога-то верую, — сказала Фекла. — Сын-то, конечно, приходит, например, выражается, осуждает, одним словом. А я-то верую.

Книгу XVI века можно читать шестью разными способами

Этот небольшой том, напечатанный в XVI веке в Германии, можно читать шестью разными способами.

Уникальная книга скреплена металлическими зажимами, раскрыв которые, можно прочитать ту или иную публикацию. Данный тип переплета называется «dos-а-dos», от французского «спина к спине» и сегодня практически не используется.

Первым рассказал об оригинальном издании знаменитый историк Erik Kwakkel, который с давних пор специализируется на изучении средневековых книг. Работник Leiden University (Нидерланды) был поражен уникальностью издания. Обычно методом «dos-а-dos» объединяли воедино 2 книги. Здесь же в одном издании создателям удалось собрать 6 разных книг, объединенных религиозной тематикой.

Все страницы исписаны древними молитвенными текстами. Причем, информации в книге так много, что писать ее немецким священнослужителям пришлось 20 лет (с 1550-го по 1570-е гг.).

Эгейский мир. Кикладская цивилизация

Кикладские острова

Эгейский мир. Кикладская цивилизация

В обводе красной линией — Эгейское море. В верхнем, правом углу — Мраморное море и Черное. Слева — Аттика и Пелопоннес. Внизу — Крит. Справа — Турция. В центре Эгейского моря — Кикладские острова. С них и начнем погружение в историю Древней Эллады…

Около 4000 г. до н. э. эгейский мир вступил в эпоху неолита. Человек освоился в окружавшем его пространстве. Он одомашнил животных, стал пахать землю и жить в поселениях, объединяющих несколько домов. Опыт новой жизни пришёл к нему с Востока благодаря миграциям населения: восточная цивилизация пережила такие же революционные изменения, как и египетская, только несколькими тысячелетиями раньше. В то время как эгейцы ещё жили в каменном веке, египтяне и народы Востока уже владели письмом (см. темы: «История развития клинописи» и «Шумерские «конверты» оказались старше письменности на 200 лет») и имели достаточно развитую социально-экономическую и политическую систему.

Изобретение письма

Клинопись шумеров

Жил однажды в Уруке царь по имени Энмеркар, пожелавший подчинить себе богатый город Аратту (современный Иран). И послал он к правителю этого города гонца, который должен был потребовать уплаты дани золотом и серебром. Однако монархи никак не могли договориться и гонец был вынужден без конца скакать туда и обратно, преодолев семь горных хребтов. Однажды, обессилев, он оказался не в состоянии передать чересчур длинное сообщение... Тогда Энмеркар взял и написал письмо, изложив свои требования на глиняной табличке, дабы посланец ничего не забыл. Эта шумерская легенда очень близка к истине. В 3300 г. до н.э. процветающий Урук имел торговые отношения с весьма отдаленными регионами. Необходимость считать товары стимулировала появлению общей для всех знаковой системы, фиксирующей речь.

Энмеркар, правитель шумерского города Урука

Письменность родилась из потребностей управления. Составленная из знаков, имевших форму гвоздя или клина - откуда и пошло название "клинопись", - она позволяла наносить текст на глиняные таблички, что осуществлялось при помощи выструганной из тростника тонкой палочки.

Такая техника письма просуществовала более 3000 лет. Первая письменность, передававшая шумерский язык, основывалась не на алфавите, а на 2000 знаков, каждый из которых представлял односложное слово (логограмму) или одну идею (идеограмму).

Неизвестный Стивен Кинг

Стивен Кинг

Маэстро ужаса, князь тьмы, автор леденящих кровь романов – всё это о Стивене Кинге, человеке, который наверняка не нуждается в каком-то особом представлении – за него уже более 40 лет говорят его бесчисленные бестселлеры, превратившие его имя в настоящий бренд.

Но всё ли мы знаем о самом известном писателе современности?

Про нелёгкое детство

Стивен Кинг на День независимости. 4 июля 1952г.

Когда Стивену было всего два года, без вести пропал его отец – моряк торгового флота. По воспоминаниям матери, тот просто вышел из дому за пачкой сигарет и бесследно исчез. Стивен и его сводный старший брат воспитывались матерью, и семья нередко сталкивалась с финансовыми трудностями. Кроме того, в детстве на глазах у Кинга погиб его друг, которого сбил поезд. Сам Стивен этого случая не помнит – домой он вернулся в шоковом состоянии и ничего не мог рассказать. Часть исследователей творчества писателя считает, что именно этот трагический инцидент оказал решающее влияние на выбор Кингом своего ремесла. Сам же он придерживается другого мнения.

Про случайную находку и выбор ремесла

Однажды Стивен и его старший брат Дэвид спустились в подвал своего дома, где обнаружили вещи пропавшего отца. Среди них был томик «Затаившегося у порога» – сборник рассказов Говарда Ф.Лавкрафта. Дешёвое издание в мягком переплёте было украшено обложкой с нарисованным демоном и произвело на ребёнка большое впечатление: 

“Когда я прочёл книгу, то понял, что обрёл новый дом”.

Про суеверия

Стивен Кинг у ворот своего дома. г.Бангор, шт.Мэн

Человек, который на протяжении полувека наводит своими произведениями ужас на миллионы читателей, сам не лишён страхов и суеверий. Одним из них является боязнь числа 13. По словам писателя, каждый раз, когда оно ему попадается – по его спине бегут мурашки:

“Когда я пишу, то никогда не прервусь на странице 13 или её производных. Я просто продолжу печатать, пока не доберусь до безопасной страницы. Когда иду по своей лестнице – всегда переступаю две последние ступеньки одним шагом, превращая чисто шагов в 12 из 13-ти. Даже когда я просто читаю – никогда не останавливаюсь на страницах 91, 195 или 377. Все они делятся на 13”.

Кстати, боязнь тринадцати имеет медицинское название – трискайдекафобия.

Про самого автобиографичного персонажа

Джек Торренс – главный (анти)герой романа «Сияние»

В интервью BBC писатель рассказал, с кем из придуманных им персонажей он себя ассоциирует. Оказалось, что своим литературным двойником Кинг считает Джека Торренса – главного (анти)героя романа «Сияние». Во время работы над книгой писатель крепко выпивал и считал, что Джек – героический персонаж, которому выпало несчастье бороться со своими внутренними демонами. 

 

Кстати, идея романа «Сияние» родилась у Кинга в 1974-ом году после кошмарного сна, который приснился ему во время постоя в огромной гостинице. Семья Кингов была едва ли не последними постояльцами, которых принимал отель перед закрытием на зиму.

Про дурные поступки

В беседе со своим другом и коллегой по ремеслу – писателем Нилом Гейманом – Кинг рассказал, что если бы ему представилась возможность начать всё в своей жизни сначала, он ничего бы в ней не поменял. За исключением съёмок в рекламе дорожных чеков American Express.

О христианах, римлянах и кодексе

Христос как добрый пастырь, V век, мозаика телескопа над входом в мавзолей Галлы Плацидии, Равенна.

Специалист по античности и цифровой инженер Бенджамин Харнетт о том, как кодекс пришел на смену свитку, в чем были его преимущества и почему распространенная версия о том, что именно христиане подарили миру практику общего использования кодексов, замещающих языческие книжные свитки римлян, скорее миф, чем правда.

Кодекс – это просто латинское название книги, состоящей из страниц и, как правило, переплетенной слева. Ее предшественником был свиток или книжный свиток, который разворачивали во время чтения. Кодекс имеет явные преимущества над свитком: можно хранить много томов (английское слово volume, то есть том, происходит от латинского названия книжного свитка volumen); кодексы имеют встроенное покрытие для защиты; и страницы, которые могут быть пронумерованы для ссылки, откуда возникли разнообразные версии содержания и индексов.

Кодекс распространился на удивление поздно в античном мире. Ранние христиане, однако, взялись за создание кодексов с особым энтузиазмом. Широкое использование этого формата, похоже, совпало с распространением христианства. В IV веке никто иной, как сам святой Августин, демонстрирует разницу между кодексом и свитком – и присущее кодексу «христианство».

Еще до своего крещения, когда он однажды был в своем саду, где раньше читал, как рассказывает нам Августин, он услышал, как детский голос пропел: «Tolle Lege!» («Возьми и читай!»). Поэтому он схватил свою книгу и развернул на случайной странице. Его глаза загорелись на отрывке из Послания к Римлянам святого апостола Павла. Слова, которые он нашел, стали ключом к его обращению. Книга не могла быть свитком: это был кодекс Евангелий. Но многие другие его книги, часто не имевшие отношения к христианству, были свитками.

Практически все древние христианские тексты были кодексами, и это подтверждается с каждым новым фрагментом, найденным в египетских песках – редкие исключения лишь «подтверждают правило». Историки пришли к выводу, что хотя христиане, вероятно, не изобрели кодекс, их писцы подарили его общее использование римскому миру и таким образом передали его и многое из того, что сохранилось из античной литературы, нам. Но неспособность объяснить точное происхождение и природу этого «христианского кодекса» усложняет любое исследование, и на то есть весомая причина: этот вывод неверен. Хотя почти каждый ранний христианский текст является кодексом, не каждый ранний кодекс является христианским.

Стойкая аура противостояния затмевает исторический взгляд на христианство и Рим. По мнению английского историка XVIII века Эдварда Гиббона, введение христианства, сосредоточенного на внутреннем мире человека, подорвало силу и социальную сплоченность Римской империи. Вопреки ему, американский социолог религии Родни Старк недавно утверждал, что распространение христианства привело к необходимому «оживлению» истощенной и приходившей в упадок культуры. Это основные направления научной мысли, которые исследования последних десятилетий пытались распутать, таким образом развивая наше понимание христиан в римском Средиземноморье.

Один эпизод показывает отношение самих римлян к некоторым из первых христиан. Во втором веке, будучи губернатором провинции части сегодняшней Турции, Плиний Младший (племянник Плиния Старшего, известного нам своей «Естественной историей») пишет императору Траяну, обращаясь за советом, что делать с христианами – быстро растущей сектой на его территории.

В конечном счете, он «обнаружил» в разговорах с членами общества, которые были бывшими христианами, что христиане собирались не для совершения преступлений, а на самом деле клялись отказаться от них. Он ввел мягкое наказание за отказ от имперского культа – отречение от их Бога и доказательство преданности через жертву, или смерть. Император согласился и сказал Плинию, чтобы тот особо не преследовал христиан, а также с осторожностью относился к анонимным обвинениям. Гиббон считал, что римляне делали все возможное для того, чтобы быть справедливыми.

Несмотря на драму, эти свидетельства указывают на определенное осторожное сосуществование и даже интеграцию, что следует из исторических сведений. Мы знаем об этом общении из десятого тома писем Плиния. Самая ранняя рукопись, о которой у нас есть сведения – это кодекс, созданный примерно в V веке. Шесть его листов хранятся в библиотеке Моргана в Нью-Йорке. Но сборник сначала распространялся не как кодекс, а как книжные свитки. Плиний использовал книжные свитки, тогда как христиане, с которыми он имел дело, использовали кодексы. Идея противопоставления «христианского кодекса» языческому книжному свитку остается одной из немногих осей разделения, на которую существует множество ссылок в научной литературе.

В своих письмах Плиний никогда не упоминает другого книжного формата, кроме свитка, но он упоминает некоего Марка Валерия Марциала, поэта остроумных эпиграмм едкой сатиры. Марциал, который на тот момент недавно умер, ранее написал в стихотворении какие-то добрые слова о Плинии, и Плиний процитировал их другу. Марциал также был известным сторонником кодекса. Во втором стихотворении его первой книги эпиграмм он рассказывает книготорговцу, где можно приобрести копию его произведений в формате кодекса, такого относительно удобного в обращении, что «одна рука будет держать меня».

Кристофер Марло: ложь, истина, сон, явь, или Пробьют часы, придет за мною дьявол, и я погибну…

Кристофер Марло

То, что вы сейчас будете читать, написано в разные годы, по разному поводу, с разным настроением, но с одинаковым желанием и самому разобраться, и попытаться рассказать окружающим о людях, чья жизнь и судьба полны загадок, тайн, неясностей, недосказанности, неопределенности и прочих «не». Они интересны мне, они вызывают восхищение и, несомненно, достойны того, чтобы о них помнили. И вдруг, в один прекрасный миг я понял, что всё то, что написано, могло бы составить главы одной книги… Долго к этому пришлось идти – слишком разные те, о ком я рассказываю, и, тем не менее, книга теперь собрана, и пусть она напомнит калейдоскоп или не до конца собранный паззл, но, возможно, кому-то она станет напоминанием, для кого-то, и автор на это надеется, открытием, и мы все вместе еще раз порадуемся тому, как много чудесного в этом мире! 

Борис Рувимович Мандель

Кристофер Марло, выдающийся английский поэт не погиб 30 мая 1593 года… Вернее, не был убит в этот день в Дептфорде, в одной из комнат харчевни «Вдова Булла»…

Смелое утверждение автора? Догадки? Исторические хроники, архивы, свидетельства и материалы следствия? И все-таки попробуем начать по порядку.

Что нам известно?

Родился в Кентербери 26 февраля 1564 года – английский поэт, переводчик и драматург елизаветинской эпохи, один из наиболее выдающихся предшественников Шекспира. Кстати, в разных написаниях, в том числе, и в автографах самого драматурга, фамилия его пишется по-разному: Marlowe – Marly – Marlin (что говорит о возможном родстве со знаменитым волшебником Мерлином!). Был незаурядной личностью, свидетельство чему не только его мощное поэтическое дарование, но и принадлежность к философскому кружку У. Рэли, члены которого, по-видимому, исповедовали весьма нетрадиционные для своего времени взгляды, ставя под сомнение бессмертие человеческой души.

Уолтер Рэли (англ. Sir Walter Raleigh, 1552 или 1554-29 октября 1618) – английский придворный, государственный деятель, авантюрист и поэт. Прославился при Елизавете I каперскими нападениями на испанский флот, за что получил (как и Френсис Дрейк) рыцарство в 1585 году. Известна легенда, что однажды, когда в его присутствии королева должна была перейти через лужу, он бросил в грязь свой дорогой плащ, чтобы Елизавета не запачкала ног и ступала по плащу. Участвовал в подавлении мятежей в Ирландии и приобрел там значительные земли.

В 1584 году Рэли исследовал территорию в Америке вдоль реки Роанок и назвал ее Виргиния в честь Королевы-Девственницы (сейчас эта территория в Северной Каролине). В 1585–1586 годах делались попытки создания первой колонии в этой области, а в 1587 году усилия увенчались успехом – в литературе созданная в 1587 г. колония известна как колония Роанокили – Пропавшая (затерянная) колония. Именно здесь родился первый английский ребенок в Америке – Вирджиния Дер. Колонисты вскоре пропали без вести (до 1591 года), однако почин Рэли был продолжен другими английскими колонизаторами. Рэли широко почитается в США и особенно в штатах Виргиния и Северная Каролина как один из основателей американской цивилизации вообще. В честь его названа столица Северной Каролины – город Роли.

Однако после смерти королевы в 1603 году Яков I посадил Рэли в Тауэр, так как тот собирался возвести на престол его дальнюю родственницу Арабеллу Стюарт. В ноябре королевский суд судил его за государственную измену и приговорил к смертной казни, однако исполнение приговора отложили на неопределенный срок. В Тауэре Рэли пользовался известными послаблениями, встречался с навещавшими его аристократами, был в курсе всех городских вестей, вел дневник и писал стихи, которые издавались. В тюрьме он написал «Всемирную историю». Чтобы искупить свою вину, Рэли в 1616 году организовал еще одну экспедицию в Америку, на реку Ориноко в поисках Эльдорадо, которая закончилась неудачей. Кроме того, во время экспедиции люди Рэли нарушили перемирие с Испанией, нападая на испанские колонии. По возвращении Рэли в Англию разочарованный Яков, по требованию испанского посла, утвердил старый приговор и велел отсечь сэру Уолтеру голову.

Сэр Уолтер Рэли

Итак, повторяем, Марло родился 26 февраля 1564 г. в Кентербери, в семье сапожника. В родном городе он посещал кентерберийскую Королевскую школу, затем учился в Кембридже. Окончил Колледж Тела Христова в Кембриджском университете, став бакалавром (1584), а затем – по-видимому, по протекции руководителя секретной службы Ф. Уолсингема – магистром (1587). Связь Марло с последним, по-видимому, и объясняет много вольностей в его поведении еще во время учебы в Кембридже. Так, например, он мог спокойно покинуть Кембридж, как то было с февраля по июнь 1587 г. Никто не знал, где Марло все это время находился. Это сошло ему с рук, видимо, не без покровительства влиятельных особ Лондона. 

Как утверждают многие исследователи биографии английского поэта и драматурга, по заданию Уолсингема Марло выполнял некую тайную миссию в Европе. Целью его было собрать подробную информацию о деятельности английского католического подполья во Франции, пытавшегося бросить вызов протестантскому режиму королевы Елизаветы I. Позже Кристофер Марло переехал в Лондон и занялся активной литературной деятельностью. Тогда же вступил в кружок драматургов «Университетские умы», куда входили поэты Д. Лили, Т. Нэш, Р. Грин, Дж. Пиль, Т. Лодж, Т. Кид.

Отсчет английского театра эпохи Возрождения можно вести от любительских студенческих постановок Оксфорда и Кембриджа, где в конце XV – начале XVI вв. ставились спектакли на латинском языке. Поворот к профессионализму произошел в конце 1580-х, когда в английскую драматургию практически одновременно вошел целый ряд драматургов, получивших прозвище «университетские умы»: Роберт Грин, Кристофер Марло, Джон Лили, Томас Лодж, Джордж Пиль, Томас Кид. Почти все они имели университетские дипломы Оксфорда и Кембриджа.

Пьесы «университетских умов», сформировав литературно-философскую концепцию утверждения индивидуальности, могущества человеческой личности, подготовили появление Уильяма Шекспира.

Титульный лист издания трагедии Марло 1590 г.

Тогда же была поставлена и его первая трагедия «Тамерлан великий, скифский пастух»(«The Scythian Shepherd, Tamburlaine»).

Героем пьесы является скифский пастух, ставший могущественным властелином многочисленных азиатских и африканских царств. Жестокий, неумолимый, проливший «реки крови, глубокие, как Нил или Евфрат», Тамерлан в изображении драматурга не лишен черт несомненного величия. Автор наделяет его привлекательной внешностью, он умен, способен на большую любовь, верен в дружбе. В своем необузданном стремлении к власти Тамерлан как бы уловил ту искру божественного огня, который пламенел в Юпитере, свергнувшем с престола отца своего Сатурна. Тирада Тамерлана, прославляющая неограниченные возможности человека, словно произнесена апостолом ренессансного гуманизма. Только герой трагедии Марло не ученый, не философ, но завоеватель, прозванный «бичом и гневом божьим». Простой пастух, он поднимается на невиданную высоту, никто не может противостоять его дерзкому порыву. Нетрудно себе представить, какое впечатление на простолюдинов, наполнявших театр, производили сцены, в которых победоносный Тамерлан торжествовал над своими высокородными врагами, издевавшимися над его низким происхождением. Тамерлан твердо убежден, что не происхождение, но доблесть – источник подлинной знатности. Восхищенному красотой и любовью супруги своей Зенократы, Тамерлану начинает казаться, что только в красоте таится залог величия, и что «истинная слава лишь в добре, и лишь оно дарит нам благородство». Но когда Зенократа умирает, он в порыве яростного отчаяния обрекает на гибель город, в котором лишился любимой. Все выше по ступеням могущества поднимается Тамерлан, пока неумолимая смерть не останавливает его победоносного шествия. Но и расставаясь с жизнью, он не намерен сложить оружия. Ему мерещится новый небывалый поход, целью которого должно стать завоевание неба. И он призывает соратников, подняв черное знамя гибели, в страшной битве истребить богов, горделиво вознесшихся над миром людей.

Томас Кид

Приблизительно с этого времени его отношения с правительством резко меняются. Вольнодумный кружок У. Рэли, в который вступил Марло, не был на хорошем счету у правительства. Считалось, что там проводились некие богохульные обряды. В мае 1593 года в Лондоне произошли волнения, в которых участвовали католики и протестанты. В городе распространялись памфлеты с выпадами против рабочих-иммигрантов из Фландрии. Тайный совет искал авторов клеветнических воззваний среди лондонской литературной богемы. Были произведены обыски, в том числе на квартире драматурга Томаса Кида. Среди его бумаг были обнаружены заметки, содержащие еретические высказывания: доказательства атеизма, отрицание Божественной сущности Христа, насмешки над его чудесами. Кид, помещенный в тюрьму, показал, что бумаги принадлежали Марло и остались от совместной работы над пьесой два года назад.

Был или не был Марло тайным агентом, формально совет должен был допросить его. 20 мая 1593 г. поэта, гостившего у своего друга Томаса Уолсингема (кузена Френсиса Уолсингема) в поместье Скедбери (Кент), вызвали на заседание Тайного Совета, но не арестовали, а лишь велели каждый день отмечаться в канцелярии Совета до тех пор, пока не будет вынесен приговор по его делу. Он переехал в Дептфорд – вероятно, допрос так и не состоялся, а через 10 дней Марло убили.

Как это было?

Сьюзан Кин: «Эмпатия и роман»

Работа зеркальных нейронов в мозге позволяет нам сочувствовать не только окружающим людям, но и героям книг, фильмов или телерепортажей. Как описать персонажа так, чтобы повысить его шансы на читательское сопереживание? Литературовед Сьюзан Кин из нью-йоркского Гамильтон-колледжа много лет изучает явление нарративной эмпатии и в своей книге «Эмпатия и роман» называет условия, при которых автор с большей вероятностью достучится до сердец читателей.

Пусть герой страдает:

как заставить читателя сопереживать

Литература — та безопасная зона, где присущий читателю здоровый скепсис остается в подвешенном состоянии, за порогом текста. Будучи вымыслом, художественное повествование обезоруживает читателя, ослабляет его недоверие и тем самым расчищает дорогу нарративной эмпатии. Но некоторые нарративные стратегии усиливают и без того вольный поток сочувствия.

Есть персонаж — есть эмпатия

Имя, основные жизненные обстоятельства и чувства, пусть и не явно выраженные, — этот минимум уже способен высечь искру эмпатии: простое оповещение слушателя о существовании другого человеческого существа само по себе активирует сеть зеркальных нейронов.

По этой причине даже стереотипный персонаж из второсортной литературы получит свою долю нарративной эмпатии: описание не обязательно должно быть реалистичным, сойдет и довольно халтурное. Литературовед и когнитивист Патрик Колм Хоган замечает по этому поводу:

«В то время как литературные критики и профессионалы ценят романы за то, что те нарушают условности и сдвигают нормы, реакция читателей на знакомые ситуации и шаблонные сюжетные ходы активирует искреннюю эмпатию — к предсказуемым поворотам и трафаретным персонажам».

Впрочем, яркие и необычные образы действуют иначе: замедляя темп чтения, они позволяют читателю лучше прочувствовать героя, отмечают литературовед Дэвид Миалл и психолог Дон Куикен.

Несмотря на то что схожесть читателя с литературным героем (в особенности схожесть жизненных целей) способствует отождествлению, он не обязательно должен разделять наши взгляды на жизнь или быть чем-то на нас похожим; он может быть другого возраста, пола/гендера или религиозных убеждений. Это может быть даже животное — главное, чтобы читателю поведали о том, как его зовут, как оно выглядит, какими чертами характера обладает, как себя ведет, какую роль в развитии сюжета играет и как разговаривает.

Расскажите о герое. Но не всё

Чем больше точек соприкосновения с собственной судьбой видит читатель в литературном тексте, тем быстрее выстреливает эмпатия. Но иногда нужна недосказанность: исследование 2004 года предполагает, что эмпатия действует как заполняющий пробелы механизм, то есть читатель сам подставляет на место недостающей информации догадки, резонирующие с его собственным психологическим состоянием.

От чего скончался иудейский царь Ирод, и что рассказал об этом писатель Антон Чехов

Посмертная консультация, посвященная болезни иудейского царя Ирода, появилась в 1892 году в рождественском выпуске газеты «Новое время». Автором статьи был Антон Павлович Чехов, для которого эта работа стала компромиссом между «законной женой» и «любовницей».

«Омерзительная болезнь»

Писатель мировой величины до последнего своего дня оставался в первую очередь врачом. Неудивительно поэтому, что среди его литературных произведений встречается статья о смерти Ирода, – посмертная консультация, составленная на основании письменных источников о болезни царя Иудеи. Чехов написал эту заметку в трудный финансовый период, руководствуясь в том числе желанием получить гонорар, но и сам предмет исследований вызывал у писателя-медика живой интерес.

А.П. Чехов

Непросто ставить диагноз тому, кого это уже не спасет, а кроме того, делать это исходя из единственного предания, записанного и переписанного много раз, к тому же с использованием устаревшей и непривычной терминологии. Царь Ирод фигурирует в библейских текстах как правитель Иудеи, который, узнав о рождении Христа, но не сумев выведать у волхвов его местонахождение, приказал перебить всех младенцев мужского пола в Вифлееме и его окрестностях. По православным источникам количество жертв составило 14 тысяч, по сирийским – 64 тысячи.

М. ди Джованни "Избиение младенцев"

Исторические источники, содержащие сведения о правлении Ирода, сводятся в основном к труду Иосифа Флавия «Иудейские древности», современника царя, который об избиении младенцев не упоминает. Зато его труд содержит подробное описание недуга, терзавшего правителя на протяжении продолжительного времени: 

«Его мучили также внутренние нарывы, особенно же страшные боли в желудке; ноги его были наполнены водянистой, прозрачной жидкостью. Такая же болезнь постигла и низ его живота; на гниющих частях появлялись черви; когда он хотел подняться, дыхание причиняло ему страшные страдания, как вследствие зловония, так и вследствие затруднительности своей; всего его охватывали судороги, причем царь обнаруживал неестественную силу».

Ф.У. Фаррар,

на которого при написании статьи ссылался А.П. Чехов

Чехов обращается не только к Евангелию, но и к трудам Феофилакта, архиепископа Болгарского, жившего в XI – XII вв., а также своего современника, английского богослова Фредерика Уильяма Фаррара, дополняя и развивая ставшие популярными в то время исследования историко-религиозного характера.

В описании царя Ирода Чехова видна эмоциональность писателя и негативная оценка его личности – больной вызывал «отвращение и ужас», а болезнь его названа «омерзительной». Чехов рассказывает, как, в своем стремлении отвлечься от болей, Ирод приказал казнить старшего сына. На самом деле по приказу правителя были убиты трое его отпрысков – Александр, Аристобул и Антипатр, и, узнав об этом, император Август якобы воскликнул: «Лучше быть свиньей Ирода, чем его сыном!»