Не позволяйте вчерашнему дню влиять на себя сегодня

История человеческих жертвоприношений. Индейцы


В пятнадцатом веке мир вступил в эпоху Великих географических открытий. В течение последующих столетий европейцы колонизовали Америку, Океанию, Центральную и Южную Африку… И почти всюду они сталкивались с практикой человеческих жертвоприношений, которая медленно сдавала позиции под напором миссионеров и просуществовала в некоторых регионах по крайней мере до середины двадцатого века.

Исключительные масштабы эта практика имела в Месоамерике, в культурах майя и особенно — ацтеков. Впрочем, начало ей было положено задолго до прихода ацтеков в Центральную Мексику в двенадцатом веке. В развалинах древнего города Теотиуакана, который был основан в последние века до н. э. и просуществовал до седьмого века н. э., в пирамиде Луны, археологи обнаружили многочисленные останки жертв, которые были убиты на разных стадиях возведения пирамиды. Анализ ДНК скелетов показал, что в основном они принадлежали иноземцам, вероятно, пленникам. Так, в одной из камер здесь были найдены останки десяти обезглавленных людей со связанными руками, в беспорядке разбросанные по полу. Еще двое, по-видимому, принадлежали к верхушке местного общества — они были аккуратно усажены, на них сохранились дорогие украшения, говорящие об их высоком статусе.

У соседей теотиуаканцев, исконных жителей южной Мексики, сапотеков, человеческие жертвоприношения охотно принимал бог дождя и молнии Косихо-Питао. А если случалось солнечное затмение, то сапотеки для предотвращения бедствий приносили в жертву карликов, которые считались детьми солнца.

В восьмом веке в Центральной Мексике появились пришельцы с севера, тольтеки, которые продолжили и развили культурные традиции теотиуаканцев, в том числе традицию человеческих жертвоприношений. На вершинах своих пирамид они приносили обильные кровавые жертвы богу солнца, богу дождей и многофункциональному богу Тескатлипоке — «дымящемуся зеркалу». В конце десятого века правителем тольтеков становится Се-Акталь Топильтцин, верховный жрец бога Кетсалькоатля. Сам Кетсалькоатль человеческих жертв не требовал, но Топильтцин попытался заменить людей цветами, бабочками и змеями и на алтарях других богов. Его реформы потерпели неудачу, а Топильтцин и его приверженцы были изгнаны из страны. По легенде, они уплыли на плоту, пообещав вернуться… Через некоторое время индейцы отождествили Топильтцина с самим Кетсалькоатлем и стали ждать его божественного возвращения, однако человеческие жертвы приносить не перестали.

В двенадцатом веке в Центральной Мексике появились новые пришельцы с севера. Они смешались с местными жителями, добавили их богов к своему пантеону и образовали огромную ацтекскую империю, главные культы которой требовали человеческой крови. Верховный бог ацтеков, божество войны и солнца Уитсилопочтли, нуждался в бесчисленных жертвах, причем одними рабами он не удовлетворялся. Когда правитель города Кулуакан удостоил недавних пришельцев высокой чести, отдав за их вождя свою дочь-принцессу, Уитсилопочтли через жрецов потребовал, чтобы девушка была принесена ему в жертву. Невеста, прибывшая к жениху, вместо брачного ложа попала на жертвенник, после чего с нее содрали кожу (этот традиционный ацтекский ритуал символизировал снятие листьев с початков маиса). В результате девушка, как и было обещано ее отцу, получила у ацтеков высочайший статус одного из воплощений богини плодородия Тонатцин, но, увы, посмертно.

Хотя в данном случае смерти девушки потребовал Уитсилопочтли, у ацтеков был отдельный бог, ведавший жертвоприношениями со снятием кожи. Он так и назывался Шипе-Тотек, что в переводе означало «вождь наш ободранный». Шипе-Тотек отвечал за весеннее обновление природы и сбор урожая; его обычно изображали в куртке из содранной человеческой кожи, с локтей которой свисали руки жертвы с растопыренными пальцами. Лицо бога закрывала маска того же происхождения (за счет этого его изображения имеют двойные губы).

Сельским хозяйством Мексики ведала целая группа богов, каждый из которых олицетворял одну из стадий роста кукурузы. Главной богиней урожая была богиня Чикомекоатль (Семь змей). Важнейшее место в пантеоне занимал владыка (иногда владычица) кукурузы Синтеотль. В их честь отмечали праздник созревания кукурузы, который проходил с конца июня по середину июля. В эти дни ацтеки ели блюда из кукурузы старого урожая, а в храме исполнялись ритуальные танцы. Вела их пленница, лицо которой было раскрашено желтой и красной краской — цвета поспевшей кукурузы. До этого девушка проходила долгий курс обучения танцам, но предполагалось, что ее ужасная судьба ей была заранее неизвестна. В последнюю ночь праздника процессия танцоров поднималась на вершину жертвенной пирамиды, и здесь девушку закалывали. Ее сердце приносили в жертву богине Чикомекоатль, ее кожа становилась одеянием жрецов владыки кукурузы, а ацтеки с этого дня получали право есть кукурузу нового урожая.

Ацтеки были людьми чрезвычайно религиозными. В одной только их столице Теночтитлане насчитывалось к моменту прихода испанцев семьдесят храмов (на шестьдесят тысяч домов), а во всем государстве их было около сорока тысяч. Захватив новую территорию, ацтеки включали богов покоренного населения в свой пантеон и начинали приносить им кровавые жертвы наряду со своими прежними богами. Накануне вторжения испанцев властитель империи ацтеков Мотекусома (Монтесума) II предпринял своего рода религиозную реформу. Он приказал на территории главного храма страны, посвященного Уитсилопочтли, построить святилище (которое было названо «Храм всех богов») и разместить в нем идолы всех племенных богов из районов, покоренных ацтеками. Приказание было исполнено, но для того, чтобы освятить новостройку и в должной мере почтить всех новоселов, требовалось огромное число жертв. Такого количества людей в распоряжении Мотекусомы II не было, и он поступил так, как традиционно поступали его предшественники, когда нуждались в жертвенной крови, — пошел войной против восставшего сапотекского города Теуктепек. Армия Мотекусомы одержала победу, хотя эта победа и была ознаменована дурными предзнаменованиями — как повествует хроника, защитники города на глазах у осаждавших стали превращаться в аллигаторов и рыб. Тем не менее всех тех, кто остался жив и в рыб не превратился, ацтеки захватили в плен, и Мотекусома лично провел на вершине пирамиды массовое жертвоприношение в честь старых и новых богов.

Европейский автор времен колонизации писал: «не было числа идолам Мексики» — только у самих ацтеков почиталось около двух тысяч богов. И большинство из них требовало человеческих жертв и прежде всего человеческой крови. Боги имели на это право: ведь когда-то и сами они жертвовали свои тела и свою кровь для людей. По представлениям ацтеков мир периодически проходил через катаклизмы, заканчивающиеся гибелью не только человечества, но и светил, и кому-то из богов приходилось бросаться в пламя жертвенного костра, чтобы из своей горящей плоти создать новое солнце и новую луну. После завершения четвертой эры и перед вступлением мира в пятую, современную, боги сами напоили вновь сотворенное солнце своей кровью. А бог Кетсалькоатль оросил собственной кровью кости ранее умерших людей, чтобы дать жизнь новому человечеству. Да собственно, люди и были созданы богами прежде всего для того, чтобы снабжать солнце пищей.

Записанный в середине шестнадцатого века «Кодекс Чимальпопока» рассказывает о том, как непосредственно перед созданием солнца бог Тескатлипока создал «400 людей и пять женщин» — «люди», т. е. мужчины, должны были обеспечить солнце первоначальной пищей. Когда солнце взошло, на свет родились еще четыреста индейцев, но и их задачей было не дать жизнь новому человечеству, а умереть — «чтобы у солнца были сердца для еды». Поэтому для их убиения были созданы еще пятеро «воинственных». С тех пор и до прихода европейцев ацтекам было доподлинно известно, что если солнце не кормить сердцами и человеческой кровью, то оно перестанет вставать над миром, погибнув во время своего ночного подземного пути. Позднее им пришлось убедиться, что это не так, но до того, как испанцы положили конец кровавым культам (устроив при этом резню, вполне сопоставимую с ацтекской), никому не приходило в голову проверить, взойдет ли солнце без положенной ему пищи.

Остальные боги тоже питались кровью. Впрочем, некоторые из них удовлетворялись добровольными и умеренными жертвами. Так, Кетсалькоатль, входивший в триаду главных богов, владыка стихий и покровитель науки и культуры, принимал кровь, но не требовал смерти. Верующие и сами жрецы «гуманного» бога должны были протыкать себе уши или язык и протягивать через отверстия шнурок из волокон колючей агавы. Капающая при этом кровь удовлетворяла скромные потребности бога культуры. Епископ Диего де Ланда в своем «Сообщении о делах в Юкатане» так описал один из вариантов этого обряда (правда, не у ацтеков, а у юкатанских майя):
«В других случаях они делали бесчестное и печальное жертвоприношение. Те, кто его совершали собирались в храме, где, встав в ряд, делали себе несколько отверстий в мужских членах, поперек сбоку, и, сделав это, они продевали через них возможно большое количество шнурка, сколько могли, что делало их всех связанными и нанизанными; также они смазывали кровью всех этих членов статую демона. Тот, кто больше сделал, считался наиболее мужественным».
Правда, иногда случалось, что особо ревностные поклонники Кетсалькоатля приносили ему человеческие жертвы в буквальном смысле слова, но все же массовую резню у алтарей покровителя науки было устраивать не принято. В этом смысле Кетсалькоатль резко выделялся среди ацтекского пантеона. Впрочем, для тольтеков и ацтеков, да и для всех племен науа, он был в какой-то мере чужим. Ему древние жители Мексики поклонялись задолго до того, как первые науа появились на исторической арене. Недаром Кетсалькоатль постоянно выступал как антагонист кровожадного Тескатлипоки — двойника бога войны и солнца Уитсилопочтли.

Но Кетсалькоатль был редкостным исключением. Остальные боги требовали не только крови, но и жизни жертв, чаще всего им были нужны сердца. Тлалок, бог дождя и грома, считался божеством благодетельным, ему посвящали искусственно созданные водоемы. Он охотно принимал от своих почитателей семена съедобных растений. На главном празднике Тлалока жрецы ныряли в воду и ему на радость подражали звукам и движениям лягушек. Однако водными забавами бог не ограничивался, ему было принято жертвовать детей и девушек: у них вырывали из груди сердца, а останки хоронили.

Не менее благодетельной богиней была и ведавшая деторождением Сиуакоатль, она же Тонатцин («наша мать»). Она была покровительницей повивальных бабок, ее изображали в виде молодой женщины с ребенком на руках. Но вместо головы у юной матери был череп, а в руках, помимо младенца, она держала копьеметалку. Этой богине материнства было посвящено одно из самых жестоких жертвоприношений, состоявшихся на территории Мексики. Его совершил Мотекусома II, последний правитель империи.

Вообще Мотекусома считался у ацтеков правителем мудрым, достойным и украшенным добродетелью. Он много внимания уделял занятиям религией и астрологией, был известен своей скромностью. Он положил много сил на создание эффективного государственного аппарата. Так, вскоре после своей инаугурации (перед которой ему пришлось предпринять военный поход с целью захвата пленных для жертвоприношений) он приказал предать смерти всех государственных чиновников и служащих, включая даже курьеров. Новый правитель объяснил это тем, что в старом аппарате служили люди «низкого происхождения» и «необразованные», а Мотекусома желал видеть в управленческих структурах «людей благородных». Обновив государственный аппарат, Мотекусома проводил его проверки на исполнительность. Это единственное объяснение, которое индейцы смогли дать одному из приказов нового властителя: однажды он велел своему приближенному Тлилпотонки вернуться из воинского похода в столицу и обезглавить всех до единого воспитателей царских детей, а также всех компаньонок и служанок царских жен и наложниц и ряд других дворцовых женщин. Вслед заТлилпотонки Мотекусома отправил соглядатаев, которые должны были удостовериться в исполнительности царедворца.

Таким образом, Мотекусома поддерживал неукоснительный порядок в государственном аппарате и слыл среди ацтеков образцовым государем. Но однажды он перегнул палку, устроив неслыханное по своей жестокости жертвоприношение уже упоминавшейся богине-матери Тонатцин. Вообще говоря, ацтеки вовсе не стремились причинять своим жертвам лишние мучения. Боги питались кровью и сердцами, и они их получали. Но сами ацтеки к обреченным в жертву рабам и пленникам относились, как правило, мягко (в отличие, например, от североамериканских индейцев, о которых мы поговорим позже). Пытки не входили в традиционный жертвенный арсенал ацтеков. И потому вся Мексика всколыхнулась от возмущения, когда Мотекусома, устраивая жертвоприношение в честь Тонатцин, разделил пленников (жителей городов Тлашкала и Уэшотцинко) на три группы. Первую группу принесли в жертву обычным способом: рассекли грудь и вырвали сердце. Для второй группы у храма богини был построен специальный эшафот со столбами — здесь привязанных пленников убивали стрелами. Наконец, тех, кто попал в третью группу, сперва поджаривали на жаровне и уже затем вырывали у них сердца.

Мотекусома, по свидетельству ацтеков, остался доволен ритуалом. Однако соотечественники жертв были возмущены, ибо сами они умерщвляли пленных ацтеков на своих алтарях гораздо гуманнее. В отместку тлашкальцы и уэшотцинки послали в столицу Мотекусомы поджигателей, которые спалили храм злосчастной Тонатцин.

Сначала Мотекусома приказал казнить жрецов богини-матери за то, что они не проявили должной бдительности. Но потом, узнав о поджоге, вновь пошел войной на уже побежденные им города.

Человеческие жертвоприношения совершались и на похоронах. Так, во время кремации предпоследнего (перед приходом испанцев) правителя ацтеков, Ауитсотля, принесли в жертву двести человек. Сердца их вырвали из груди и вместе с телами бросили в костер, на котором горело тело их владыки. Похороны правителей могли сопровождаться жертвоприношением не только рабов и пленников, но и жрецов, которые должны были удовлетворять религиозные и духовные потребности своих владык в мире мертвых.

В так называемом «Кодексе Мальябекиано» — книге шестнадцатого века, написанной предположительно испанским ученым Сервантесом де Саласаром и проиллюстрированной неизвестным индейским художником, представлен обряд похорон. На рисунке изображен погребальный костер, на котором предстоит гореть покойному и его сопровождающим. Сам покойный, запеленатый в погребальную одежду, перевязанную веревками, усажен на каменный постамент. Перед ним — фигура жертвы с вырванным сердцем. Автор Кодекса пишет:
«На этом рисунке показано, что, когда умирал знатный господин или вождь, его обряжали в саван, усаживали на корточки, как сидели индейцы, и его родные клали много дров. Его сжигали дотла, как это в древности заведено было у римлян. По своему язычеству они приносили в жертву одного или двух рабов, чтобы похоронить их вместе с ним. Также в некоторых местах, где в обычае это делать, вместе с ними хоронили их жен, говоря, что там они будут прислуживать мужьям. С ними же хоронили их сокровища, если те их имели. Но самых массовых человеческих жертв требовали не рядовые боги и не покойники, а главный бог ацтекского пантеона, Уитсилопочтли. Когда-то он был племенным богом ацтеков, но потом его культ слился с культом солнечного бога Тонатиу, и Уитсилопочтли сам стал олицетворением солнца. Ацтеки верили, что дневное светило уже четырежды погибало по завершении предыдущих четырех эр. Эта опасность грозила солнцу и в нынешней, пятой эре — ведь Уитсилопочтли приходилось еженощно сражаться с силами тьмы. Для того чтобы силы бога-воина не иссякали, его надо было ежедневно питать человеческими сердцами и кровью».
Кроме ежедневных жертвоприношений, для прокормления Уитсилопочтли регулярно проводились праздники, во время которых устраивалась массовая резня. Особо знатных пленников заранее готовили к ритуалу, облачали в парадные одежды и торжественно сопровождали на вершину пирамиды. Они становились в этот момент олицетворением самого божества, и жрецы обращались к ним с почтительными просьбами. Пленников попроще убивали без особых церемоний. Испанские историки писали со слов индейцев, что в 1487 году, во время освящения большой пирамиды, перед ней на протяжении двух миль были выстроены четыре ряда пленников. Жрецы «работали» в течение четырех суток и днем, и ночью. Демограф Шербёрн Френд Кук подсчитал, что, если на каждое жертвоприношение уходило по две минуты, то общее количество жертв могло превысить четырнадцать тысяч человек. Другие источники называют число, превышающее восемьдесят тысяч.

В какой-то мере это подтверждается свидетельствами соратников завоевателя Мексики Эрнана Кортеса. Так, Берналь Диас писал, что на площади города Ксокотлан «…на большом пространстве, в тщательном порядке, стояли пирамиды черепов, всего не менее 100 000. Знаю хорошо, что обозначает такая цифра, но их действительно было столько! А по другую сторону огромными грудами высились остальные части костяков. Все было окружено частоколом с черепами же на остриях». Другой сподвижник Кортеса — Андреас де Тапия — видел хранилища черепов в центре столицы ацтеков. Он сообщает, что там, на расстоянии одного ярда друг от друга, стояло множество шестов, на которых лежали поперечные палки, «а на поперечных палках снизу доверху были нанизаны проткнутые у висков черепа по пяти штук на каждой поперечине». Тапия, ссылаясь на подсчеты своего соратника Гонсало де Умбрия, утверждает, что черепов было 136 тысяч.

Некоторые современные исследователи сомневаются в достоверности этих цифр. Но, как бы то ни было, по количеству жертв ацтеки, безусловно, превзошли все прочие цивилизации в любой другой части света. Некоторые ученые даже высказывали мысль о том, что таким образом индейцы регулировали численность населения, пытаясь удержать ее в тех пределах, которые могла прокормить земля Мексики. Но в этих рассуждениях есть немалый изъян: для сдерживания демографического роста было бы резонно приносить в жертву женщин детородного возраста. Что же касается ацтеков, то они уничтожали прежде всего мужчин, численность которых в последнюю очередь влияет на демографию. У ацтеков существовало многоженство, да и незамужние женщины пользовались достаточной свободой и могли рожать от оставшихся в живых мужчин любое количество детей.

Известный этнограф, специалист по Месоамерике, Милослав Стингл, так описывает церемонию жертвоприношения: «Предназначенного для этой цели клали на круглый жертвенный камень, после чего главный церемониймейстер обсидиановым ножом рассекал живой жертве грудь, вырывал сердце и этим кровоточащим, еще пульсирующим сердцем окроплял алтарь».

На территории Мексики сохранилось множество таких камней для жертвоприношений — они назывались темала-катли. Темалакатли были разных размеров, но, как правило, все они украшались резьбой на религиозные или военные сюжеты. К ним прилагались каменные чаши для сбора крови. В национальном музее антропологии в Мехико хранится гигантский, весом 24 тонны и диаметром 3,6 метра, камень, покрытый сложной резьбой, имеющей отношение к астрономии; в центре его — изображение бога солнца. Возможно, этот камень должен был стать темалакатлем, но ему так и не пришлось вкусить человеческой крови — он треснул во время обработки. Здесь же хранится другой, «рабочий» темалакатль, воздвигнутый правителем ацтеков Тисоком. Это огромный каменный цилиндр, по периметру которого идет барельеф, воспевающий воинские подвиги Тисока. Сбоку видна бороздка для стока крови.

После того, как сердце жертвы вырывалось из тела и сжигалось на алтаре, а кровь собиралась в чашу, сами тела сбрасывали с вершины пирамиды вниз, после чего ацтеки поедали их. В Кодексе Мальябекиано есть рисунки, на которых ацтеки запечатлены за ритуальной трапезой, причем из горшков торчат человеческие головы и руки. Соответствующий текст гласит:
«Этот рисунок показывает богомерзкий обычай, который был в ходу у индейцев в день, когда они приносили в жертву своим идолам людей, перед демоном, которого зовут Миктлантекутли, что значит „Владыка Земли Мертвых“, как говорится в других местах. Они ставили много глиняных кувшинов с человеческим мясом и раздавали его и делили между вождями и правителями и теми, которые служили в храме демона, которых звали тламагатль (жрец. — О. И.). А эти делили то, что им дали, между своими друзьями и родными. Говорят, что на вкус мясо было как свинина, которую они узнали теперь. И потому они очень любят свинину».
Иногда наиболее выдающихся пленников ацтеки приносили в жертву особенным способом, напоминающим гладиаторские игры. Испанский миссионер шестнадцатого века Бернардино де Саагун так описывает эту традицию:
«…Они также умерщвляли некоторых пленников, устраивали для этого демонстрационные бои. Привязывали несчастного обреченного за талию длинной веревкой, пронизав ее через паз круглого, как мельничный жернов, камня. Это давало ему возможность более или менее свободно передвигаться по ограниченному пространству. Потом ему вручали оружие. Против будущей жертвы выходило обычно четыре воина в полном воинском снаряжении, с мечами и щитами. Они обменивались с ним яростными ударами, покуда пленник не падал, бездыханный, к их ногам…».
Для того чтобы обеспечить Уитсилопочтли регулярными жертвами, ацтеки вели бесчисленные войны. А поскольку реальных врагов не хватало, то практиковались так называемые «цветочные войны» — в них армии союзных городов сражались между собой, не питая друг к другу никакой ненависти и не ставя никаких политических задач. Единственной целью этих ритуальных войн было обеспечить необходимое количество (иногда многие тысячи) пленных для заклания на алтарях. Кроме того, кровь, пролитая на поле брани, тоже считалась жертвоприношением. Для проведения «цветочных войн» выделялись специальные территории, туда сходились войска и проводили битвы по заранее оговоренным правилам. Свое романтическое название эти войны получили потому, что ацтеки сравнивали человеческое сердце с цветком. Ацтекский поэт писал:
Нашими дротиками, нашими щитами существует город.
Там, где окрашиваются дротики,
где окрашиваются щиты,
находятся белые благоухающие цветы,
цветы сердца:
раскрывают свои пестики цветы Дарителя Жизни,
аромат которых вдыхается в мире принцев, это Теночтитлан.
Захваченных пленников содержали и «расходовали» по мере надобности — так поступали и сами ацтеки, и родственные им племена. Берналь Диас писал, что в Тлашкале (городе-государстве, зависимом от ацтеков) неоднократно видел деревянные клетки, в которых содержалось множество индейцев — мужчин, женщин и детей, предназначенных для жертвоприношений.

Интересно, что пленники, предназначенные в жертву, вне зависимости от того, попали они в плен во время настоящей или «цветочной» войны, как правило, не пытались бежать. Выкупать их родные тоже обычно не пытались. Для знатного воина побег и выкуп были в равной мере позорны. Он должен был привести с войны пленных для принесения в жертву или попасть в плен и стать жертвой сам. Это было почетно, к тому же смерть на алтаре обеспечивала соединение с божеством в загробной жизни. Известны случаи, когда пленники, которых по какой-то причине отпускали на волю, отказывались от свободы и требовали, чтобы их принесли в жертву.

Однажды во время военного конфликта ацтеков с соседним Колуаканом ацтекский вождь Уитсилиуитль и его дочь попали в плен. Родственники пытались выкупить их, и колуаканцы были согласны. Однако пленники заявили, что не желают идти против воли Уитсилопочтли, и сами рассекли себе грудь в том месте, где находится сердце… Описана хронистами и другая подобная история — она произошла со знатным юношей-ацтеком, попавшим в плен к индейцам племени чальки. Его хотели освободить, приняв во внимание знатность его рода, и даже сделать своим вождем, но юноша отказался от предложения. Во время религиозного ритуала он обманул бдительность чальков и сам бросился вниз с вершины пирамиды… Тлашкальский вождь по имени Тлауиколли был взят в плен ацтеками. Они предложили пленнику вступить в их армию и доверили ему командование одним из отрядов. Но когда Тлауиколли с победой вернулся из похода, он потребовал, чтобы его принесли в жертву богам.

Помимо «цветочных войн» у ацтеков существовал и еще один вид состязания, по результатам которого людей, вероятно, тоже приносили в жертву. Это — игра в мяч. Она была чрезвычайно популярна в Месоамерике; сохранились развалины множества стадионов, на которых команды ацтеков состязались, забрасывая мячи в каменные кольца. Этой же игрой увлекались и майя. Имеются сведения (впрочем, не вполне достоверные), что после завершения игры часть игроков могли принести в жертву. Правда, исследователи до сих пор не пришли к единому выводу, кого именно убивали: победителей, побежденных или только капитана одной из команд. Учитывая, что ацтеки считали смерть на жертвеннике почетной, принесение в жертву победителей не должно вызывать особого удивления.

Исключительно почетной считалась у ацтеков и должность жрецов, лично проводивших ежедневные кровавые бойни в сотнях храмов страны. Верховный жрец выбирался за свои личные заслуги и пользовался огромным уважением. Бернардино де Саагун писал:
«Во время выборов не обращали внимания на знатность, но только на привычки и дела, доктрины и хорошую жизнь. Если все это имели перечисленные жрецы, если жили целомудренно и если соблюдали все обычаи, которые были у министров идолов, из них выбирался тот, кто был особенно смиренным и миролюбивым, и уважаемым, и благоразумным, и не легкомысленным, но серьезным и строгим, и усердным в обычаях, и спокойным и милосердным, и сострадательным, и другом всех, и набожным, и богобоязненным… Из этих жрецов лучших выбирали верховными жрецами, которых называли… последователями Кетсалькоатля…»
В феврале 1519 года к берегам Мексики причалила эскадра Эрнана Кортеса, состоявшая из одиннадцати кораблей. В распоряжении Кортеса находилось около шестисот пехотинцев, небольшой отряд кавалерии и полтора десятка пушек. У Кортеса, конечно, не было шансов с ходу завоевать могущественную империю, которая насчитывала сотни тысяч воинов. И тем не менее чудо свершилось. Испанцы утверждали, что Мотекусома принял их за посланцев бога Кетсалькоатля, а Кортеса, быть может, и за самого бога. Этот бог носил бороду и, как мы уже упоминали, уплыл на восток, но обещал вернуться в год «1 тростник» (по европейскому счету 1519 год н. э.). Поскольку люди Кортеса приплыли с востока в тот самый год, в который обещал вернуться Кетсалькоатль, носили бороды, а шлемы испанцев оказались похожи на головные уборы богов, Мотекусома II оказал Кортесу если не божественные, то по крайней мере царские почести. В качестве посланников богов Кортес и его спутники должны были посетить храмы столицы. Берналь Диас писал о том, как они поднялись на вершину главного храма и осмотрели Теночтитлан с высоты птичьего полета.


Мотекусома «…предложил войти в одну башенку из двух, по верху крыши которой были очень богатые зубцы, а внутри ее, в помещении в виде зала, находились два подобия алтаря, и при каждом алтаре было по гигантскому идолу, с очень высокими туловищами и весьма массивных. Первый, находившийся по правую руку, сказали они, был идол Уицилопочтли, их бог войны, его лицо и нос были весьма широкие, а глаза безобразные и свирепые; все его туловище было покрыто столь многими драгоценными камнями, золотом и жемчугом, прикрепленными мастикой, которую изготавливали в этой земле из каких-то корней, и голова была покрыта этим же, а туловище его было опоясано несколькими по виду большими ужами, сделанными из золота и драгоценных камешков, и в одной его руке находился лук, а в другой — несколько стрел.

Там вместе с ним был другой небольшой идол, сказали, что это его паж, он держал недлинное копье и щит весьма богатый, из золота и каменьев; и висело на шее Уитсилопочтли несколько лиц индейцев и иное, вроде сердец тех же индейцев, из золота и серебра, вместе с множеством синих камешков; и там было несколько жаровен ладана, которым был их копал (благовонная смола. — О. И.), с тремя сердцами индейцев, принесенных в жертву в тот день, их сжигали, и дым от того и от копала был тем жертвоприношением, совершенным ему.

И были все стены и пол в этом святилище так залиты и черны от запекшейся крови, что все так сильно и скверно воняло. Затем, в другой стороне, по левую руку, рассмотрели находившегося там же другого гигантского идола высотой с Уитсилопочтли, а носом, как у медведя, а глаза его ярко сверкали, сделанные из их зеркал (из обсидиана)… И этот Тескатлипока был богом их преисподни и владел душами мешиков (т. е. мексиканцев.), и было опутано его туловище изображениями дьявольских карликов с хвостами в виде змей. И было на стенах столь много запекшейся крови, и весь пол был ею залит, и даже на бойнях Кастилии не было такого зловония. И там были преподнесенные этому идолу пять сердец, принесенных в тот день в жертву.

И на вершине этого храма была другая башенка с помещением, весьма богато отделанная деревом, и был там иной идол — получеловек-полуящерица, весь покрытый драгоценными камнями, а посередине, вдоль туловища, накидка. Они говорили, что тело его наполнено всеми семенами, что имелись во всей этой земле, и сказали, что это бог производства семян и плодов; но я не помню имени его. И все было залито кровью, как стены, так и алтарь, и было такое зловоние, что мы, не выдержав больше, выскочили наружу. И там находился огромный, колоссальный барабан; у когда по нему били, звук от него был такой унылый и слышен оттуда на две легуа (более одиннадцати километров. — О. И.) и, как они говорили, был похож на звучание инструмента из их преисподни; они сообщили, что кожа на этом барабане с исполинских змей. Тут же находилось и множество других дьявольских вещей — большие и малые трубы, всякие жертвенные ножи из камня, множество обгорелых, сморщенных сердец индейцев. И всюду — кровь и кровь!

Не мог поэтому наш Кортес удержаться, чтобы не сказать Мотекусоме через наших переводчиков:
„Сеньор Мотекусома, не понимаю, как вы, столь славный и мудрый великий сеньор, не убедились до сих пор, что все эти ваши идолы — злые духи, именуемые детьми дьявола. Чтобы убедить вас и ваших жрецов в этом, разрешите на вершине этой башенки водрузить крест, а в ее помещении, где находятся ваши Уитсилопочтли и Тескатлипока, поместить изображение Нашей Сеньоры Девы Марии; тогда вы сами увидите, какой страх обуяет ваших идолов“. 
Но Мотекусома ответил очень немилостиво, тем более что подле находились двое жрецов, явно разгневанных:
„Сеньор Малинче! Если бы я знал, что ты здесь будешь поносить моих богов, я никогда бы не показал их тебе. Для нас они — добрые боги; от них идет жизнь и смерть, удача и урожай, а посему мы им поклоняемся, приносим жертвы. Тебя же очень прошу оставить впредь всякое дерзновенное слово“».
Диас описывает и то, как поступали ацтеки с телами своих жертв.
«…Когда тех несчастных индейцев приносили в жертву, им рассекали кремневыми ножами грудь, рылись там, вырывали сердце, его и кровь преподносили своим идолам те, от чьего имени была эта жертва; после того, как отрезали ноги, руки и голову, съедали ноги и руки на празднествах и на пиршествах, а голову подвешивали, нанизав на шест между столбами, туловище принесенного в жертву не ели, а бросали… диким зверям».
При одном из храмов Диас видел подобие небольшого зоопарка — здесь содержали хищников, которым скармливали трупы. В другом храме он посетил «кухню», где готовили человеческое мясо:
«Следует сказать лишь о небольшом здании в виде башни. Вход в него охранялся двумя разинутыми змеиными каменными пастями с огромными клыками, и воистину это был вход в адскую пасть, ибо внутри было множество идолов, а в соседнем помещении много посуды для варки мяса несчастных индейцев, принесенных в жертву, всякие ножи и топоры, точно у мясников; и все там, как и в других храмах, было сильно залито кровью и черно от копоти и запекшейся крови…»
Испанцы пришли в ужас от того, что им довелось увидеть. Они потребовали от ацтеков прекратить человеческие жертвоприношения. И когда в отсутствие Кортеса представители самых знатных родов Теночтитлана обратились к его заместителю, Педро де Альварадо, с просьбой разрешить проведение ежегодного праздника в честь бога войны Уитсилопочтли, испанец поставил условием, что человеческих жертвоприношений на этом празднике не будет. Ацтеки согласились. Согласились они и на другое условие испанцев: прибыть на праздник безоружными. Они не знали, что испанцы готовили в их городе кровопролитие, перед которым меркли ужасы их собственных культов. Так, по иронии судьбы, самый миролюбивый из ацтекских богов Кетсалькоатль стал невольным виновником едва ли ни самой массовой резни, которая когда-либо свершалась в Месоамерике.
«Когда пришел упомянутый праздник, — писал позднее францисканский монах Диего Дуран, — индейцы, не подозревая ничего плохого, явились ублажить своего бога и показать величие Мехико… Там собралось для хороводов и танцев восемь или десять тысяч знатных мужей, все люди известные и благородной крови… Тогда Педро де Альварадо приказал поставить к четырем входам во двор храма сорок солдат, по десять к каждому входу, чтобы через двери никто не мог выйти, и приказал десяти другим подойти к тем индейцам, которые играли на барабане, туда, где, как ему казалось, находились наиболее знатные лица, и убить игравших на барабане, а потом и всех остальных. И эти „апостолы святой веры“ или, лучше сказать, „последователи дьявола“, не медля ни минуты, исполнили приказ.

Они вошли в толпу этих несчастных, почти обнаженных, только в плащах из хлопчатобумажной ткани, не имевших в руках ничего, кроме роз и перьев, с которыми они танцевали, и перерезали всех ножами».

Об этом же с возмущением писал Саагун:
«Они отрубали руки и головы, пронзали шпагами и копьями всех, кто попадался им на пути. Они учинили невиданную резню. Те, кто кинулся к дверям, чтобы убежать, были убиты… Некоторые взбирались на стены, другие забивались в башенки храма, чтобы лечь там на полу и притвориться мертвыми. И кровь лилась по двору, как вода во время сильного дождя. Весь двор был усеян головами, руками, кишками и трупами убитых людей. По всем углам рыскали испанцы, выискивая уцелевших, чтобы прикончить и их…»
Так совершилось последнее жертвоприношение в столице ацтеков Теночтитлане. На этот раз оно было посвящено новому для индейцев богу, золотому тельцу — испанцы уже обнаружили богатейшую сокровищницу Мотекусомы II и собирались завладеть ею сразу после взятия города.

Цивилизация майя, существовавшая в Месоамерике по соседству с цивилизацией ацтеков, была во многом близка ей по духу, но гораздо древнее. Она начала формироваться за сотни лет до нашей эры и ко времени испанского завоевания уже перешагнула через пик своего развития.

Как и у других народов Месоамерики, человеческая кровь играла у майя огромную сакральную роль, а человеческие жертвоприношения были распространены не многим меньше, чем у ацтеков и других племен науа. Ассортимент ритуальных казней у майя был значительно шире: они применяли и повешение, и утопление, и отравление, и захоронение заживо… И все же, по крайней мере в период испанского завоевания, религия, а следовательно, и жертвоприношения играли в жизни майя меньшую роль, чем в жизни ацтеков.

Заупокойные жертвы у майя отличались умеренностью. Обычно в погребениях знатных лиц и даже царей археологи встречают один или два скелета людей, принесенных в жертву. В Паленке, в знаменитой гробнице «Храма Надписей», были найдены останки шести человек. В Тикале вместе с царем было погребено девять человек.

Сами ритуалы жертвоприношений у майя отличаются большой проработанностью и театральностью. Сохранилась майяская рукопись, озаглавленная «Книга танцев древних людей, которые исполнялись здесь, в селениях, до прихода белых». Несмотря на то что свой заголовок она получила уже после прихода испанцев, в ней особо указано, что составлена она была почти на век раньше — в 1440 году. В книге подробно описаны ритуальные танцы, в том числе и те, которые должны были сопровождать принесение человеческих жертв.

«Книгу танцев» открывает описание обряда «школомче». Стройные ряды юношей выходят на площадь, чтобы показать свое искусство. Посреди площади находится каменная колонна, к которой привязан мужчина. Он осыпан душистыми цветами, его тело окрашено в синий цвет — цвет жертвоприношения. Песня, обращенная к нему, гласит:
«Смягчи свою душу, прекрасный муж, ты отправляешься на небо, чтобы увидеть лицо твоего отца (бога Солнца). Тебе не надо возвращаться сюда, на Землю, в облике маленького колибри или прекрасного оленя, ягуара или фазаненка. Обрати душу и мысли исключительно к своему отцу. Не бойся, нет плохого в том, что тебя ожидает!»
На площадь прибывают должностные лица селения. И вновь звучит обращение к пленнику:
«Смейся, хорошенько смягчи свою душу, потому что ты будешь тем, кто принесет голос твоих земляков нашему Прекрасному Владыке, находящемуся там, на небе!»

В том же сборнике записана «Песня стрелка из лука», продолжающая обряд. Она обращена уже не к жертве, а к ее мучителю:
«Соверши три быстрых пробега вокруг каменной колонны, той самой, к которой привязан человек. Сделай первый круг, не стреляя, во втором схвати свой лук, наложи стрелу и прицелься ему в грудь. Не следует вкладывать всю силу, чтобы сразу поразить его, не нужно наносить ему глубоких ран. Надо, чтобы он страдал медленно и понемногу, потому что так пожелал Прекрасный Владыка.

На следующем круге, который ты будешь делать вокруг этой голубой каменной колонны, на следующем круге пусти стрелу второй раз. Это ты должен совершить, не переставая танцевать, потому что именно так делают хорошие воины-щитоносцы, которые выбираются, чтобы порадовать нашего молодого Владыку-бога».
Майя были знакомы не только с танцами и песнями, но и с драматургией. Но индейские режиссеры не желали мириться с условностями искусства и порой, если один из героев пьесы должен был умереть, то актера убивали по-настоящему. До сегодняшнего дня дошла лишь одна майяская драма — «Воин из Рабиналя». Сюжет ее сводится к конфликту между государствами, который разрешается единоборством двух воинов. Воин из Рабиналя одерживает победу и берет своего соперника в плен, после чего его приносят в жертву, а «воины-орлы» и «воины-ягуары» исполняют ритуальный танец над его телом.

Драма была записана со слов индейцев лишь в середине девятнадцатого века, но текст ее был, безусловно, создан в доколумбову эпоху. В тридцатые годы двадцатого века немецкий исследователь Ф. Тернер спросил у индейцев, почему они не хотят поставить драму и тем восстановить народные традиции. В ответ он услышал, что это невозможно, так как после каждого исполнения один из актеров должен быть действительно принесен в жертву. Эти слова подтверждаются документами инквизиции. Впрочем, в 1955 году на фестивале в Антигуа индеец Эстебан Шолоп-Сукуп, кстати, сам происходящий из Рабиналя, все-таки поставил «Воина из Рабиналя». Человеческих жертв актеры приносить не стали, ограничившись бескровными жертвоприношениями, которые совершались актерами не только по ходу представления, но и в течение нескольких дней до и после него.

Крупнейшим религиозным центром, где древние майя приносили человеческие жертвы, был город Чичен-Ица (буквально «Колодец племени ица») на севере полуострова Юкатан. Здесь, помимо множества храмов, жертвенников и площадок для ритуальной игры в мяч, находился и знаменитый «священный сенот» — природный колодец диаметром свыше шестидесяти метров. Подобных колодцев в известняковой платформе Юкатана множество; майя верили, что в них обитает бог дождя Чак, которому они приносили разнообразные жертвы, в том числе человеческие. Но сенот Чичен-Ицы, расположенный всего лишь в трехстах метрах от основных храмов города и соединенный с ними священной дорогой, был наиболее значимым; он получил название «Колодец жертв». В шестнадцатом веке епископ Юкатана Диего де Ланда писал о майя:
«У них был обычай прежде и еще недавно бросать в этот колодец живых людей в жертву богам во время засухи… Бросали также многие другие вещи из дорогих камней и предметы, которые они считали ценными. И если в эту страну попадало золото, большую часть его должен был получить этот колодец из-за благоговения, которое испытывают к нему индейцы…»
Позднее среди европейцев стали бытовать истории о прекрасных девушках, которых индейцы приносили в жертву богу дождя. Из века в век их повторяли в своих книгах многочисленные исследователи и литераторы. Но сегодня археологи ставят эти легенды под сомнение. Известный отечественный специалист по Месоамерике В. И. Гуляев в своей книге «Древние Майя. Загадки погибшей цивилизации» показывает, как скупое и точное сообщение де Ланды обрастает все более живописными подробностями.

Во второй половине шестнадцатого века осевшие на Юкатане испанские помещики, отвечая на вопросы королевских чиновников, составили объемный коллективный труд о положении дел в этом крае. Упомянули они и «Колодец жертв»:
«Что касается этого колодца, то правители и знатные люди всех этих провинций имели обычай… бросать в него индейских женщин из числа принадлежавших им. Они приказывали этим женщинам вымаливать у богов удачный и счастливый год для своего господина. Женщин бросали несвязанными, и они падали в воду с большим шумом. До полудня слышались крики тех, кто был еще в состоянии кричать, и тогда им спускали веревки. После того как полумертвых женщин вытаскивали наверх, вокруг них разводили костры и окуривали их благовониями. Когда они приходили в себя, то рассказывали, что внизу много их соплеменников — мужчин и женщин — и что они их там принимали. Но когда женщины пытались приподнять голову, чтобы взглянуть на них, то получали тяжелые удары, когда же они опускали головы вниз, то как будто видели под водой ямы и западины, и люди (из колодца) отвечали на их вопросы о том, какой будет год у их господина — хороший или плохой. И если демон был зол на правителя, бросившего женщину в сенот, индейцы знали, что она уже никогда не вернется назад…»
В 1612 году испанский чиновник Томас Лопес Модель уже описывает прекрасных девственниц, которых умерщвляли в «Колодце жертв»:
«Среди других жертвоприношений, которым дьявол обучил их в этих провинциях Юкатана, есть одно, совершаемое ими в случае крайней необходимости и когда они нуждаются в дожде для своих посевов маиса. Во время указанного обряда они приносят в жертву одну или двух индейских девственниц… Для этого они выбирают девушку, наилучшую из всех, и ведут ее в Чичен-Ицу, где находились жрецы и главное святилище… И от него они все шли процессией вместе с девицей по дороге, мощенной каменными плитами, которая кончалась на краю большого и глубокого колодца… И они наказывали ей, что она должна делать, и сообщали, что она должна просить у их демонов и ложных богов, и, привязав ее к длинной веревке, они опускали девушку вниз в глубины колодца, окуная ее много раз, до тех пор пока не умерщвляли для того, чтобы она была хорошим посредником с их ложными богами и те могли ниспослать обильные дожди. И тогда жертвоприношение заканчивалось, а труп девушки оставляли в сеноте. Некоторые старики-индейцы из этой провинции утверждают, что они временами видели во время этих жертвоприношений свирепого и страшного дракона, которого они описывают в виде огромного крокодила. Тот появлялся из глубин колодца, как будто для того, чтобы получить свою жертву, которую они ему посылали…»
Археологические исследования колодца положили конец легендам. В «священном сеноте» действительно нашли огромное количество ценностей и предметов искусства; интересно, что некоторые из них были поломаны — впрочем, традиция «убивать» предмет в процессе жертвоприношения была свойственна многим народам. Нашли в сеноте и человеческие останки. Но впоследствии антропологи расставили точки над «i»: из сорока двух исследованных черепов большая часть принадлежала детям до двенадцати лет, тринадцать — мужчинам и лишь восемь — женщинам, в том числе и достаточно преклонного возраста. Причем три из этих восьми женщин еще при жизни имели травмы головы, в частности, у одной был сломан нос, что полностью развенчало миф о принесенных в жертву красавицах.

Зато другая связанная с жертвоприношениями в «священном сеноте» история, на вид совершенно легендарная, достоверна; ее подтверждают майяские хроники. Произошла она в конце двенадцатого века. Некто Хунак Кеель, военачальник из Майяпана, которого правитель города Ах Меш Кук отправил в Чичен-Ицу для принесения в жертву богу Чаку, не стал дожидаться, пока его скинут в колодец, а сам прыгнул в него. Благополучно вынырнув на поверхность, Хунак Кеель объявил, что за недолгое время его пребывания под водой боги успели назначить его верховным правителем родного города. Это трудно было оспорить. Хроника гласит:
«Это был Хунак Кеель из рода Кави Кавич — имя того человека, который высунул голову из отверстия колодца на южной стороне. Так это свершилось. Он пошел объявить свое пророчество. Начало свершаться его пророчество, когда он стал говорить. Его начали провозглашать владыкой. Они посадили его на трон владык. Его начали провозглашать верховным правителем. Он не был владыкой прежде. Он был только на службе у Ах Меш Кука. Теперь же был провозглашен владыкой обреченный в жертву Ах Меш Куком».
Известно, что, став властителем Майяпана, Хунак Кеель решил отомстить жителям Чичен-Ицы, где его едва не лишили жизни. Он объединил свои силы с войсками двух других городов и разгромил злосчастную столицу ицев. После чего первенство на Юкатане на два с лишним столетия перешло к Майяпану.

До прихода европейцев (а кое-где и в течение долгого времени после их прихода) человеческие жертвоприношения совершались едва ли не по всей территории Америки. Инки, в одиннадцатом веке создавшие на тихоокеанском побережье гигантскую империю, не остались в стороне от общей традиции. Ежедневных жертвоприношений они в отличие от ацтеков не устраивали, но зато с особым размахом отмечали кровопролитием выдающиеся события: такие, например, как похороны правителя и вступление нового Великого Инки на престол. Испанский историк миссионер Хоседе Акоста писал, что когда, за несколько лет до прихода в страну конкистадоров, умер одиннадцатый император Уайна Капак, вместе с ним была похоронена тысяча человек. Среди них были фавориты и фаворитки покойного, любовницы, слуги, придворные и множество детей.

Часто инки приносили человеческие жертвы, чтобы отвести от себя грозящую опасность. Историк семнадцатого века Антонио де Геррера писал, что если заболевал знатный вельможа и жрецы предсказывали ему смерть, то он обычно приносил в жертву своего сына, чтобы заставить богов отказаться от отца.

Один раз в четыре года инки совершали массовое жертвоприношение детей. По всей стране разыскивали мальчиков и девочек десяти лет, полностью лишенных физических недостатков. Иногда ритуал совершали вне календарных сроков; например, если в случае тяжелых бедствий в поддержке божественных сил нуждалась какая-то определенная область, то детей выбирали там. Попасть в число избранных было большой честью и для самой жертвы, и для ее родителей — такая семья пользовалась почетом в течение нескольких поколений. Обычно детей приносили в жертву на священном холме Уанакаури или же в столице, городе Куско. После того, как в Куско 1438 году построили храм Кориканча, ритуал проводили там. Но если император хотел оказать родителям ребенка особый почет, он отправлял его обратно с тем, чтобы церемонию была устроена у него на родине.

Известен случай, когда глава селения Окрос близ Аякучо отправил в столицу для жертвоприношения свою десятилетнюю дочь. Но в награду за то, что отец девочки организовал строительство оросительного канала, ребенка приняли в Куско с почестями, а потом отправили обратно. После этого жители Окроса соорудили на вершине горы гробницу и замуровали в ней девочку, снабдив ее ритуальными сосудами и украшениями. С тех пор она превратилась в местное божество, в честь которого проводили церемонии в начале и конце сельскохозяйственного сезона. Ее младшие братья стали жрецами собственной сестры, причем эта должность сохранилась и за их потомками. А отец «богини» получил повышение по службе.

Альпинисты неоднократно находили на территории бывшей империи инков, на вершинах гор, среди вечных снегов, замерзшие трупы юных индейцев. Они облачены в парадную одежду и ритуальные украшения. Например, на горе Эль-Пломо, на высоте 5430 метров над уровнем моря, было обнаружено тело сидящего мальчика восьми-девяти лет. Он, вероятно, шел к вершине на своих ногах, отморозив при этом кончики пальцев. Перед смертью ребенку дали выпить наркотический напиток, чтобы облегчить переход в иной мир, после чего он попросту уснул и замерз. На пике Эль-Торо, на высоте более 6300 метров, было найдено тело юноши постарше. Он был убит ударом в затылок и остался защищать окрестности своим, теперь уже божественным присутствием.

В джунглях Амазонки и ее притоков испокон веков жили племена, которые до прихода европейцев находились в стадии неолита. В 1552 году Ганс Штаден, немец на португальской службе, был захвачен в плен индейцами тупинамба, населявшими побережье Бразилии и дождевые леса Амазонки. Штадену предстояло стать жертвой каннибальского культа, но он каким-то образом узнал, что человек, страдающий зубной болью, не может быть использован в этом качестве. Симулировать зубную боль не составило труда, а пока индейцы ждали выздоровления пленника, он умудрился сделать несколько удачных предсказаний и вскоре дослужился до титула официального оракула племени.

Штаден провел в этой почетной должности почти три года, пока ему не удалось бежать и вернуться в Европу. Здесь он написал книгу «Достоверная история и описание страны диких, голых, суровых людей-людоедов Нового Света Америки», которая сразу же стала бестселлером, была переведена на латынь и ряд европейских языков и выдержала 76 изданий. Некоторые этнографы сомневаются в достоверности сведений, сообщаемых Штаденом, некоторые, напротив, рассматривают книгу как надежный источник.

Штаден рассказывал, что пленников, захваченных индейцами тупинамба и предназначенных для жертвоприношения и съедения, вели в деревню, предварительно выбрив им лбы и брови, смазав их тела смолой или медом и прикрепив к ним перья. Хозяин приводил будущую жертву к могилам своих родственников и посвящал умершим. Здесь же пленнику впоследствии предстояло умереть самому. Но перед этим событием могло пройти немало времени, иногда несколько лет. Жизнь обреченного была не так уж плоха: хозяин обязан был заботиться о нем, кормить и женить либо на своей дочери, либо на одной из своих нелюбимых жен. Пленнику выделялся участок земли, а жена должна была относиться к своему временному мужу не хуже, чем другие индейские жены относились к обычным мужьям. Но рано или поздно пленника ждала ритуальная казнь, и он кончал свои дни в желудках каннибалов. Дети, рожденные от его брака, тоже были обречены на смерть. Штаден пишет о том, как однажды индейцы угостили его супом, а потом он обнаружил на дне котла, из которого этот суп разливали, детские черепа.

Индейцы хиваро, живущие на-севере Перу и на востоке Эквадора, заслужили громкую славу как охотники за головами. Отрезанные головы врагов они особым образом уменьшали до размеров теннисного мяча, причем черты лица жертвы сохраняются. Когда-то это занятие носило ритуальный характер; считалось, что высушенные головы — тсантса — передают убийце свою жизненную энергию. Сегодня ритуал, запрещенный законом, отошел в прошлое, тем более что индейцы в массе своей исповедуют христианство. Но поскольку находятся коллекционеры, готовые платить за тсантса огромные деньги, профессия охотников за головами до сих пор существует. Впрочем, индейцы бразильского племени ачуар часто заменяют в своих культах человеческие головы на головы ленивцев. Ведь согласно их легендам ленивец, хотя и имеет тело животного, но сущность у него человеческая.

У североамериканских индейцев скальпы врагов выполняли такую же роль, как головы у индейцев юга. Они служили не только показателем доблести воина, но и выполняли множество ритуальных, магических и медицинских функций. Индейцы навахо, например, использовали скальпы для лечения самых разнообразных заболеваний — от зубной боли до чрезмерной агрессивности или депрессии.

Широко известны ритуальные казни и пытки, которым индейцы Великих равнин подвергали своих пленников. Но в жертву духам-покровителям могли принести не только пленника, но и близкого человека. Так, к вождю племени бладов, по имени Телячья Рубаха, который постился в надежде обрести духа-покровителя, явился дух медведя-гризли. Дух пообещал наделить индейца сверхъестественной силой, но взамен потребовал женщину. Тогда Телячья Рубаха вернулся в стойбище, приказал младшей из своих жен надеть лучшую одежду, а потом отвел ее на холм и принес в жертву духу гризли. Дух не обманул индейца: той же ночью он явился к нему и пообещал, что теперь его не смогут сразить ни стрела, ни пуля, ни нож. И действительно, индеец побывал во множестве сражений и остался цел. Враги испытывали при его появлении на поле боя священный трепет — они знали о неуязвимости Телячьей Рубахи.

Сегодня, несмотря на то, что абсолютное большинство индейцев как в Северной, так и в Южной Америке приняли христианство, здесь сохраняются и традиционные культы. Некоторые из них претворились в местные религии смешанного типа, в которых элементы христианства и язычества переплетаются самым причудливым образом. Но человеческие жертвоприношения, которыми некогда так «славился» Новый Свет, отошли в прошлое.


  • История человеческих жертвоприношений (Начало)