 |
Консервное «изобилие»
в московском гастрономе «Диета»
в честь визита Маргарет Тэтчер
(1987 год).
Фото: В. Будан, В. Кузьмин
|
В тот холодный день 31 марта 1987 года произошло нечто страшное.
Один из соавторов этого очерка, В. Н. Зайцев, вспоминает: буквально за 2−3 часа до эпохального события в жизни Института кристаллографии АН СССР (ИКАН), что на Ленинском проспекте в Москве, прямо напротив институтского здания прорвало трубу канализации.
На срочную ликвидацию аварии, грозящей вырасти в ЧП уже не районного, а международного масштаба, были брошены все силы и средства, какие только были возможны в тот момент в Москве. Из окон института была хорошо видна озабоченная и суетящаяся толпа крупногабаритных дядей в фирменных импортных дубленках с красными от ужасного напряжения лицами.
Аварию ликвидировали в рекордные для СССР сроки, наложили свежий асфальт, его основательно смочили водой, чтобы застывал побыстрее.
От узкой проезжей части, теперь уже сияющей свежестью, до самого институтского крыльца проложили ковровую дорожку цвета бордо.
Задолго до этого дня были полностью переоборудованы женские туалеты на двух этажах, их подвергли тотальному апгрейду и запечатали до дня приезда важной персоны.
Уф! К приему премьер-министра Великобритании баронессы Тэтчер всё готово!
Въедливый современный читатель, конечно же, спросит: а чем мотивирован такой суперторжественный приём главы иностранного государства, в прошлом простого бакалавра-химика второй степени, в столичном институте?
Здесь, уважаемый читатель, нам придется сделать небольшое отступление касательно антибиотика грамицидина S, который сейчас запросто можно купить в любой аптеке.
Весьма нетривиальна история этого антибиотика, тесно связанная с советско-британскими союзническими отношениями в годы Второй мировой войны. Грамицидин S — первый антибиотик, открытый в СССР, поэтому он во всем мире и носит название Gramicidin soviet. Авторы открытия — выдающийся микробиолог, академик Георгий Францевич Гаузе и его жена биохимик Мария Георгиевна Бражникова. После установления в 1942—1943 годах его высокой бактерицидной активности, в частности при заживлении гнойных ран у бойцов Красной армии, он сразу же, минуя бюрократические рогатки, пошел в массовое производство.
В 1946 году Г. Ф. Гаузе и М. Г. Бражникова были удостоены Сталинской премии за разработку и применение грамицидина в практике.
В 1944 году, после фиксации в ведущем мировом журнале Nature советского приоритета на открытие грамицидина [1], он для более детального изучения его строения был передан нашему союзнику по антигитлеровской коалиции — Великобритании. Расшифровка структуры грамицидина началась в лаборатории проф. Дороти Ходжкин — выдающегося ученого, известной во всем мире своими работами по изучению молекулярных структур пенициллина и витамина В12. Д. Ходжкин — лауреат Нобелевской премии 1964 года, а также лауреат Ленинской премии за укрепление мира между народами 1987 года.
К работе по грамицидину была привлечена Маргарет Робертс (в замужестве — Тэтчер), в 1947 году работавшая в лаборатории Д. Ходжкин над своей бакалаврской диссертацией.
В профессиональном выборе химии как точки приложения своих сил явно прослеживаются честолюбивые мотивы молодой провинциалки. Амбициозная М. Робертс стремилась, по всей вероятности, при поддержке своего тьютора преуспеть в области знания, которая традиционно считалась сугубо мужским занятием. Оценка работы Маргарет со стороны Д. Ходжкин в целом неплохая — надежная, работящая, исполнительная, но и звезд с неба не хватает. Короче, твердая четверочница.
Профессор нередко принимала свою студентку на дому, постепенно вводила ее в круг английской научной элиты.
Сейчас, оглядываясь назад с высоты современного уровня кристаллографии, очевидно, что задача определения молекулярной структуры грамицидина для середины прошлого века явно неподъемная. Скорее всего, речь могла идти о первых попытках моделирования строения этого циклического декапептида.
Что же касается диссертационных тезисов М. Робертс по данному объекту, то Оксфордский университет на наш запрос ответил, что по правилам библиотек Англии они не хранят в своих архивах тезисов written by undergraduates. А степень бакалавра, присужденная мисс Робертс, квалифицируется именно как undergraduate degree.
Д. Ходжкин перед официальным визитом в СССР в 1987 году своей подопечной, теперь уже в ранге премьер-министра, настоятельно рекомендовала ей посетить именно ИКАН. Д. Ходжкин и директор ИКАН академик Борис Константинович Вайнштейн, были хорошо знакомы на протяжении многих лет, встречались и в Англии, и в СССР. Сотрудники ИКАН хорошо помнят Дороти, когда она где-то в середине 1980-х годов была с очередным визитом в СССР. Нобелевский лауреат, в те годы дама преклонных лет, с лучистым лицом и чуть восторженным выражением глаз, — весьма немногословна, какая-то предельно тихая, больше слушает, чем говорит. Смотрит на тебя, но как бы и сквозь тебя, а думает о чем-то своем. После всех этих научных разговоров к середине дня она уже сильно уставала и деликатно просила разрешения у своего друга Бориса (ударение на первом слоге), джентльмена также почтенного возраста, немножечко подремать в его кабинете на директорском диване.
Идея проф. Ходжкин отправить М. Тэтчер в институт Бориса была явным жестом дружеского привета от «доброй старой Англии». Советская сторона благосклонно отнеслась к этой идее, зная левые убеждения Дороти: в начале своей блистательной карьеры она работала под руководством Джона Бернала, знаменитого английского ученого. Кроме того, Дороти была замужем за Томасом Ходжкином. Оба они, и Бернал и Ходжкин, были членами компартии Великобритании. Не забыто было и успешное советско-британское сотрудничество по грамицидину в годы войны.
К тому же в Президиуме АН СССР именно Б. К. Вайнштейн курировал взаимодействие с научными организациями Англии, так что выбор центра кристаллографии СССР для посещения премьер-министром был достаточно очевиден.
Меры по повышению градуса гостеприимства (т. е. безопасности) смело можно оценить как исчерпывающие. «На самом верху» незадолго до визита премьер-министра было принято волевое решение по замене рядового научного и административного персонала на контингент молодых и проверенных «кристаллографов». В ИКАН с утра прибыло около 50 крупноблочных парней в очень дорогих, с иголочки, костюмах. Левый или правый карман их пиджаков отвисал, как если бы там лежал какой-то тяжелый предмет типа кулька с конфетами. «Кристаллографы», уже ознакомленные с планировкой здания, организованно заняли все этажи и переходы между ними, после чего крайне вежливо попросили вышеуказанный рядовой состав освободить помещения.
Как ни старался научный люд, но эти молодые «кристаллографы» никак не могли навеять мысли о рефлексирующих героях фильма «Девять дней одного года». По прошествии многих лет сравнение все-таки было найдено: они явно напоминали волкодавов из фильма «В августе сорок четвертого» — лица обманчиво скучные, как бы спящие, но сосредоточенные; лица тренированных парней, всегда подготовленных к неожиданностям, стрельбе по-македонски с двух рук, к «качанию маятника».
Ученые дамы и мужи, сотрудники АХО и прочая мелкая сошка, т. е. вся эта пехота, после «зачистки» была собрана на заднем дворе института, что позволило отсечь ее от непосредственного контакта с английской исследовательницей Gramicidin soviet.
В разряд отсеченных попала и доктор наук Галина Николаевна Тищенко, ведущая советские исследования этого нашего первого антибиотика. Ну разве можно допускать до М. Тэтчер руководителя группы, сотрудник которой Саша К., незадолго до описываемых событий стал «научным невозвращенцем», причем именно в Англии?
Наконец по толпе пехоты пронеслась весть от главного входа в институт: «Приехала!»
В конференц-зале на первом этаже была организована выставка аппаратуры для выращивания кристаллов и стенды с достижениями, полученными не без участия той самой научной пехоты, которая томилась на заднем дворе. Мадам всем живо интересовалась, не только задавая толковые вопросы, но и требовательно ожидая не менее толковых ответов.
Там же состоялось торжественное вручение диплома почетного доктора, что в какой-то степени могло послужить утешением за отказ Оксфорда присудить М. Тэтчер степень почетного доктора в 1985 году. ИКАН, конечно же, не Оксфорд, но почему же не сделать даме приятно.
Потом гостью повели на верхние этажи в какие-то опустевшие лаборатории (хорошая идея!), в результате на несколько секунд М. Тэтчер показалась в окне лестничного проема — невысокая, компактная такая женщина в неизменном синем костюме.
Второму из соавторов этого очерка, К. А. Мошкову, посчастливилось увидеть М. Тэтчер буквально с 3−4 метров, во время ее выступления в Ленгосуниверситете 29 мая 1991 года.
По календарю международной политики был уже не март, а май, так что в актовый зал ЛГУ пускали всех желающих без разбора. И никакие «кристаллографы» уже не предлагали научному люду и студенческой братии подышать свежим воздухом [перемен] во дворе здания двенадцати коллегий.
Первой появилась охрана, на этот раз — комбинированная, наша и английская, прямо-таки времена союзников по военной коалиции. Наши — всё те же, но чуть пообветшавшие ребята, full format (24×36); личные секьюрити экс-премьера — высоченные, худощавые.
А вот и сама г-жа Тэтчер, теперь уже экс-премьер.
Что навсегда врезалось в память, так это английская школа риторики и полемики, где мадам была не четверочницей, а круглой отличницей. Она, обосновывая свой очередной тезис, как столяр, мелкими постукиваниями сначала фиксировала гвозди на деревянной доске, а потом однократными мощными ударами вгоняла их по самую шляпку. Даже и тени сомнения не могло возникнуть у присутствующих, что г-жа Тэтчер может кому-либо уступить в жестком словесном клинче.
Особо отметим ее взаимоотношения с собственным переводчиком, по виду чистопородным англосаксом. В зале сразу же сыскалось изрядное количество университетских знатоков английского языка, желающих задать вопрос и заодно, а может, и в первую очередь отличиться своим безупречным оксфордским прононсом перед ректором С. П. Меркурьевым, который и вел всё собрание.
М. Тэтчер сразу же пресекла такой вариант общения, справедливо полагая, что значительная часть аудитории выпадет из ее энергетического поля.
«У меня есть свой переводчик, — четко заявила она. — Я ему плачу зарплату из своего кармана, он должен ее отрабатывать. Прошу задавать вопросы по-русски».
В таком подходе, как сразу же выяснилось, был большой резон. Задается вопрос, переводчик доносит его своей работодательнице с умеренной скоростью, давая возможность ей продумать наилучший вариант ответа. Если по реакции зала, которую г-жа Тэтчер отслеживала весьма тщательно, можно было заключить, что попадание ответа было не в «десятку», то лектор тут же, демонстративно поругивая переводчика, просила его более адекватно перевести вопрос.
Переводчик упреков, конечно же, не заслуживал, просто у г-жи Тэтчер появлялось дополнительное время для корректировки ответа. Было видно, насколько согласованно работал дуэт лектор — переводчик.
С. П. Меркурьев вручил гостье сувенир — футболку с гербом университета. Мадам сразу же примерила ее к своим плечам. Выглядело это очень мило, по-домашнему и по-женски; зал разразился аплодисментами. Домашняя заготовка?
Тэтчер, начинавшая свою политическую карьеру как специалист по юридическим вопросам налогообложения, любила повторять анекдот:
Один из соавторов этого очерка, В. Н. Зайцев, вспоминает: буквально за 2−3 часа до эпохального события в жизни Института кристаллографии АН СССР (ИКАН), что на Ленинском проспекте в Москве, прямо напротив институтского здания прорвало трубу канализации.
На срочную ликвидацию аварии, грозящей вырасти в ЧП уже не районного, а международного масштаба, были брошены все силы и средства, какие только были возможны в тот момент в Москве. Из окон института была хорошо видна озабоченная и суетящаяся толпа крупногабаритных дядей в фирменных импортных дубленках с красными от ужасного напряжения лицами.
Аварию ликвидировали в рекордные для СССР сроки, наложили свежий асфальт, его основательно смочили водой, чтобы застывал побыстрее.
От узкой проезжей части, теперь уже сияющей свежестью, до самого институтского крыльца проложили ковровую дорожку цвета бордо.
Задолго до этого дня были полностью переоборудованы женские туалеты на двух этажах, их подвергли тотальному апгрейду и запечатали до дня приезда важной персоны.
Уф! К приему премьер-министра Великобритании баронессы Тэтчер всё готово!
Въедливый современный читатель, конечно же, спросит: а чем мотивирован такой суперторжественный приём главы иностранного государства, в прошлом простого бакалавра-химика второй степени, в столичном институте?
Здесь, уважаемый читатель, нам придется сделать небольшое отступление касательно антибиотика грамицидина S, который сейчас запросто можно купить в любой аптеке.
Весьма нетривиальна история этого антибиотика, тесно связанная с советско-британскими союзническими отношениями в годы Второй мировой войны. Грамицидин S — первый антибиотик, открытый в СССР, поэтому он во всем мире и носит название Gramicidin soviet. Авторы открытия — выдающийся микробиолог, академик Георгий Францевич Гаузе и его жена биохимик Мария Георгиевна Бражникова. После установления в 1942—1943 годах его высокой бактерицидной активности, в частности при заживлении гнойных ран у бойцов Красной армии, он сразу же, минуя бюрократические рогатки, пошел в массовое производство.
В 1946 году Г. Ф. Гаузе и М. Г. Бражникова были удостоены Сталинской премии за разработку и применение грамицидина в практике.
В 1944 году, после фиксации в ведущем мировом журнале Nature советского приоритета на открытие грамицидина [1], он для более детального изучения его строения был передан нашему союзнику по антигитлеровской коалиции — Великобритании. Расшифровка структуры грамицидина началась в лаборатории проф. Дороти Ходжкин — выдающегося ученого, известной во всем мире своими работами по изучению молекулярных структур пенициллина и витамина В12. Д. Ходжкин — лауреат Нобелевской премии 1964 года, а также лауреат Ленинской премии за укрепление мира между народами 1987 года.
К работе по грамицидину была привлечена Маргарет Робертс (в замужестве — Тэтчер), в 1947 году работавшая в лаборатории Д. Ходжкин над своей бакалаврской диссертацией.
В профессиональном выборе химии как точки приложения своих сил явно прослеживаются честолюбивые мотивы молодой провинциалки. Амбициозная М. Робертс стремилась, по всей вероятности, при поддержке своего тьютора преуспеть в области знания, которая традиционно считалась сугубо мужским занятием. Оценка работы Маргарет со стороны Д. Ходжкин в целом неплохая — надежная, работящая, исполнительная, но и звезд с неба не хватает. Короче, твердая четверочница.
Профессор нередко принимала свою студентку на дому, постепенно вводила ее в круг английской научной элиты.
Сейчас, оглядываясь назад с высоты современного уровня кристаллографии, очевидно, что задача определения молекулярной структуры грамицидина для середины прошлого века явно неподъемная. Скорее всего, речь могла идти о первых попытках моделирования строения этого циклического декапептида.
Что же касается диссертационных тезисов М. Робертс по данному объекту, то Оксфордский университет на наш запрос ответил, что по правилам библиотек Англии они не хранят в своих архивах тезисов written by undergraduates. А степень бакалавра, присужденная мисс Робертс, квалифицируется именно как undergraduate degree.
Д. Ходжкин перед официальным визитом в СССР в 1987 году своей подопечной, теперь уже в ранге премьер-министра, настоятельно рекомендовала ей посетить именно ИКАН. Д. Ходжкин и директор ИКАН академик Борис Константинович Вайнштейн, были хорошо знакомы на протяжении многих лет, встречались и в Англии, и в СССР. Сотрудники ИКАН хорошо помнят Дороти, когда она где-то в середине 1980-х годов была с очередным визитом в СССР. Нобелевский лауреат, в те годы дама преклонных лет, с лучистым лицом и чуть восторженным выражением глаз, — весьма немногословна, какая-то предельно тихая, больше слушает, чем говорит. Смотрит на тебя, но как бы и сквозь тебя, а думает о чем-то своем. После всех этих научных разговоров к середине дня она уже сильно уставала и деликатно просила разрешения у своего друга Бориса (ударение на первом слоге), джентльмена также почтенного возраста, немножечко подремать в его кабинете на директорском диване.
Идея проф. Ходжкин отправить М. Тэтчер в институт Бориса была явным жестом дружеского привета от «доброй старой Англии». Советская сторона благосклонно отнеслась к этой идее, зная левые убеждения Дороти: в начале своей блистательной карьеры она работала под руководством Джона Бернала, знаменитого английского ученого. Кроме того, Дороти была замужем за Томасом Ходжкином. Оба они, и Бернал и Ходжкин, были членами компартии Великобритании. Не забыто было и успешное советско-британское сотрудничество по грамицидину в годы войны.
К тому же в Президиуме АН СССР именно Б. К. Вайнштейн курировал взаимодействие с научными организациями Англии, так что выбор центра кристаллографии СССР для посещения премьер-министром был достаточно очевиден.
Меры по повышению градуса гостеприимства (т. е. безопасности) смело можно оценить как исчерпывающие. «На самом верху» незадолго до визита премьер-министра было принято волевое решение по замене рядового научного и административного персонала на контингент молодых и проверенных «кристаллографов». В ИКАН с утра прибыло около 50 крупноблочных парней в очень дорогих, с иголочки, костюмах. Левый или правый карман их пиджаков отвисал, как если бы там лежал какой-то тяжелый предмет типа кулька с конфетами. «Кристаллографы», уже ознакомленные с планировкой здания, организованно заняли все этажи и переходы между ними, после чего крайне вежливо попросили вышеуказанный рядовой состав освободить помещения.
Как ни старался научный люд, но эти молодые «кристаллографы» никак не могли навеять мысли о рефлексирующих героях фильма «Девять дней одного года». По прошествии многих лет сравнение все-таки было найдено: они явно напоминали волкодавов из фильма «В августе сорок четвертого» — лица обманчиво скучные, как бы спящие, но сосредоточенные; лица тренированных парней, всегда подготовленных к неожиданностям, стрельбе по-македонски с двух рук, к «качанию маятника».
Ученые дамы и мужи, сотрудники АХО и прочая мелкая сошка, т. е. вся эта пехота, после «зачистки» была собрана на заднем дворе института, что позволило отсечь ее от непосредственного контакта с английской исследовательницей Gramicidin soviet.
В разряд отсеченных попала и доктор наук Галина Николаевна Тищенко, ведущая советские исследования этого нашего первого антибиотика. Ну разве можно допускать до М. Тэтчер руководителя группы, сотрудник которой Саша К., незадолго до описываемых событий стал «научным невозвращенцем», причем именно в Англии?
Наконец по толпе пехоты пронеслась весть от главного входа в институт: «Приехала!»
В конференц-зале на первом этаже была организована выставка аппаратуры для выращивания кристаллов и стенды с достижениями, полученными не без участия той самой научной пехоты, которая томилась на заднем дворе. Мадам всем живо интересовалась, не только задавая толковые вопросы, но и требовательно ожидая не менее толковых ответов.
Там же состоялось торжественное вручение диплома почетного доктора, что в какой-то степени могло послужить утешением за отказ Оксфорда присудить М. Тэтчер степень почетного доктора в 1985 году. ИКАН, конечно же, не Оксфорд, но почему же не сделать даме приятно.
Потом гостью повели на верхние этажи в какие-то опустевшие лаборатории (хорошая идея!), в результате на несколько секунд М. Тэтчер показалась в окне лестничного проема — невысокая, компактная такая женщина в неизменном синем костюме.
Второму из соавторов этого очерка, К. А. Мошкову, посчастливилось увидеть М. Тэтчер буквально с 3−4 метров, во время ее выступления в Ленгосуниверситете 29 мая 1991 года.
По календарю международной политики был уже не март, а май, так что в актовый зал ЛГУ пускали всех желающих без разбора. И никакие «кристаллографы» уже не предлагали научному люду и студенческой братии подышать свежим воздухом [перемен] во дворе здания двенадцати коллегий.
Первой появилась охрана, на этот раз — комбинированная, наша и английская, прямо-таки времена союзников по военной коалиции. Наши — всё те же, но чуть пообветшавшие ребята, full format (24×36); личные секьюрити экс-премьера — высоченные, худощавые.
А вот и сама г-жа Тэтчер, теперь уже экс-премьер.
Что навсегда врезалось в память, так это английская школа риторики и полемики, где мадам была не четверочницей, а круглой отличницей. Она, обосновывая свой очередной тезис, как столяр, мелкими постукиваниями сначала фиксировала гвозди на деревянной доске, а потом однократными мощными ударами вгоняла их по самую шляпку. Даже и тени сомнения не могло возникнуть у присутствующих, что г-жа Тэтчер может кому-либо уступить в жестком словесном клинче.
Особо отметим ее взаимоотношения с собственным переводчиком, по виду чистопородным англосаксом. В зале сразу же сыскалось изрядное количество университетских знатоков английского языка, желающих задать вопрос и заодно, а может, и в первую очередь отличиться своим безупречным оксфордским прононсом перед ректором С. П. Меркурьевым, который и вел всё собрание.
М. Тэтчер сразу же пресекла такой вариант общения, справедливо полагая, что значительная часть аудитории выпадет из ее энергетического поля.
«У меня есть свой переводчик, — четко заявила она. — Я ему плачу зарплату из своего кармана, он должен ее отрабатывать. Прошу задавать вопросы по-русски».
В таком подходе, как сразу же выяснилось, был большой резон. Задается вопрос, переводчик доносит его своей работодательнице с умеренной скоростью, давая возможность ей продумать наилучший вариант ответа. Если по реакции зала, которую г-жа Тэтчер отслеживала весьма тщательно, можно было заключить, что попадание ответа было не в «десятку», то лектор тут же, демонстративно поругивая переводчика, просила его более адекватно перевести вопрос.
Переводчик упреков, конечно же, не заслуживал, просто у г-жи Тэтчер появлялось дополнительное время для корректировки ответа. Было видно, насколько согласованно работал дуэт лектор — переводчик.
С. П. Меркурьев вручил гостье сувенир — футболку с гербом университета. Мадам сразу же примерила ее к своим плечам. Выглядело это очень мило, по-домашнему и по-женски; зал разразился аплодисментами. Домашняя заготовка?
Тэтчер, начинавшая свою политическую карьеру как специалист по юридическим вопросам налогообложения, любила повторять анекдот:
«Когда Гладстон [премьер-министр в те времена], встретив Майкла Фарадея, спросил:
— „Могут ли принести какую-то практическую пользу его работы по электричеству?“
— „Конечно, сэр, — твердо ответил гениальный физик. — Когда-нибудь вы будете брать с электричества налоги“».
А тем временем Дороти Ходжкин упорно продвигалась по пути определения структуры грамицидина, трудности были огромны — ее публикация вышла лишь через 10 лет после бакалаврской работы М. Робертс, в 1957 году [2]. Позднейшие исследования 1978 года в основном подтвердили предложенную ею молекулярную модель.
Кирилл Мошков, СПбГУ
Вячеслав Зайцев, Сент-Эндрюсский университет (Великобритания)
Вячеслав Зайцев, Сент-Эндрюсский университет (Великобритания)
- Gause G. F., Brazhnikova M. G. Gramicidin S and its use in the Treatment of Infected Wounds // Nature, 1944, 154 (3918), p.703.
- Hodgkin D. C., Ougson B. M. Appendix 2. Possible molecular models for gramicidin S and their relationship to present ideas of protein structure // Biochem J., 1957, 65 (4), p. 752−756.