 |
Керамическая живопись: Троянская война |
В 1858 году британский политик Уильям Гладстон, который десять лет спустя станет премьер-министром, опубликовал одно из самых всеобъемлющих и глубоких исследований, когда-либо написанных о своем любимом поэте, Гомере. Его «Исследования о Гомере и гомеровской эпохе», занимавшие более 1700 страниц в трех томах, в целом вызвали насмешки и критику со стороны современных ученых (преобладало мнение, что Гомера никогда не существовало). Немногие дочитали до третьего тома, где Гладстон сделал свое самое удивительное открытие: Гомер никогда не описывает ничего как синее.
В целом, его использование цвета довольно странное: есть фиолетовые овцы и медово-зеленый, но отсутствие синего в таких произведениях, как « Одиссея» , где море постоянно присутствует, поразительно. Дело не в том, что Гомер никогда не пытался описать цвет моря, по которому плывет Одиссей; просто он делает это так, как будто применил дешевый фильтр Photoshop. Например, в какой-то момент он говорит, что это цвет вина. И это не кажется поэтической вольностью.
Несколько лет спустя немецкий лингвист Лазарус Гайгер, возможно, вдохновленный наблюдением Гладстона, провел собственное исследование цветов в древних текстах. Этот цвет игнорировали не только греки: ни в индийских Ведах, ни в Библии , ни в Коране — произведениях, в которых изобилуют описания неба, — он никогда не упоминается как синий.
Гайгер внес еще два вклада. Согласно его исследованиям, цвета в языках, как правило, располагались в одном и том же порядке: черный, белый, красный, желтый или зеленый и, наконец, синий. Кроме того, он утверждает, что само слово « синий» в большинстве современных европейских языков происходит либо от слов, означающих зеленый , либо от слов, означающих черный . Другими словами, синий возник скорее как оттенок этих цветов, чем как самостоятельная сущность.
К исследованиям присоединилась еще одна бурно развивающаяся научная область — антропология. В то время евроцентрический колониалистский дух без зазрения совести привез нубийское племя из Судана в Берлинский зоопарк (тот самый зоопарк!). Там их выставляли на всеобщее обозрение и подвергали изучению антропологи и этнологи, которые набрасывались на них с измерительными лентами и, да, проверками зрения. Подобные исследования проводились также на местах в разных уголках мира исследователями и учеными, изучавшими различные «дикие» племена, с которыми они сталкивались.
Результаты, полученные от Африки и Южной части Тихого океана до коренных американцев, всегда были одинаковыми: цветовая схема Гейгера оставалась верной, а синий цвет обычно заметно отсутствовал (в некоторых случаях они использовали черный цвет для описания неба в ясный день). Но это не было проблемой для их зрения, поскольку они могли различать синий, зеленый или черный. Проще говоря, подобно тому, как мы считаем многие оттенки синего одним и тем же цветом, они считали синий оттенком черного или зеленого, но не отдельным цветом: они разделили цветовой спектр на отдельные области.
Лингвист Гай Дойчер, автор книги «Призма языка: как слова раскрашивают мир» , рассказывает в ней, что, изучая тему цветов, он решил провести безобидный эксперимент со своей дочерью, которая училась говорить. Он научил ее указывать на цвета и различать их с самого раннего возраста, и к 18 месяцам она уже без труда узнавала синие предметы.
В процессе обучения Дойчер очень тщательно избегал говорить, что небо голубое. Когда примерно в то время его полуторагодовалая дочь уже отлично различала цвета, он спрашивал ее, какого цвета небо, рассказывает лингвист. Она удивлялась этому вопросу, глядя на отца с выражением лица, словно говорила: «Он сошел с ума», как будто у неба не было цвета.
Первый ответ он дал в 23 месяца — «белый». Месяц спустя он впервые произнес слово «синий», и в течение следующих шести месяцев он колебался между этими двумя цветами, пока не укрепился в убеждении в той истине, которую мы считаем неизменной: небо голубое.
Получение синего пигмента из самого камня было чрезвычайно дорогостоящим, поэтому египтяне (образно говоря) надели свои лабораторные халаты и стали исследовать способы его искусственного производства. Им это удалось, когда они нагрели смесь кальция, меди, кварцевого песка и кальцинированной соды. Древнеегипетское искусство свидетельствует о благоговении, с которым они относились к этому редкому и особенному цвету, который быстро стал символом богатства и божественности. Для них небо действительно было синим. Остальному миру потребовалось больше времени, чтобы это осознать.
В целом, его использование цвета довольно странное: есть фиолетовые овцы и медово-зеленый, но отсутствие синего в таких произведениях, как « Одиссея» , где море постоянно присутствует, поразительно. Дело не в том, что Гомер никогда не пытался описать цвет моря, по которому плывет Одиссей; просто он делает это так, как будто применил дешевый фильтр Photoshop. Например, в какой-то момент он говорит, что это цвет вина. И это не кажется поэтической вольностью.
Несколько лет спустя немецкий лингвист Лазарус Гайгер, возможно, вдохновленный наблюдением Гладстона, провел собственное исследование цветов в древних текстах. Этот цвет игнорировали не только греки: ни в индийских Ведах, ни в Библии , ни в Коране — произведениях, в которых изобилуют описания неба, — он никогда не упоминается как синий.
Гайгер внес еще два вклада. Согласно его исследованиям, цвета в языках, как правило, располагались в одном и том же порядке: черный, белый, красный, желтый или зеленый и, наконец, синий. Кроме того, он утверждает, что само слово « синий» в большинстве современных европейских языков происходит либо от слов, означающих зеленый , либо от слов, означающих черный . Другими словами, синий возник скорее как оттенок этих цветов, чем как самостоятельная сущность.
🔷 Были ли наши предки дальтониками?
Первый простой вывод, сделанный после этих открытий, заключался в том, что древние цивилизации просто видели хуже или в своего рода серой гамме. Однако мало кто осмеливался защищать такую теорию во времена Дарвина. Сам Гладстон, опубликовавший свою гомеровскую библию ещё до выхода «Происхождения видов», не раз утверждал, что никогда не говорил того, о чём все думают. Но как мы можем знать, видели ли древние греки синий цвет иначе или нет?К исследованиям присоединилась еще одна бурно развивающаяся научная область — антропология. В то время евроцентрический колониалистский дух без зазрения совести привез нубийское племя из Судана в Берлинский зоопарк (тот самый зоопарк!). Там их выставляли на всеобщее обозрение и подвергали изучению антропологи и этнологи, которые набрасывались на них с измерительными лентами и, да, проверками зрения. Подобные исследования проводились также на местах в разных уголках мира исследователями и учеными, изучавшими различные «дикие» племена, с которыми они сталкивались.
Результаты, полученные от Африки и Южной части Тихого океана до коренных американцев, всегда были одинаковыми: цветовая схема Гейгера оставалась верной, а синий цвет обычно заметно отсутствовал (в некоторых случаях они использовали черный цвет для описания неба в ясный день). Но это не было проблемой для их зрения, поскольку они могли различать синий, зеленый или черный. Проще говоря, подобно тому, как мы считаем многие оттенки синего одним и тем же цветом, они считали синий оттенком черного или зеленого, но не отдельным цветом: они разделили цветовой спектр на отдельные области.
🔷 Неосязаемость неба
Порядок, в котором цвета ощущаются на языке, имеет объяснение: как и всё остальное, это происходит по необходимости. День и ночь создают белый (или светлый) и чёрный (или тёмный) цвета; кровь, опасность, создаёт красный. Зелёный и жёлтый происходят из окружающей нас природы. А синий? В качестве доказательства можно указать на небо, но это не так очевидно.Лингвист Гай Дойчер, автор книги «Призма языка: как слова раскрашивают мир» , рассказывает в ней, что, изучая тему цветов, он решил провести безобидный эксперимент со своей дочерью, которая училась говорить. Он научил ее указывать на цвета и различать их с самого раннего возраста, и к 18 месяцам она уже без труда узнавала синие предметы.
В процессе обучения Дойчер очень тщательно избегал говорить, что небо голубое. Когда примерно в то время его полуторагодовалая дочь уже отлично различала цвета, он спрашивал ее, какого цвета небо, рассказывает лингвист. Она удивлялась этому вопросу, глядя на отца с выражением лица, словно говорила: «Он сошел с ума», как будто у неба не было цвета.
Первый ответ он дал в 23 месяца — «белый». Месяц спустя он впервые произнес слово «синий», и в течение следующих шести месяцев он колебался между этими двумя цветами, пока не укрепился в убеждении в той истине, которую мы считаем неизменной: небо голубое.
🔷 Египетское исключение
Как и в случае с любым правилом, у правила об отсутствии синего цвета в древних цивилизациях есть исключение: Египет. Когда они обнаружили лазурит, полудрагоценный материал, основные месторождения которого находятся в Афганистане, они немедленно захотели получить пигмент этого цвета, что было сложнее добыть, чем зеленый или красный, из-за дефицита природных синих элементов.Получение синего пигмента из самого камня было чрезвычайно дорогостоящим, поэтому египтяне (образно говоря) надели свои лабораторные халаты и стали исследовать способы его искусственного производства. Им это удалось, когда они нагрели смесь кальция, меди, кварцевого песка и кальцинированной соды. Древнеегипетское искусство свидетельствует о благоговении, с которым они относились к этому редкому и особенному цвету, который быстро стал символом богатства и божественности. Для них небо действительно было синим. Остальному миру потребовалось больше времени, чтобы это осознать.
🔷 По теме: