Не позволяйте вчерашнему дню влиять на себя сегодня

Нужен ли нам сегодня культ гениев?


Фрагмент картины Сальвадора Дали «Частичное помрачнение. Шесть явлений Ленина на рояле» (1931). Сальвадор Дали с детства отличался эпатажным поведением, а современные культурологи до сих пор спорят, стоит ли считать его гением или сумасшедшим.
Что означает сейчас это когда-то таинственное, а ныне стершееся понятие — «гений»? Нужен ли нам сегодня культ «гениев»? Впрочем, в античности гением называли не какого-либо особо одаренного человека, а вообще некий прирожденный дух каждого человека, ведущий его по жизни. Для древних греков ни Платон, ни Аристотель не были гениальными личностями в нашем смысле, а были, скорее, мощными проводниками стоящих над человечеством идей и сил. Согласитесь, сам феномен гения неоднозначен и весьма спорен. С одной стороны, — необычайный дар, выдающиеся способности. А с другой... Гений, как Дон Кихот, — «безумец» в глазах «нормального» человека — склонен к поступкам, которые с точки зрения окружающих подчас выглядят «ненормальными».

Гений — чудак, неудачный обыватель, поскольку он — во власти интуиций, идей, далеко выходящих за рамки поверхностных целей повседневности. Можно даже сказать, что гений — существо в известном смысле асоциальное, точнее, плохое «социальное животное», противящееся стадным чувствам и всякого рода шаблонам и вкусам. Рафаэль, Леонардо да Винчи, Гете, Бетховен, Платон, Кант, Гегель, Пушкин, Ньютон, Лобачевский... Для нас они — классики. Но все они когда-то перешагнули через шаблоны, удивляли совершенно новыми идеями, которые далеко не всегда «на ура» принимались их современниками. А вот Петр Великий, Наполеон Первый, Бисмарк, Лютер, — были ли они гениями? На мой взгляд, да, они — гении действия. Осмелюсь дать лаконичное определение гения, разумеется, с опорой на философскую традицию.

Гений— это природный дар продуцировать оригинальные
(в перспективе общезначимые) идеи, создавать правила и шедевры,
которые становятся образцом для многих поколений.

 Гений, как Лобачевский, способен видеть действительную проблему там, где для других ее не существует.

Другая сторона гения — «ненормальность», независимость не только от внешних целей, но в определенном смысле от общепринятых вкусов, правил, норм (иногда даже моральных) всегда была привлекательной для исследователей. На эту сторону гениальности обратил пристальное внимание известный итальянский психиатр и криминалист 19-начала 20 в. Чезаре Ломброзо в книге «Гениальность и помешательство».

Несмотря на непопулярный ныне дух позитивизма, это исследование содержит много занимательного фактического материала связи душевных расстройств с неординарными умственными способностями. Душевные болезни, полагал Ломброзо, вовсе не связаны необходимо с расстройством у людей умственных способностей, наоборот, «... самый недуг нередко вызывает у них необыкновенную живость ума». [1]

Удивительную картину связи умопомешательства с гениальностью дал Ломброзо. История искусства, науки, политики в их выдающихся достижениях сполна гениев, страдавших умопомешательством: Шуман, Тассо, Свифт, Ньютон, Руссо, Шопенгауэр...

«В 1693 году, после второго пожара в его доме и после непомерно усиленных занятий, Ньютон в присутствии архиепископа начал высказывать такие странные, нелепые суждения, что друзья нашли нужным увезти его и окружить самым заботливым уходом». [2]

Это всего лишь один из многочисленных примеров, приводимых Ломброзо. Однако, хотя Ломброзо и не утверждал необходимой связи гениальности с помешательством, все же сложно согласиться с рядом его утверждений, например, с таким: 

«Разве Сократ, гениальный мыслитель... не был сумасшедшим, когда руководствовался в своих поступках голосом и указаниями своего воображаемого Гения или даже просто чиханием»[3] ?

На мой взгляд, «демон (гений) Сократа» — явление вполне нормальное, как и «голос совести». Более того, история психиатрии говорит о подвижности, неоднозначности и даже культурной обусловленности критериев нормы и душевного расстройства. А как показали психоаналитические исследования, «нормальность» = общепринятость — отчасти есть результат подавления и вытеснения естественных (и все же ненормальных для данной социальной организации) жизненных интенций, и этот результат всегда готов обернуться совершенно другой стороной.

Кстати сказать, хорошо объяснил странности гениев Юнг в своей теории. С точки зрения Юнга, бессознательное (архетипические переживания, имеющие структуру мифов) получает над гением большую власть, чем сознательная воля, а сознание, захваченное стихией бессознательного, часто оказывается бессильным зрителем.

Мне понравилось остроумное замечание Юнга: в известном смысле можно сказать, что не Гете создает «Фауста», но некий психический компонент «Фауст» создает самого Гете как художника, творца.

Гений — инструмент искусства, науки и т. д. как системы. Согласно Юнгу, гений даже не является личностью доброй воли, следующей своим целям. Он — проводник, медиум. Гений, по сути, выражает и осуществляет высшие моменты общечеловеческой деятельности, и дело не в его личности, а в его безличной творческой силе.

Гений — не личность. Это мнение, конечно, может показаться спорным. Но не превращается ли зачастую история общества, литературы, искусства и даже науки не в историю событий, идей, творений, открытий, дискуссий и т. д., а в историю великих личностей — творцов и деятелей?

В учебнике по литературе «без имен» персонажами могли бы стать не личности-литераторы, а художественные, эстетические идеи, стили, направления, типы нарративов и т. д.. Я убежден, что такой учебник был бы гораздо более полезен, чем переполненные сентиментальностью ныне существующие.

Определенная социальная опасность культа гениев заключается в преклонении перед человеком, который становится идолом — не важно, в какой сфере. Приведу авторитетное профессиональное свидетельство Ломброзо: 
 
«... настоящие помешанные отличаются иногда таким выдающимся умом и часто такой необыкновенной энергией, которая невольно заставляет приравнивать их, на время по крайней мере, к гениальным личностям, а в простом народе вызывает сначала изумление, а потом благоговение перед ними».[4]

И далеко не всегда эти помешанные действительно являются гениями.


            Примечание:

[1] Ломброзо Ц. Гениальность и помешательство. — С.-Пб, 1892, с 5. (Репринт).
[2] Там же, с. 68.
[3] Там же, с. 182.
[4] Там же, с. 193

Роман Авдеев