Что означает сейчас это
когда-то таинственное, а ныне стершееся понятие — «гений»? Нужен ли нам сегодня
культ «гениев»? Впрочем, в античности гением называли не какого-либо особо
одаренного человека, а вообще некий прирожденный дух каждого человека, ведущий
его по жизни. Для древних греков ни Платон, ни Аристотель не были гениальными
личностями в нашем смысле, а были, скорее, мощными проводниками стоящих над
человечеством идей и сил. Согласитесь, сам феномен гения неоднозначен и весьма
спорен. С одной стороны, — необычайный дар, выдающиеся способности. А с
другой... Гений, как Дон Кихот, — «безумец» в глазах «нормального» человека —
склонен к поступкам, которые с точки зрения окружающих подчас выглядят
«ненормальными».
Гений — чудак,
неудачный обыватель, поскольку он — во власти интуиций, идей, далеко выходящих
за рамки поверхностных целей повседневности. Можно даже сказать, что гений —
существо в известном смысле асоциальное, точнее, плохое «социальное животное»,
противящееся стадным чувствам и всякого рода шаблонам и вкусам. Рафаэль,
Леонардо да Винчи, Гете, Бетховен, Платон, Кант, Гегель, Пушкин, Ньютон,
Лобачевский... Для нас они — классики. Но все они когда-то перешагнули через
шаблоны, удивляли совершенно новыми идеями, которые далеко не всегда «на ура»
принимались их современниками. А вот Петр Великий, Наполеон Первый, Бисмарк,
Лютер, — были ли они гениями? На мой взгляд, да, они — гении действия. Осмелюсь
дать лаконичное определение гения, разумеется, с опорой на философскую
традицию.
Гений— это природный дар продуцировать оригинальные(в перспективе общезначимые) идеи, создавать правила и шедевры,которые становятся образцом для многих поколений.
Гений, как Лобачевский, способен видеть действительную проблему там, где для других ее не существует.
Другая сторона гения —
«ненормальность», независимость не только от внешних целей, но в определенном
смысле от общепринятых вкусов, правил, норм (иногда даже моральных) всегда была
привлекательной для исследователей. На эту сторону гениальности обратил
пристальное внимание известный итальянский психиатр и криминалист 19-начала 20
в. Чезаре Ломброзо в книге «Гениальность и помешательство».
Несмотря на
непопулярный ныне дух позитивизма, это исследование содержит много
занимательного фактического материала связи душевных расстройств с
неординарными умственными способностями. Душевные болезни, полагал Ломброзо,
вовсе не связаны необходимо с расстройством у людей умственных способностей,
наоборот, «... самый недуг
нередко вызывает у них необыкновенную живость ума». [1]
Удивительную картину
связи умопомешательства с гениальностью дал Ломброзо. История искусства, науки,
политики в их выдающихся достижениях сполна гениев, страдавших
умопомешательством: Шуман, Тассо, Свифт, Ньютон, Руссо, Шопенгауэр...
«В 1693 году, после второго пожара в его доме и после непомерно усиленных занятий, Ньютон в присутствии архиепископа начал высказывать такие странные, нелепые суждения, что друзья нашли нужным увезти его и окружить самым заботливым уходом». [2]
Это всего лишь один из многочисленных примеров, приводимых Ломброзо. Однако, хотя Ломброзо и не утверждал необходимой связи гениальности с помешательством, все же сложно согласиться с рядом его утверждений, например, с таким:
«Разве Сократ, гениальный мыслитель... не был сумасшедшим, когда руководствовался в своих поступках голосом и указаниями своего воображаемого Гения или даже просто чиханием»[3] ?
На мой взгляд, «демон (гений) Сократа» — явление вполне нормальное, как и «голос совести». Более того, история психиатрии говорит о подвижности, неоднозначности и даже культурной обусловленности критериев нормы и душевного расстройства. А как показали психоаналитические исследования, «нормальность» = общепринятость — отчасти есть результат подавления и вытеснения естественных (и все же ненормальных для данной социальной организации) жизненных интенций, и этот результат всегда готов обернуться совершенно другой стороной.
Кстати сказать, хорошо
объяснил странности гениев Юнг в своей теории. С точки зрения Юнга,
бессознательное (архетипические переживания, имеющие структуру мифов) получает
над гением большую власть, чем сознательная воля, а сознание, захваченное
стихией бессознательного, часто оказывается бессильным зрителем.
Мне понравилось
остроумное замечание Юнга: в известном смысле можно сказать, что не Гете
создает «Фауста», но некий психический компонент «Фауст» создает самого Гете
как художника, творца.
Гений — инструмент
искусства, науки и т. д. как системы. Согласно Юнгу, гений даже не является
личностью доброй воли, следующей своим целям. Он — проводник, медиум. Гений, по
сути, выражает и осуществляет высшие моменты общечеловеческой деятельности, и
дело не в его личности, а в его безличной творческой силе.
Гений — не личность.
Это мнение, конечно, может показаться спорным. Но не превращается ли зачастую
история общества, литературы, искусства и даже науки не в историю событий,
идей, творений, открытий, дискуссий и т. д., а в историю великих личностей —
творцов и деятелей?
В учебнике по
литературе «без имен» персонажами могли бы стать не личности-литераторы, а художественные,
эстетические идеи, стили, направления, типы нарративов и т. д.. Я убежден, что
такой учебник был бы гораздо более полезен, чем переполненные
сентиментальностью ныне существующие.
Определенная социальная
опасность культа гениев заключается в преклонении перед человеком, который
становится идолом — не важно, в какой сфере. Приведу авторитетное
профессиональное свидетельство Ломброзо:
«... настоящие помешанные отличаются иногда таким выдающимся умом и часто такой необыкновенной энергией, которая невольно заставляет приравнивать их, на время по крайней мере, к гениальным личностям, а в простом народе вызывает сначала изумление, а потом благоговение перед ними».[4]
И далеко не всегда эти помешанные действительно являются гениями.
Примечание:
[1]
Ломброзо Ц. Гениальность и помешательство. — С.-Пб, 1892, с 5. (Репринт).
[2]
Там же, с. 68.
[3]
Там же, с. 182.
[4]
Там же, с. 193
Роман Авдеев