29 августа 1949
года в 7 часов утра в нескольких сотнях километров от города Семипалатинска
была взорвана первая советская атомная бомба. За 10 дней до этого события
специальный литерный поезд с «изделием», как называлась в документах бомба,
вышел из неуказанного ни на одной карте секретного города «Арзамас-16», чтобы
доставить «изделие» и его создателей на испытательный полигон. Возглавлял
группу ученых и конструкторов человек, который знал эту бомбу наизусть, все ее
тысячи деталей, и который своей карьерой и, можно сказать, жизнью отвечал за
результаты испытаний. Этим человеком был Юлий Борисович Харитон.
Еврейский
мальчик Юлик Харитон с 6-ти лет рос без матери. Он родился в 1904 году в
Петербурге. Его мать, Мира Яковлевна Буровская, была актрисой МХАТа. Играла
«Митиля» в спектакле «Синяя птица». Отец — Борис Иосифович Харитон, известный
журналист и либерал, редактировал кадетскую газету «Речь». В семье Юлика жили
нервно, на два дома. В 1910 году мать поехала в Германию лечиться, да так и не
вернулась — вышла там замуж и в 1933 году, покинув Берлин, уехала в Тель-Авив,
где, прожив долгую жизнь, умерла в глубокой старости.
А
отца в 1922 году вместе с другими идеологически чуждыми интеллигентами
большевики выслали на печально известном пароходе за границу. Отец продолжал
быть либералом и в Риге издавал газету «Сегодня». В 1940 году большевики
захватили Латвию, и Борис Иосифович Харитон навсегда исчез в подвалах НКВД.
Поэтому ни отец, ни мать так никогда и не узнали о необыкновенной, можно
сказать фантастической, судьбе своего сына. Эта судьба была необыкновенна еще и
потому, что сложилась она в условиях тоталитарного сталинского режима, когда
анкетные данные были важнее живого человека. И с такой анкетой, как у Юлика, в
стране, строящей «самое передовое в мире общество», было ох как нелегко. Но даже
если бы его родители и жили в Стране Советов, то и тогда судьба их сына была бы
для них тайной, потому что все, что было связано с их сыном, было секретом для
всех — для его ближайших родственников и для миллионов его соотечественников.
Юлик,
прыгая через класс, в 15 лет окончил школу, в 21 год — Политехнический
институт. В 1926 году его, идеологически неокрепшего, но подающего надежды в
науке, направляют на стажировку в Англию в Кембридж — в лабораторию Резерфорда.
В 1928-м он защищает там докторскую диссертацию. Возвращаясь из Англии домой,
он заезжает в Берлин, чтобы повидаться с матерью.
—
Находясь в Берлине, — вспоминал Юлий Борисович, — я удивился, как легкомысленно
немцы относятся к Гитлеру. Тогда я понял, что надо заниматься взрывчатыми
веществами и вообще оборонными проблемами.
Вернувшись
в Ленинград, Харитон продолжил работу в Физико-техническом институте. Здесь под
руководством академика Семенова он начал изучать процессы детонации и динамики
взрыва.
«Семенов,
— вспоминает Харитон, — обладал фантастической интуицией. До 1939 года, еще до
открытия деления урана, он говорил, что ядерный взрыв возможен, а в 1940 году
его молодой сотрудник отвез письмо Семенова с изложением принципа действия
атомной бомбы в управление наркомата нефтяной промышленности. Там это письмо не
приняли всерьез и потеряли...»
В
1939-м Ю.Харитон вместе с Яковом Зельдовичем выполнил один из первых расчетов
цепной ядерной реакции, ставшей фундаментом современной физики реакторов и
ядерной энергетики. Но тут грянула война и Харитон продолжил заниматься
взрывчатыми веществами.
В
1943 году Игорь Курчатов рассказал Харитону об идее создания атомной бомбы.
Харитон вместе с Яковом Зельдовичем пытались определить критическую массу
урана-235. Получалось около 10 килограммов. Как выяснилось потом, они ошиблись
в 5 раз, но главное — они пришли к выводу — бомбу сделать можно!
В
июле 1945 года американцы в Лос-Аламосе испытывают первое ядерное взрывное
устройство. Разведка докладывает об этом Сталину.
Сразу
после окончания войны в Берлин вылетают Берия и Молотов. Берия с согласия
Сталина должен был возглавить поиски в Германии ядерных материалов и
специалистов — ученых, которые разрабатывали немецкую атомную бомбу. Сюда же
направляется группа советских ученых-физиков. Среди них и Юлий Харитон.
В
конце 1945 года 200 квалифицированных немецких ученых-ядерщиков были
переправлены для работы в Советский Союз.
В
августе 1945-го американцы сбрасывают атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки.
Ликвидация атомной монополии США стала главной задачей Советского Союза.
Возглавить атомный проект поручено Берии. Научное руководство доверено
сорокалетнему профессору Харитону. Он и станет отцом советской атомной бомбы.
Раньше,
в доперестроечные времена, эту роль приписывали Курчатову — не хотелось
отдавать лавры еврею. Академик Курчатов действительно осуществлял координацию и
общее руководство проектом, но придумал, разработал и создал бомбу Юлий
Борисович Харитон. И, конечно, его сподвижники.
Но
почему еврей, беспартийный, с плохой анкетой, не занимавший никаких высоких
постов, становится во главе команды, которой поручено дело сверхсекретное и
сверхважное? Это и по сей день остается загадкой. Особым постановлением Совета
Министров СССР для создания атомной бомбы формируется сверхсекретное
конструкторское бюро — КБ-11 во главе с Ю.Харитоном.
Найти
место для КБ было не просто. Неплохо бы в медвежьем углу, но чтобы не далее 400
км от Москвы. Хорошо бы, чтобы людей вокруг было не много, но были
производственные площади. Наконец, нашли маленький городок с военным заводиком.
Это был Саров на юге Горьковской области. Он был известен своим монастырем, но
на фоне огромных, государственной важности задач и монастырь и другие
исторические памятники выглядели нелепостью.
Специальным
постановлением правительства название Саров было стерто со всех карт Советского
Союза. Город переименовали в «Арзамас-16», и это название существовало только в
секретных документах. Здесь собрали лучших ученых страны: физиков, математиков
— элиту.
Строили
без сметы, по фактическим расходам. Первый пункт: колючая проволока -30 тонн.
Все было окружено колючей проволокой. Это была зона. Строили заключенные. А
потом в этой зоне жил научно-технический персонал.
Ни
шага без разрешения особого отдела — любой контакт, включая знакомство и
женитьбу, любая поездка к родственникам в соседний город. За всей работой и
личной жизнью сотрудников КБ-11 следили спецуполномоченные — полковники МГБ.
Они докладывали лично Берии. А Берия не скрывал, что в случае провала атомного
проекта всех физиков посадят или расстреляют.
Лаборатории
разместили в монастырских покоях. Рядом на скорую руку построили
производственные помещения. Об особых условиях не могло быть и речи. Если
обычные взрывные устройства создавались после многочисленных испытаний и проб,
то здесь такой возможности не было. Все нужно было испытать и попробовать в
уме. Оказалось, что для руководства такой работой нужен не громовержец, а
легкий, терпимый и как будто мягкий Харитон.
Работа
шла параллельно над двумя проектами — российским и американским, добытым
советской разведкой. Разведчики с Лубянки поставляли Харитону материалы от
своих зарубежных резидентов. Фамилию советского агента Клауса Фукса не знал
даже Курчатов. Схема, присланная Фуксом, давала только принцип, идею. Харитон
читал эти материалы: вроде бы все, что делали американцы было логичным и
все-таки его не оставляла мысль, что это может быть некая коварная шпионская
игра, что путь, указанный неведомым зарубежным единомышленником, заведет
советских физиков в тупик. Поэтому все данные Фукса проверялись и
перепроверялись. И тем ни менее Харитон считает, что Фукс сэкономил им не
меньше года работы над бомбой. Как ни спешили, задание Сталина — сделать бомбу
к началу 1948 года осталось невыполненным.
Лишь
к началу 1949 года из другого секретного города «Челябинск-40» привезли ядерный
заряд. Такого груза никто еще не видел — плутониевый шарик диаметром 80–90 мм и
массой 6 кг. Наработанного плутония было только на одну бомбу. В невзрачном
одноэтажном здании, от которого, к сожалению, сегодня остались только
развалины, а здесь бы должна висеть памятная доска, под наблюдением Харитона
была проведена контрольная сборка изделия. Сохранился акт сборки, подписанный
Харитоном.
Перед
испытаниями атомной бомбы Курчатова и Харитона вызвал Сталин. Он спросил: «А
нельзя ли вместо одной бомбы сделать две, пусть более слабые?»
«Нельзя,
— ответил Харитон. — Технически это невозможно».
Литерный
поезд под контролем МГБ и МПС мчал «изделие» и его создателей из «Арзамаса-16»
на небольшую железнодорожную станцию в районе Семипалатинска.
Сталин
в целях безопасности запретил Харитону летать на самолетах. И Харитон всегда
ездил только поездом. Для него построили специальный вагон с залой, кабинетом,
спальней и купе для гостей, кухней, поварихой. На испытательный полигон с
Харитоном в поезде ехали его ближайшие соратники по работе над бомбой —
Зельдович, Франко-Каменецкий, Флеров.
Через
10 дней прибыли на полигон. На полигоне была построена 37-метровая вышка.
Испытание было назначено на 29 августа 1949 года. Собрались все участники
испытания и члены государственной комиссии во главе с Берия. 28 августа, 23.00.
Харитон с помощниками собрали плутониевый заряд и вставили нейтронные запалы.
По команде монтажники выкатили бомбу из мастерской и установили в клеть лифта.
- 4 часа 17 минут утра. Начался подъем заряда на башню. Там, наверху, установили взрыватель.
- 5 часов 55 минут. Все спустились с башни, опечатали вход, сняли охрану и отправились на командный пункт, который находился в 10 км от эпицентра взрыва.
- 6 часов 48 минут. Включен автомат подрыва. С этого мгновения вмешаться в процесс было невозможно.
- 7.00. Атомный гриб поднимается в небо.
А
страна жила своей жизнью и ничего не знала ни об атомном взрыве, ни о том, что
за создание атомной бомбы Курчатову, Харитону, Зельдовичу и другим ученым было
присвоено звание Героев социалистического труда. Они получили Сталинские
премии. Курчатову и Харитону подарили по ЗИСу-110, остальным по «Победе». Им
выделили дачи под Москвой и установили бесплатный проезд по железной дороге.
Интересен
факт — отцами советской и американской атомных бомб были евреи — Харитон и
Оппенгеймер.
Оппенгеймер
после Хиросимы испытывал сильнейшие душевные переживания. А мучила ли Харитона
нравственная проблема применения атомного оружия?
Однажды
журналист Голованов спросил Харитона:
—
Юлий Борисович, а когда впервые вы увидели этот «гриб», и накат урагана, и
ослепших птиц, и свет, который ярче многих солнц, вот тогда не возникла у вас
мысль: «Господи, что же это мы делаем?!!»
Они
ехали в спецвагоне. Харитон молча смотрел в окно. Потом сказал, не
оборачиваясь:
—
Так ведь надо было.
Да,
он был верным солдатом партии.
Работая
в тесном контакте с Берия в период создания атомной бомбы, он не решился
спросить о судьбе отца, арестованного подчиненными Берии. Он говорил, что это
могло негативно отразиться на его работе.
Он
подписал письмо, осуждающее академика Сахарова, который много лет работал под
его началом и был создателем водородной бомбы. Он прожил половину жизни в
закрытом городе, о котором не знал никто в стране, общался только с теми, кого
допускало к нему КГБ. Он отдал свой талант и свою жизнь служению Советскому
Союзу и Коммунистической партии, но когда он умер на похороны на Новодевичье
кладбище пришли только родственники и коллеги-ученые.
Никто
из руководителей державы, для которой Харитон сделал то, что определило ход
всемирной истории, на похороны не пришел.
Отец
советской атомной бомбы Юлий Борисович Харитон прожил долгую жизнь. Он умер в
1996 году в 92-летнем возрасте.
Петр
Мостовой,
«Еврейский обозреватель»