Китай: манящий и загадочный

Китай – это прекрасная страна с множеством разных историй, традиций и культур Востока. Именно здесь можно наблюдать самые удивительные контрасты, ведь прекрасные сельские пейзажи смело меняются густонаселенными городскими мегаполисами, природной красотой дикой природы, которая переходит от равнин пустыни Гоби ко всем известному Эвересту. Это именно та страна, которая позволит почувствовать себя первооткрывателем или исследователем.

Начать нужно, несомненно, с Синьцзяна. Синьцзян-Уйгурский автономный округ (СУАР) закрывает западный участок российско-китайской границы, пересекающей Горный Алтай. Этот так называемый сибирский стык длиной всего 55 км – ​все, что осталось от имперских и советских времен.

Население региона, состав которого сильно менялся, поддерживало тесные контакты с народами Центральной Азии и Южной Сибири в период от эпохи бронзы до Средневековья, поэтому реконструкция их истории в отрыве друг от друга может привести к неверным выводам.

Многочисленные археологические находки хранятся в музеях СУАР, особенно в его административном центре – ​г. Урумчи. Больше всего нас поразили вещи из могильника бронзового века Сяохэ, обнаруженного в центре великой пустыни Такла-Макан.

Благодаря засушливому климату хорошо сохранились органические материалы – ​в данном случае деревянная утварь, одежда из шерстяной ткани, войлочные колпаки, кожаная обувь и даже остатки пищи. В некоторых могилах лежали деревянные куклы и маски – ​несомненно, портреты, пусть даже немного шаржированные. Но вот чьи? Длинные носы и круглые глаза наводят на мысль о немонголоидной принадлежности их прототипов: быть может, эти черты присущи обитателям загробного мира?

Результаты палеогенетической экспертизы свидетельствуют о европеоидном, но с примесью монголоидности, населении того времени.

Безводные пространства гигантской пустыни Такла-Макан в центре Таримской впадины сохранили не только стены старинных караван-сараев, но и редкое разнообразие предметов из органических материалов мира людей эпохи бронзы и раннего железного века. Среди них и тончайшие войлоки, из которых шились конические, украшенные шерстяными шнурами и перьями колпаки-шапочки и выкраивались покрышки для искусно сплетенных сосудов для пищи с легко узнаваемым орнаментом на стенках. И расшитые мокасины с мягкой подошвой и погребальные куклы детей и взрослых, облаченные в тканые одежды, а иногда и войлочные шапочки. Лица скульптурок покрыты красной краской и обмотаны поперечными витками шерстяной нити. Любопытно, что ступни у них развернуты в обратную сторону, что указывает на особый характер движения – затылком вперед. В этой детали, как и в раскраске лица, можно усмотреть отражение идей, известных в системе традиционного мировоззрения урало-алтайских народов. Нити поперек утрированно носатых личин заставляют вспомнить линии, перечеркивающие лица антропоморфных изображений Северной Азии. И, наконец, среди находок скифского времени привлекают внимание тонкостенные деревянные кубки с резными фигурками животных в позе так называемой «внезапной остановки», столь знакомой по рисункам на скалах и литье на рукоятях бронзовых клинков Южной Сибири.

Результаты палеогенетической экспертизы свидетельствуют о европеоидном, но с примесью монголоидности, населении того времени. Такой анализ стал возможным благодаря еще одной особенности археологии этого края, где вследствие все той же засушливости хорошо сохранились не только погребальные конструкции и инвентарь, но и сами погребенные тела, подвергшиеся естественной мумификации. Некоторые раннесредневековые мумии поражают не только пышной одеждой и прической, но и паразитами, которые сохранились, к примеру, в косах знаменитой «принцессы Крорайны» (гигиена не была сильным местом у древних).

Мумии

В те минуты, когда стихает ветер, оседает пыль и над мертвым пространством пустыни выглядывает солнце, унылое сероцветие окружающих песчаных кряжей преображается и являет глазу палитру ярких красок, что смягчают безрадостный вид окружающего пейзажа. Облик мумий, сохранившихся здесь благодаря засушливости климата и частичной засоленности почв, демонстрирует европеоидный облик населения древних оазисов, что подтверждено результатами палеогенетической экспертизы. Это относится и к пышноволосой «Принцессе из Крорайны», манекен которой размещен в залах Музея Синьцзян-Уйгурского автономного района (г. Урумчи) рядом с экспозицией безвестной женской мумии, прикрытой сетчатой тканью, а также к мумии горбоносого мужчины с желтой спиральной раскраской лица и его манекену, стоящему рядом с «нагайкой» в руке

Кроме «столицы» края нам удалось посетить многие окружные и уездные центры: Турфан, Хами (Кумул), Корлу, Кульджу (Инин), Алтай, Аксу, Кашгар и др.; с каждым из них связаны особые впечатления. Например, город Алтай как брат-близнец похож на наш Горно-Алтайск: такой же невысокий, в основном малоэтажный, уютно приютившийся в относительно нешироком распадке, по которому протекает быстрая горная речка. И от него также можно за несколько часов доехать до заповедника, в центре которого – ​живописнейшее глубоководное озеро Канас.

Центральная площадь Кашгара

В строениях на центральной площади Кашгара просматриваются характерные черты, знакомые нам по старинной средневековой архитектуре среднеазиатских городов нынешнего ближнего зарубежья. Сюжеты восточных сказок «Тысячи и одной ночи» вспоминаются при взгляде на большие бронзовые кувшины и седобородого «аксакала», дремлющего под теплыми солнечными лучами. А зеленые клумбы, выполненные в виде верблюдов, прозрачно напоминают о Великом Шелковом пути, некогда проходившем через город.

А поездка в Хами, помимо археологической, имеет и аграрно-гастрономическую составляющую. Дело в том, что именно из этого района еще в Средние века были завезены в Северный Китай дыни, что даже закрепилось в названии этой культуры: в китайском языке дыню до сих пор называют «хамийская тыква» (хамигуа). Ну как не попробовать эту «тыкву» в самом Хами? Дыни там действительно продаются на каждом углу, очень красивые, довольно дорогие и вкусные, вполне. Но, да простят нам средневековые бахчеводы, мы бы для интродукции выбрали туркменские или ферганские сорта, более сладкие и ароматные. И назывался бы этот сладкий овощ ничем не хуже – ​«ферганская тыква» (даюаньгуа).

Сиань, центр провинции Шэньси

Сиань, центр провинции Шэньси

Сиань, центр провинции Шэньси, существует уже более 30 столетий. На его территории и в ближайших окрестностях располагались столицы 13 династий Китая, в том числе Чжоу, Цинь, Хань, Суй и Тан. Центральную часть города окружает 12-метровая и мощная (до 18 м у основания), хорошо сохранившаяся крепостная стена минского времени, простоявшая здесь более 600 лет. В ночное время ее зубцы подсвечиваются сплошной линией огней, а проездные арки частично переходят во власть пешеходов. В середине центральной площади города стоит Барабанная башня, построенная в начале династии Мин (1380 г.), получившая свое название от традиции отмечать окончание дня боем размещенных внутри нее ударных инструментов. Ночная подсветка рельефно рисует на фоне темного неба плавные изгибы крыш и узорчатый декор карнизов всех ее трех ярусов и, будто смывая со стен следы времени, возвращает древнему строению яркость и свежесть первозданных красок.

Центральная равнина – ​колыбель китайской цивилизации

Еще одно направление, которое постоянно влечет к себе археолога и востоковеда, а уж тем более археолога-востоковеда, – ​это пространство от Чжэнчжоу до Баоцзи, знаменитая Центральная равнина (Чжунъ­юань), где сформировалась и достигла одного из пиков своего развития китайская цивилизация.

Знаменитая глиняная армия

 из мавзолея первого императора Китая Цинь Шихуанди в Сиане

Знаменитая глиняная армия из мавзолея первого императора Китая Цинь Шихуанди в Сиане. Правда, есть мнение, что это еще не совсем войско, а нечто вроде «полицейских» подразделений. Раскопки комплекса продолжаются по сей день, и за их ходом могут следить многочисленные посетители музейного комплекса. Фигуры воинов делались по стандартным шаблонам. А головы лепились отдельно, и каждая из них, обладая индивидуальными чертами, передает персональный образ. До сих пор не ясно, кого же изображали глиняные персоны: живых людей или уже умерших? Образ воина терракотовой армии стал своеобразным символом современного Китая и используется в массе сувенирной, рекламной и игровой продукции.

Особенно радуют две древние столицы, Лоян и Сиань (Чанъань), где концентрация памятников превышает все ожидания. Можно вспомнить, как в 2002 г. во время проведения ремонтных работ в центре Лояна было обнаружено сравнительно небольшое (всего «каких-то» 600 могил) кладбище периода Восточного Чжоу (примерно VI—V вв. до н. э.), в составе которого впервые найден жертвенный комплекс с колесницей, запряженной шестеркой лошадей. Столь статусный, в шесть лошадиных сил транспорт мог принадлежать только Сыну Неба. Поэтому в очень сжатые сроки были проведены спасательные раскопки, после чего с площади убрали «лишние» здания и возвели на их месте прекрасный музей, посвященный уникальной находке.

По этому поводу следует отметить, что за последнюю четверть века по всей стране построены и оснащены по последнему слову техники многие десятки великолепных музеев, которые имеют свои собственные исследовательские и реставрационные центры. Строятся такие культурные центры масштабно и на дальнюю перспективу.

Находки из Янлина

Находки из Янлина, единственного на сегодняшний день раскопанного «царского» мавзолея императора Цзин-ди в округе Сяньян, явили свету миниатюрные скульптуры воинов, чиновников, придворных, колесничих, погребенные, как и в случае с циньской терракотовой армией, в специальных траншеях. Каждая из этих фигур раскрашивалась, одевалась в облачения, снабжалась миниатюрным оружием и другой, соответствующей занимаемому статусу, атрибутикой. Такие фигурки выстраивались в ряды специальных процессий, где каждая из них занимала строго ранжированное положение.

Что касается Сианя, то там только один мавзолей Цинь Шихуанди с его терракотовой армией дал столько новых сведений о древней истории, что на их осмысление потребуется не одно десятилетие. Но главная интрига там даже не в тех открытиях, которые продолжают случаться на этой музеефицированной территории ежегодно, а в том, что это всего лишь подступы к главной могиле, где захоронен первый циньский император, об исключительном богатстве которой повествуют древние летописи (золотые звезды на потолке, моря и реки из ртути внизу и т. п.).

Целые отряды из терракотовых фигурок домашней живности  

сопровождали покойного императора Цзин-ди

Целые отряды из терракотовых фигурок домашней живности сопровождали покойного императора Цзин-ди. В мавзолее Янлин несложно отыскать весь набор служивших человеку представителей животного мира. Судя по количеству и разнообразию пород псовых, число которых намного превосходило все разумные потребности скотоводческого и охотничьего хозяйства, некоторые из представителей этого отряда занимали свое место в пищевой цепочке, другие же могли нести воинскую и караульную службу.

А ведь кроме главной циньской гробницы есть еще целое созвездие захоронений ханьских императоров, где из 11 комплексов пока раскопан (да и то не полностью) только один Янлин, мавзолей императора Цзин-ди (даты правления 157—140 гг. до н. э.). Там также найдена целая «загробная армия» – ​около 50 тыс. (!) керамических фигур животных и людей, правда, гораздо меньше (не более 1/3) натуральной величины.

Войско состояло из пехоты и всадников, а еще тысячи фигурок изображали дворцовую прислугу мужского, женского и среднего пола. Последняя черта вызывает особое восхищение. Гендерные различия, равно как и принадлежность к евнухам, были тщательно воспроизведены через первичные половые признаки, которые затем заботливо укрыли сшитыми по размеру кукольными одеждами. К этому следует добавить целые стада терракотовых собак, свиней, птицы. И это только одна могила не самого «крутого» из ханьских правителей.

А еще есть 18 мавзолеев императоров династии Тан, до которых, правда, надо добираться 2—3 часа. Полностью или частично раскопано только два из них, значительная часть найденных там погребальных статуэток выставлена в экспозиции Шэньсиского исторического музея.

Пекин – вчерашний, сегодняшний и завтрашний

Ну и, конечно, большинство путешествий начинается и заканчивается в Пекине – ​городе, где глубокое прошлое и стремительное настоящее сливаются в неповторимом единстве. Когда невысокие строения с глинобитными стенами и черепичными крышами, теснящиеся на узких улицах, сменяются могучими высотками со столь знакомыми нам признаками «сталинского барокко», впрочем, разбавленного элементами национального зодчества.

В свою очередь, высотки уступают место техногенным небоскребам, стоящим вдоль широких проспектов, размеры которых перекрывают все мыслимые в наших городах стандарты (более десяти полос в один ряд).

Современный Китай –  

страна быстрых и радикальных перемен

Современный Китай – страна быстрых и радикальных перемен. На глазах разбираются старинные узкие улочки-«хутуны» и на их месте возводятся современные кварталы. Но есть и места, где старина бережно сохраняется. Например, в Макао, о котором еще пойдет речь в дальнейшем. А в конце этой «колониальной» улицы можно рассмотреть сохранившийся фасад португальского католического храма (на фото справа).

Трудно подобрать эпитет темпу, с которым меняется город. К примеру, два-три года назад вплотную к зданию Института археологии Академии общественных наук КНР (нашему основному китайскому партнеру) примыкал один из хутунов, т. е. одна из улочек с плотной застройкой традиционными домами, стоящими сомкнутым квадратом с двориком посредине, из которых и состоял большей частью старый Пекин. Их аккуратно демонтировали, сняв черепицу, после чего на освободившемся месте моментально возвели зеркальные стены нового здания.

Как и все крупные города, Пекин временами надолго замирает в пробках. Поэтому по улицам наряду с обычными автомобилями снуют бесчисленные двух- и трехколесные экипажи и разнообразные электробайки, бесшумной волной плывущие вдоль, а то и поперек авеню и проспектов. Многие из них снабжены кузовами самой невероятной конструкции, которая наглядно свидетельствует о технической сметке и удивительной изощренной фантазии хозяев.

На вечернем рынке на Ванфуцзине, одной из самых известных торговых улиц Пекина, можно купить и продукты, и сувениры, а заодно и перекусить.

Между прочим, свидетельства об отсутствии общепринятых норм уличного движения в Китае – ​чистая правда. Ощущение такое, что дорожная разметка, знаки, светофоры выполняют лишь декоративную функцию. Положение отчасти спасают девушки-регулировщицы, которые лихо и изящно разводят встречные потоки транспорта на перекрестках. Правда, действуют они только в часы пик, привлекая восхищенное внимание иностранцев и досужих зевак из других провинций.

Вообще в столице, как нигде, ощущается пульс целой серии культурных пластов, один из которых скрыт в глубине старинных парков с их извилистыми тропинками, прихотливыми изгибами берегов искусственных водоемов с нависающими над ними каменными мостиками. Здесь из озерных глубин, поднимая легкую рябь, которая колышет сонных лебедей, листья кувшинок и белые цветы лилий, выплывают разноцветные «императорские» карпы. Все это вместе с эстетически выверенной садово-парковой архитектурой и звуками живой природы невольно погружает посетителей в созерцательное состояние.

Запретный город (Музей Гугун) в самом сердце Пекина

Вечерний Пекин. Запретный город (Музей Гугун) в самом сердце Пекина – крупнейший дворцовый комплекс в мире. Сейчас здесь тихо и спокойно. Ночью уже схватывается ледком вода во рву; перед воротами редкие хозяева прогуливают собак. А с противоположной стороны замерла в ночном безлюдье площадь Небесного спокойствия – Тяньаньмэнь. На улице, идущей параллельно стенам Запретного города, уже властвует темнота. И лишь бумажные фонари, как и прежде, горят у дверей небольших ресторанчиков и лавок.

Но «забыться и уснуть» не позволяет другой, противоположный пласт, хищный и динамичный, который скрывается за темными бронированными стеклами офисов представительских зданий, таится в глубине огромных выставочных залов современных экспоцентров, пульсирует в рвущейся вперед экономике.

Наконец, еще один пласт представлен народной самобытной культурой, многогранность и разнообразие которой очень ярко видны, особенно в национальных регионах. В Синьцзяне, например, в загородной местности, рядом с домом с плоской крышей и невысокими стенами из сырцовых кирпичей можно увидеть войлочную юрту, с одной стороны которой припарковано вполне современное транспортное средство, с другой – ​пара косматых верблюдов, что-то методично жующих, и высохшая от времени деревянная повозка. Отдельные «корабли пустыни», а то и целые их «эскадры», бродят на вольном выпасе среди мелкой чахлой растительности.

Старинные парки

Старинные парки

Старинные парки с поколениями уток и золотых карпов, с каменными мостиками, тропинками и особым образом подобранными деревьями – заметная часть эстетики традиционной китайской культуры.

Здесь можно встретить полуразрушенные глинобитные стены старинных караван-сараев и рядом – ​их современные аналоги из массивных бетонных блоков. Интересно, что и современная мототехника здесь часто подвергается своего рода ретро-апгрейду и покрывается цветастыми попонами, которые часто дополняются рядом других элементов всаднической экипировки, присущих местной культурной традиции. А куполы мусульманских погребальных мазаров особенно монументально смотрятся на фоне скромных земляных насыпей или каменных набросков погребений ханьцев.

Союз Земли и Неба

Мультикультурализм, который с особой силой проявлялся в отдельные исторические эпохи, очень заметен в залах провинциальных краеведческих музеев. Развитие музейного дела наглядно демонстрирует общественный интерес к истории страны, объем материальных вложений и пристального внимания, которое не на словах, а на деле уделяется государством археологическим исследованиям и патриотическому воспитанию населения. Оно, кстати, успешно подкрепляется визуализацией сцен прошлого в экспозициях, музеефикацией самих исторических объектов и их высокой туристической доступностью.

Модерн и живая старина:

район Чаяоян в Пекине с его масштабными зданиями бизнес-центров, транспортными и людскими потоками (вверху), и Синьцзян – автономный район на северо-западе Китая, со своим собственным течением времени и движением истории. Здесь, у былых дорог Шелкового пути, срывают жесткую траву верблюды – проверенный веками транспорт былых караванов.

Одним из примеров может служить Шисаньлин (Тринадцать гробниц) – ​императорский некрополь династии Мин (1368—1644 гг.), расположенный в 42 км к северо-западу от центра Пекина, в долине, со всех сторон окруженной горами. Местоэто еще в начале XV в. выбрали самые опытные специалисты по геомантии (фэн-шую). «Вход» в долину, где построили некрополь, с двух сторон обрамляют две невысокие горы: Луншань (Гора Дракона) на востоке и Хушань (Гора Тигра) на западе, представляющие собой природный аналог парных привратных вышек.

На юге и севере есть еще две горы, также соотносимые с правителями сторон света – ​Чжуцюэшань (Гора Красной птицы) и Сюаньушань (Гора Черного воина) соответственно. Расположение мавзолеев в межгорной котловине отсылает к важному в теории фэн-шуй понятию «благоприятной пещеры» – ​места, где проходят «драконовы жилы» (лунмай), т. е. подземные энергетические потоки.

Комплекс Шисаньлин особенно интересен тем, что, будучи своего рода квинтэссенцией развития погребальной архитектуры, он сохранил очень древние, еще доконфуцианские черты погребальной обрядности в силу известной консервативности и высокой традиционности китайского общества.

Аллея духов одного из погребальных комплексов Шести династий (220–589 гг.) в городском уезде Даньян близ Нанкина (вверху). Когда-то на вершинах этих колонн стояли каменные изваяния фантастических львоподобных хищников, а на спинах черепах – памятные стелы с эпитафиями; на каменных постаментах высились фигуры воинов и чиновников. И дорога эта уводила вдаль к церемониальному павильону и мавзолею. Шисаньлин – комплекс мавзолеев тринадцати императоров китайской династии Мин в Чанпинском районе Пекина. Большой красный павильон с каменной драконообразной черепахой, несущей на спине памятную стелу, предваряет появление на маршруте «аллеи духов».

К мавзолею Чанлин (захоронение императора Чжу Ди) ведет «аллея духов», представляющая собой слегка изогнутую линию, что, с одной стороны, обусловлено особенностями рельефа местности, а с другой – ​связано с идеями фэн-шуй и традиционными китайскими эстетическими канонами, согласно которым округлые изогнутые линии более красивы и благоприятны. Набор скульптур традиционен для китайских средневековых погребальных памятников: колонны, статуи чиновников, воинов, реальных и фантастических животных.

Устройство всех гробниц сходно. Каждая из них включает подземную усыпальницу и наземные сооружения: павильон с каменной черепахой, на спине которой установлена стела с описанием заслуг и добродетелей императоров; церемониальный зал для ритуального действия; надвратную башню, откуда идет коридор к гробнице.

Устройство гробниц демонстрирует основу нового канона погребальной архитектуры эпохи Мин, главной особенностью которого становится сочетание надземных построек, образующих в плане квадрат, с круглой могильной насыпью, – ​танские и сунские гробницы были окружены стеной, образующей квадрат. Сочетание круглых и квадратных в плане сооружений («впереди – ​квадрат, сзади – ​круг») представляет собой пример традиционной китайской геометрической символики, где круг олицетворяет Небо, квадрат – ​Землю, а весь комплекс – ​их символический союз..

На улице Ванфуцзин немало небольших сюжетных скульптурных композиций, являющих прохожим былые странички жизни этого квартала. А эта живая сценка служит и эффектной рекламой обувного магазина.

Можно отметить сходство между планиграфией гробниц комплекса Шисаньлин и планом застройки Пекина внутри городской стены. Это выражается не только в единстве архитектурных форм (ворота, арки, павильоны), их устройстве и расположении, но и в масштабах. Так, общая протяженность «аллеи духов» составляет приблизительно 7,3 км, а длина центральной застенной части Пекина по оси север-юг – ​7,8 км. Это не исключительная особенность минских некрополей, она унаследована от императорских погребений эпохи Тан, повторявших планировку г. Чанъань – ​столицы танского Китая.

Конструкцию и наполнение подземной гробницы можно представить на примере погребения Динлин императора Чжу Ицзюня (Шэнь-цзуна) (1573—1620 гг.). В 1956—1958 гг. в результате раскопок там была вскрыта подземная усыпальница, крестообразная в плане, которая состояла из пяти залов общей площадью 1195 кв. м. Внутри были найдены скелеты самого императора и двух его жен вместе с парадными златоткаными одеждами, коронами из золота, самоцветов и жемчуга, золотыми слитками, украшениями из нефрита, золота, драгоценных камней… А еще была обнаружена золотая и серебряная посуда, фарфоровые вазы, ритуальные сосуды, изголовья и т. д. – ​всего свыше 3 тыс. предметов! По завершении раскопок в мавзолее Динлин в 1959 г. там был основан музей.

В 1961 г. тринадцать гробниц императоров династии Мин, включая Динлин, вошли в реестр особо охраняемых объектов культурного наследия Китая. Однако во время Культурной революции гробница Динлин серьезно пострадала: в 1966 г. хунвэйбины сожгли останки погребенных и уничтожили многие находки. С началом политики «реформ и открытости внешнему миру» началось восстановление памятника. С 1989 г. в Шисаньлин прекращены все археологические работы, а в 1995 г. там создан единый музей. В 2003 г. гробницы минских императоров в Пекине и Нанкине были включены в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.

Район Пудун в Шанхае, самом большом по числу населения городе мира, который одновременно является и крупнейшим морским портом. Здесь на набережной, чем-то напоминающей Гонконг, вечером празднично и многолюдно.

Когда посещаешь мавзолеи древнего и средневекового Китая, то невольно сопоставляешь их устройство и планиграфию с погребальными сооружениями властителей кочевой периферии. Если отвлечься от масштабов Поднебесной и мысленно выйти за ее пределы, то можно заметить влияние идей «варварского» скотоводческого мира, которые прослеживаются в структуре и формах погребальных памятников, отчетливо проступая сквозь чисто китайский колорит.

Так, в облике ранних ипостасей «бисе», фантастического существа из бестиария «аллеи духов», угадываются черты скифского грифона. В скульптурных рядах «аллей духов» заметны архитектурные и, очевидно, смысловые идеи, заложенные в ряды балбалов («каменных баб») в составе некрополей степных воителей. Идеи, которые пришли вместе с сокрушительными набегами стремительных всадников и от которых жители Поднебесной пытались отгородиться разного рода стенами (включая Великую Китайскую). Переосмысленные китайцами столетия спустя они маятником вернулись обратно в кочевой мир и, упав на благодатную почву местных традиций, вновь расцвели здесь и материализовались в средневековой каменной скульптуре, только более компактной и простой, как и жизнь самих кочевников.

В истории Китая существовал целый ряд периодов, когда империя буквально впитывала в себя достижения соседей. Выявление и анализ таких внешних импульсов, с опорой на богатейшее летописное наследие Китая, открывают удивительные исследовательские возможности, дающие шанс приблизиться к пониманию и реконструкции верований исчезнувших кочевых сообществ, в том числе и на территории Сибири, понять и оценить наследие древнего мультикультурализма. Но это уже, как говорится, совсем другая история.

S. Komissarov