 |
|
Новое еврейское
кладбище (Nový židovský hřbitov) |
«На золотом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты будешь такой?..» Детская считалочка и целый рой фантазий: благородное лицо царя, нежное его подобие – царевич, чуть грубоватый сапожник, хитроватый, улыбчивый портной…и крыльцо светится, золотое
🔷🔷🔷
Но заключительный вопрос считалочки: «Кто ты будешь такой?..» когда-то смущал своей бесцеремонностью. Ну, действительно, а кто я такой?
Так, с бухты-барахты, и не ответишь. Определять себя как биологический тип, как профессиональную единицу или, тем более, по политической принадлежности я не собирался! Это всё скорлупка, одёжка, несерьёзно. Тут бы поглубже копнуть, в индивидуальность вглядеться… Та-а-а-к, дружно раскрываем книжки по психологии, социологии, дерматологии, диетологии, психиатрии, Фрейда – Брейда, самоучитель древне-чукотского языка – дружно смотрим, дружно зев-а-а-ем и дружно…закрываем. Нет там ничего про нас. Вопрос, как говорится, на лице: кто же мы такие?
А ну-ка, потрясти себя, потревожить себя – и сквозь ворохи русской аппликатуры и политуры, поэзии и мата, сквозь технически-рациональное мышление, сквозь любовь к политике и злословию, сквозь чувственность и благородство, если повезёт, конечно, проявится мудрое мерцание чистого огонька – еврейская душа!
И что это за зверь такой – еврейская душа? Пока прячется, маскируется – не слышно её и не видно, ну а заговорит вдруг – не по себе станет, самые основы потрясёт, покоя и сна лишит, на подвиги потянет – с вами этого не бывало?
Во второй половине восьмидесятых годов собрались как-то несколько молодых, и не очень молодых, евреев в Саратовской Синагоге, что на улице Посадского, 208. Кто уж соблюдал заповеди, кто начинал, а кто только собирался. Но общее для всех - раскалённая иголочка в сердце, заставлявшая искать, читать, копаться, выискивать причину странного пробуждения. В общем, душа еврейская зачесалась.
А дни были тёплые, весенние. Апрель на дворе. Помните, снежок сходит, и все "прелести" индустриального города – как на ладони? Но речь не о том, а вот о чём. Любимым развлечением молодых, или лучше сказать, юных жителей Саратова было 20-го апреля, на день рождения чубатого с усиками, выходить вечерком весёлой полупьяной толпой, спускаться по грязным улочкам к еврейскому кладбищу, да на надгробных камнях выказывать свою удалую молодецкую, с прыщами под мышками, силушку.
Ну, обычай, как говорится, и есть обычай. Евреи уж привыкли подкапливать к весне деньжат на ремонт родных могил.
А в этот раз сговорились несколько евреев в такой вот вечерок собраться, да на кладбище подежурить. Ну, а появятся «долгожданные» гости – ретироваться, да милицию позвать.
Что ж, сказано – сделано. Жёны, конечно, ни в какую, запричитали, испугались. Но что поделаешь с пробудившимся еврейским сердцем?
А вечер тот славный был – тёплый и свежий. Луна светила прищуренным глазом. На кладбище - тишина и покой. Прошлогодние листья уютно шуршали под ногами, а евреи ходили от могилы к могиле и вполголоса делились друг с другом, кто что знает, о себе и еврействе. А потом, по очереди, всю компанию к «своим» могилам стали водить – «знакомить» с умершими родственниками. Спускалась тьма. Девять часов – тихо…
Тихо на кладбище, а в центре города, под самым памятником Ильичу, показывающим чудовищным пальцем куда-то прямо в светлое будущее, стекались мутными ручейками эдакие широкогрудые, широкоскулые, широконосые ребятишки. Лысоватые, с гребнями над идиотическими лбами, с пустыми хамскими глазками. В ручках они держали: кто ломик, кто палочку, а кто цепочку. Мол, празднество на дворе, ночка разудалая…
А в "сторожах" напряжение нарастает. Выяснилось: позади кладбища – крутой склон, взобраться по нему – не так-то просто. По бокам – непроходимый кустарник, и единственный выход – впереди, там, откуда ожидается толпа... А милиции и слыхом не слышно. Почему же не бежали? Вот тут-то и загвоздка, вот тут-то тайна загадочной еврейской души: словно долг какой-то выплатить решили …
А толпа-то на площади сформировалась, загустела, засверкала колечками в ушах, золотыми коронками в зубах, уже выпила для храбрости, уже загомонила матерным припевом, постояла, покачалась, да и двинулась туда, где семеро разношерстных еврейчиков наивно выпячивали свои куриные грудки…
…Десять часов – тихо.
Разговоры не умолкают. Все скрывают волнение, но втайне рады, что милиция предупреждена… Одиннадцать часов – тихо.
Напряжение достигает предела, но растворяется в бесконечных беседах о сущности бытия, о Всевышнем, о тайнах Мироздания. Евреям жутко, но и как-то весело, они ощущают теперь, именно теперь, особую, нежданную близость к Создателю…
🔷🔷🔷
🔷🔷🔷
Но заключительный вопрос считалочки: «Кто ты будешь такой?..» когда-то смущал своей бесцеремонностью. Ну, действительно, а кто я такой?
Так, с бухты-барахты, и не ответишь. Определять себя как биологический тип, как профессиональную единицу или, тем более, по политической принадлежности я не собирался! Это всё скорлупка, одёжка, несерьёзно. Тут бы поглубже копнуть, в индивидуальность вглядеться… Та-а-а-к, дружно раскрываем книжки по психологии, социологии, дерматологии, диетологии, психиатрии, Фрейда – Брейда, самоучитель древне-чукотского языка – дружно смотрим, дружно зев-а-а-ем и дружно…закрываем. Нет там ничего про нас. Вопрос, как говорится, на лице: кто же мы такие?
А ну-ка, потрясти себя, потревожить себя – и сквозь ворохи русской аппликатуры и политуры, поэзии и мата, сквозь технически-рациональное мышление, сквозь любовь к политике и злословию, сквозь чувственность и благородство, если повезёт, конечно, проявится мудрое мерцание чистого огонька – еврейская душа!
И что это за зверь такой – еврейская душа? Пока прячется, маскируется – не слышно её и не видно, ну а заговорит вдруг – не по себе станет, самые основы потрясёт, покоя и сна лишит, на подвиги потянет – с вами этого не бывало?
Во второй половине восьмидесятых годов собрались как-то несколько молодых, и не очень молодых, евреев в Саратовской Синагоге, что на улице Посадского, 208. Кто уж соблюдал заповеди, кто начинал, а кто только собирался. Но общее для всех - раскалённая иголочка в сердце, заставлявшая искать, читать, копаться, выискивать причину странного пробуждения. В общем, душа еврейская зачесалась.
А дни были тёплые, весенние. Апрель на дворе. Помните, снежок сходит, и все "прелести" индустриального города – как на ладони? Но речь не о том, а вот о чём. Любимым развлечением молодых, или лучше сказать, юных жителей Саратова было 20-го апреля, на день рождения чубатого с усиками, выходить вечерком весёлой полупьяной толпой, спускаться по грязным улочкам к еврейскому кладбищу, да на надгробных камнях выказывать свою удалую молодецкую, с прыщами под мышками, силушку.
Ну, обычай, как говорится, и есть обычай. Евреи уж привыкли подкапливать к весне деньжат на ремонт родных могил.
А в этот раз сговорились несколько евреев в такой вот вечерок собраться, да на кладбище подежурить. Ну, а появятся «долгожданные» гости – ретироваться, да милицию позвать.
Что ж, сказано – сделано. Жёны, конечно, ни в какую, запричитали, испугались. Но что поделаешь с пробудившимся еврейским сердцем?
А вечер тот славный был – тёплый и свежий. Луна светила прищуренным глазом. На кладбище - тишина и покой. Прошлогодние листья уютно шуршали под ногами, а евреи ходили от могилы к могиле и вполголоса делились друг с другом, кто что знает, о себе и еврействе. А потом, по очереди, всю компанию к «своим» могилам стали водить – «знакомить» с умершими родственниками. Спускалась тьма. Девять часов – тихо…
Тихо на кладбище, а в центре города, под самым памятником Ильичу, показывающим чудовищным пальцем куда-то прямо в светлое будущее, стекались мутными ручейками эдакие широкогрудые, широкоскулые, широконосые ребятишки. Лысоватые, с гребнями над идиотическими лбами, с пустыми хамскими глазками. В ручках они держали: кто ломик, кто палочку, а кто цепочку. Мол, празднество на дворе, ночка разудалая…
А в "сторожах" напряжение нарастает. Выяснилось: позади кладбища – крутой склон, взобраться по нему – не так-то просто. По бокам – непроходимый кустарник, и единственный выход – впереди, там, откуда ожидается толпа... А милиции и слыхом не слышно. Почему же не бежали? Вот тут-то и загвоздка, вот тут-то тайна загадочной еврейской души: словно долг какой-то выплатить решили …
А толпа-то на площади сформировалась, загустела, засверкала колечками в ушах, золотыми коронками в зубах, уже выпила для храбрости, уже загомонила матерным припевом, постояла, покачалась, да и двинулась туда, где семеро разношерстных еврейчиков наивно выпячивали свои куриные грудки…
…Десять часов – тихо.
Разговоры не умолкают. Все скрывают волнение, но втайне рады, что милиция предупреждена… Одиннадцать часов – тихо.
Напряжение достигает предела, но растворяется в бесконечных беседах о сущности бытия, о Всевышнем, о тайнах Мироздания. Евреям жутко, но и как-то весело, они ощущают теперь, именно теперь, особую, нежданную близость к Создателю…
🔷🔷🔷
Между тем толпа набирала скорость, с гиком и свистом приближалась к кладбищу, предвкушая потеху, безжалостную и дикую. Вот-вот, с хриплым раскатом она перекинется через кладбищенскую ограду, навалится и раздавит собой семеро неугомонных еврейских душ, ещё семь могил добавит к этим печальным рядам – не лезьте, мол, не в свои сани, …но…
Но происходит невероятное: неведомо откуда, из каких-то подворотен, из боковых улиц, наперерез толпе, бросается свора таких же подростков – уличных бестий из враждебного клана, и вгрызается волчьей хваткой в ненавистное горло…
Земля задрожала от битвы. Драка знатная завязалась. Бились, чем попало: цепями, палками, ножами. С обеих сторон текла кровь, падали раненные. Звери, звери.… Только к утру милиции, с помощью специальных собак, удаётся остановить побоище…
…Двенадцать, первый час. Появляется милиционер в форме. Он дружелюбен и объявляет, что послан в помощь. У него допотопный передатчик, не способный установить связь даже с патрульной машиной…
Но происходит невероятное: неведомо откуда, из каких-то подворотен, из боковых улиц, наперерез толпе, бросается свора таких же подростков – уличных бестий из враждебного клана, и вгрызается волчьей хваткой в ненавистное горло…
Земля задрожала от битвы. Драка знатная завязалась. Бились, чем попало: цепями, палками, ножами. С обеих сторон текла кровь, падали раненные. Звери, звери.… Только к утру милиции, с помощью специальных собак, удаётся остановить побоище…
…Двенадцать, первый час. Появляется милиционер в форме. Он дружелюбен и объявляет, что послан в помощь. У него допотопный передатчик, не способный установить связь даже с патрульной машиной…
Час ночи – тихо, никто не пришёл. Щит Всевышнего прикрыл евреев.
В половине второго, недоумевающие, но гордые, по двое, по трое, "сторожа" не спеша расходятся по домам, лишь впоследствии узнав, какой опасности подвергли себя, и каким чудом была отведена беда…
Вот, что бывает, когда оживает еврейская душа. Какие странности, какие нелепости заставляет порой она нас совершать!
Но пусть правы были жёны, ругая за опасное предприятие! Пусть было это по-детски и неумно. Но, всё ж таки, впервые, за многие годы, собрались евреи в мохнатом городе Саратов, чтобы почувствовать теплоту еврейских душ, чтобы сыграть древнюю-древнюю мелодию, всё ещё звучащую в народе нашем, снять маску озверелого прагматизма и обратить взоры свои, пусть неумело, пусть наивно, к Источнику жизни, к Отцу нашему на небесах…
И Он ответил, и Он защитил! И да будет так всегда…
На золотом крыльце сидели…евреи… евреи… евреи…
Александр Красильщиков