Не позволяйте вчерашнему дню влиять на себя сегодня

Павлов. Академик против "Шариковых"

Ива́н Петро́вич Па́влов — русский учёный, физиолог, создатель науки о высшей нервной деятельности и представлений о процессах регуляции пищеварения; основатель крупнейшей российской физиологической школы; лауреат Нобелевской премии в области медицины и физиологии 1904 года «за работу по физиологии пищеварения».

25 сентября 1923 г. российский профессор совершил настоящий человеческий подвиг: публично 75-летний ученый, светило мировой науки, наплевал ленинцам в душу


В помещении Российской Военно-медицинской академии по ул. Лебедева, 6 в Петрограде после триумфальной поездки в США, организованной Рокфеллеровским институтом, академик Павлов читал вступительную лекцию к курсу физиологии.

Вдруг уважаемое светило естествознания сдвинуло на лоб очки, пристально посмотрело на студентов и сдержанно выразило личное недоумение:
Лидеры нашей правящей Партии верят в то, что мировая революция будет. Но я хочу спросить: до каких пор они будут верить?!
Хоть от пролетарской революции и минуло почти пять лет, красный террор еще не познал соленый вкус крови на одной шестой суши, но подобное заявление было весьма опасной, безрассудной фрондой.

В конце залы кто-то истерично зааплодировал да вовремя прикусил язык.
Первые ряды, засаженные академическим огородом, сдержанно шушукали, а за кулисами заскрипел зубами - видать, глисты? - крепкий моряк, в бескозырке, но с винтовкой.
Да что такое он себе позволяет, этот очкарик? Сморчок недобитый!
 – забасила гроза Балтики.

Это притом, что даже на старости лет Павлов отличался крепким здоровьем, никогда не болел, и мог, если что, ввалить.

Суровое, просто невозмутимое лицо с высоким лбом не отметила тень сомнения, словно подбадривая себя, Иван Петрович непроизвольно погладил окладистую седую бороду и любопытным взглядом смерил чистоплеменного морячка.

                                                                      ***
В жизни академика Ивана Петровича Павлова, первого из числа российских ученых Нобелевского лауреата (1904), было героических фактов валом - малоизвестных и неопубликованных.

К примеру, он родился в Рязани 14 сентября 1849 г. в семье православного священника Петра Дмитриевича Павлова (1823-1899), а среднее образование получил в местной духовной семинарии, которую непременно вспоминал с большой благодарностью.

Под влиянием литературы 1860-х гг., в особенности публициста Дмитрия Ивановича Писарева, умственные интересы студент обратил в сторону естествознания, в числе многих бурсаков решив изучать в университете естественные науки.

Это не удивительно. С марта 1858 г. по апрель 1860 г. в кресле вице-губернатора Рязани находился опальный литератор М.Е.Салтыков-Щедрин, который открыл в городе первую публичную библиотеку, построил каменное здание театра (теперь – “Театр на Соборной”).

                                                                              ***
Дальше я буду рассказывать, что 25 сентября 1923 г. творилось в душе Ивана Петровича.

До написания романа “Один день Ивана Денисовича” Солженицына оставалось 36 лет.

Стоя за кафедрой, в аудитории Российской Военно-медицинской академии, он, серьезный ученный, кто занимался естественнонаучным изучением, так называемой, душевной деятельностью высших животных, не верил в происходящее за окном родной страны. Иван Петрович Павлов прикинул, рассматривая образ членистоногого морячка, в бескозырке, но с винтовкой:
Условные раздражители образуются из всех мыслимых явлений внешнего мира, действующих на воспринимающие специфические поверхности тела. После получения условного раздражения от глаз, уха, носа и кожи интересно узнать, как обстоит дело с полостью рта: существует ли условное раздражение также и отсюда?
Его взгляд скользнул на откормленное тело комиссара в кожанке. И тут ординарный профессор физиологии Военно-медицинской академии товарищ Павлов рассмотрел особь в первом ряду: набок - фуражка, портупея вздыбилась над гимнастеркой.

Уже примат или еще полуобезьяна?

Павлов даже поднял очки на лоб, посмотрел на большевистского самца:
Какой фортель! Напрасно мы у себя, в “столице условных рефлексов”, в нашем научном оазисе Колтуши, держали себя в руках! Напрасно в лаборатории применяли строгий штраф к тем, кто употреблял такие психологические обороты, как “собака догадалась”, “захотела”, “пожелала” и т.д.
В голове выступающего пронеслось:
Вот если я, к примеру, соглашусь с этим олигофреном с маузером на боку, что я скажу своему настоящему товарищу по жизни? Чем я стану оправдываться перед хорошим человеком, супругой Сарой Васильевной (в девичестве - Карчевской)?
***
Заметив, что эмоциональная пауза затянулась, Павлов продолжил излагать мысли о пролетарской революции приматов, которые, как вы знаете, любят… обезьянничать:
Да уж… Перед революцией русский человек млел давно. Как же! У французов была революция, а у нас нет! 
Зал снисходительно улыбался в первых рядах и звонко хохотнул на галерки.

В голове вились тяжелые думы, и захотел Иван Петрович, хоть внутренне, выговорится:
Как дальше среди этих человекоподобных можно, как ни в чем не бывало, пить радость жизни в умственной работе и двигать в будущее российскую науку? 
Тут он с собой совладал и вспомнил, что читает вступительную лекцию студентам второго курса Российской Военно-медицинской академии. Представляете, ему, физиологу с мировым именем, велели прочесть лекцию, посвященную анализу революционного процесса на основе впечатлений от зарубежной поездки.

В мае 1923 г. Иван Петрович посетил Нью-Йорк, Чикаго, Баттл Крик, Париж, Эдинбург. И нигде, слышите, нигде! советский ученый не позволил себе ни единого нелояльного высказывания в адрес Страны Советов или большевиков, хотя поводов подсобралось, хоть отбавляй.
 Ленинская вера в светлое будущее, господа, - это какая-то нелепая контрабанда религии в марксизм! Коль вы – атеисты, окститесь! Вот вера ваша, - к вам обращаюсь, товарищ в косоворотке под гимнастеркой! - в нашу революцию… Разве здесь есть соответствие? Разве это ясное видение действительности со стороны тех, кто творил революцию во время войны. Разве не ясно было, что война сама по себе страшное и большое дело. Дай бог, провести одно дело, закончить войну. Разве были какие-либо шансы, что Россия сподобиться сделать два огромных дела сразу - и войну, и революцию? Разве не сочинил сам русский народ пословицу о двух зайцах? Я вам говорю прописные истины! Это должно быть понятно и детям.
На этом академик Павлов осёкся. Нет, на потому, что вдруг испугался искренних рассуждений вслух, которые он, кстати, открыто излагал в научных статьях… Слава Богу, монографии по физиологии большевики не читают!

В голове опять закружилось:
Что скажу сыну Владимиру, который переводчиком сопровождал меня в первой поездке в США и мир будущего видел собственными глазами? Да, жаль, что до 1918 г. я оставлял в стороне вопросы психиатрии.
Из головы лезло всякое, потому как там не укладывалось следующее:
Если я приму ИХ светлое будущее, как, скажите на милость, в глаза смотреть коллегам по лаборатории Академии наук? Их всего четверо, моих верных соратников: В.В.Савич, Г.П.Зеленый, Н.А.Подкопаев и В.В.Строганов. Только они – вся моя лаборатория!
Следовало хоть какой-то профессиональный сигнал послать чистым для науки, нетронутым и любопытным, студентам второго курса Российской Военно-медицинской академии, и Иван Петрович опять продолжил вступительную лекцию:
Что правда, то правда! Такого мышления, мышления такого размера, как у собак, прочих животных не сыскать. Всякий скажет: интеллект человекообразных обезьян явно продвинулся вперед в умственном развитии. Чему же это приписать? С чем связать?
– И академик снова зацепился за загадочную фигуру угрюмого товарища в косоворотке под гимнастеркой.

***
Последовательный материалист внутренне улыбнулся:
Интересно, кто это наплел: про светлое будущее? Неужели Владимир Ильич?!? Упоительный полет фантазии без рассудительных сомнений и критики! Этого пациента срочно следовало поместить на Биологическую станцию отдела физиологии – в отдельный вольер между собак, кроликов, белых мышей и корма для животных. 
Вслух притихшей аудитории он поведал:
Величие и честность Ленина в следующем. В первые годы после революции многие из почтенных профессоров лицемерно клялись в преданности и верности новому большевистскому режиму и социализму. Было тошно это видеть и слышать, так как я не верил в их искренность. Тогда я написал Ленину:


" Я - не социалист и не коммунист, и я не верю в Ваш опасный социальный эксперимент".

И что же вы думаете? Ленин правильно оценил мою прямоту и искренность, тревогу за судьбы отчизны и не только не сделал ничего худого. Напротив, отдал распоряжение резко улучшить условия моей жизни и работы, что и было незамедлительно сделано в те тяжелые для страны дни.
Что будущим ученым, которые только начинали путь в науке, 25 сентября 1923 г. он так и не сказал, хотя и горячо хотел:
Вернувшись на Родину, я уверен, что не зря пересек всю Европу, побывал в Америке, общался со многими людьми. Поверьте коллеги, лично я не нашел никаких следов мировой революции. Никаких! Напротив, в Западной Европе под влиянием нашей пролетарской революции зародился фашизм, который неизбежно превратится в главного врага большевизма, а значит, и Советского государства.
…Как выяснилось значительно позже, на исторической лекции академика И.П.Павлова, выступавшего перед второкурсниками Российской Военно-медицинской академии, присутствовал агент ГПУ.

На следующий день стенограмму положили на стол ответственным товарищам в Кремле и Смольном.

Первым (27 сентября 1923 г.) отреагировал Л.Д.Троцкий, прислав Ивану Петровичу письмо, в котором просил подробно разъяснить классовое различия между учениями советского ученого Ивана Павлова и австрийского “неадекватного” психиатра Зигмунда Фрейда.

***
Во вступительной лекции к курсу физиологии студентам Военно-медицинской академии он просил их быть смелыми в научных поисках и отважными в человеческих открытиях, но дословно выдавил следующее:
По теперешним газетам составить понятие о жизни едва ли можно, они слишком пристрастны, и я их не читаю.
Думаю, вы слышите прямые отзвуки горьких фраз из повести “Собачье сердце” Михаила Булгакова, написанной в 1925 г., а опубликованной только в 1968 г.:
Не читайте перед завтраком советских газет.
- Так ведь других нет.

- Вот никаких и не читайте.
25 сентября 1923 г., возвращаясь в семью, к супруге и сыну, в дом по Николаевской набережной, 1, кв. 1. Иван Павлов думал: придут ли сегодня? Или: все-таки дадут переночевать дома, где прилежно хранились его любимые коллекции жуков и бабочек, растения, книги, кляссеры почтовых марок и оригиналы русской живописи?

В тот год арестовать всемирно знаменитого лауреата Нобелевской премии коммунисты не отважились.

А здесь, в революционном Петрограде академик Павлов реально умирал от голода.

Когда в гостях у Ивана Петровича на Николаевской набережной в 1934 г. побывал английский писатель Герберт Уэллс, он ужаснулся.

Кабинет лауреата Нобелевской премии разнообразили припасы на зиму - куча картошки и куча репы, которые профессор с учениками… выращивал, чтобы выжить.

Как не просился за границу Павлов, большевики предусмотрительно не отпустили: вдруг, чё лишнего, наболтает на Западе о том, что твориться в Питере.

***
История смерти первого в России лауреата Нобелевской премии живет в легенде. Историки ведают, так умирал Сократ.

Помните, античного философа приговорили к смерти, и он добровольно выпил из кубка цикуту, сок ядовитого зонтичного растения, что растет у нас на болотах как вёх ядовитый. Так вот, после осознанного самоубийства Сократ дожидался смерти и спокойно беседовал с друзьями.

Так и 88-летний академик Павлов. Во время очередной поездки в любимую “столицу условных рефлексов”, в научный поселок Колтуши, куда за семь километров от Ленинграда ученый ездил двенадцать лет кряду, Иван Петрович простудился и 22 февраля 1936 г. заболел воспалением легких. Почувствовав недомогание, по обыкновению он счёл симптомы воспаления легких… легким “гриппозным” недомоганием и особого значения не придал.

Вечером 26 февраля 1936 г. вызванный врач констатировал тяжелую форму пневмонии.

Что сделал ученый? Иван Петрович призвал учеников и принялся, словно на плановой лекции, диктовать ощущения:
Наблюдается падение температуры… Слабеет сердечная деятельность.
Вслушиваясь в четкую, негромкую, размеренную речь, ученики даже не заметили, как ученый буквально на их глазах скончался!

Примерно в 22 часа Павлов впал в состояние коллапса, из которого бригада прибывших медиков вывела пациента с огромным трудом. В 2 часа 45 мин., уже 27 февраля, последовал повторный коллапс, что стал роковым.
Ну, вот, коллеги, я и умер, - сорвалось тогда с уст исследователя. - Заметьте, щетина и ногти, мне кажется, продолжают расти… Позвольте, но ведь это кора! Это кора! Это отёк коры! 
…Проведенное вскрытие точно подтвердило последнюю догадку ученого о человеческом мозге, своем мозге - наличие отека коры его же собственного могучего мозга. Кстати, выяснилось, что сосуды мозга Павлова почти не были отмечены склерозом, вот откуда фонтанировала его ясность ума.

Говорят, именно в час смерти в кв.11 на Николаевской набережной, 1, явился гость, которого вежливо не принял кто-то из близких знакомых хозяина. Умопомрачительной кажется сама вежливая фраза:
Извините, но академик Павлов вас принять не сможет. Он умирает.

***
Старые ленинградцы любили чесать языком, дескать, после смерти Павлова ночные одинокие прохожие не один год встречали “призрак академика”, который бродил возле Церкви во имя Входа Господня в Иерусалим (Знаменская церковь). Румяное лицо, ясные голубые глаза, красные губы в совершенно детской улыбке… Это продолжалось до тех пор, пока храм на Знаменской площади (ныне - площадь Восстания), завершавший парадную часть Невского проспекта, в 1940 г. коммунисты города не снесли, решив строить метро.

Есть и другой любопытный эпизод в печатной литературе. В своей любопытной книге “Призраки Северной столицы” писатель Наум Синдаловский приводит случай. Как-то раз сноха (жена сына Владимира) академика Павлова, уже после смерти свекра, зашла в Церковь во имя Входа Господня в Иерусалим. К своему удивлению, женщина обнаружила двойника Ивана Петровича – как ни в чем не бывало, с большой церковной книгой в руках тот спускался с клироса.

Сходство казалось разительным: даже окладистая борода была подстрижена аккурат так, как и у академика! Правда, двойника выдала походка – он ступал ровно, тогда, как после перелома ноги академик Павлов сильно хромал.

Александр Рудяченко