 |
Фридрих Ницше |
Какова связь между «смыслом» и «ценностью» в философии Фридриха Ницше? В этой статье рассматриваются способы, которыми взгляды Ницше противопоставляли его философской и религиозной культуре его времени. Мы также рассмотрим третью концепцию, концепцию «истины», и спросим, как истина соотносится со «смыслом» и «ценностью» в творчестве Ницше, прежде чем рассмотреть возражение о «метаязыке».
Жиль Делез начал свое изучение философии Ницше с утверждения, что «самым общим проектом Ницше является введение понятий смысла и ценности в философию». Связь этих двух понятий должна информировать о том, как мы определяем их в контексте философии Ницше, и в равной степени имеет огромное влияние на философские разработки в 20 веке.
🔹 Ницше о ценности и смысле
 |
Фотография Ницше в молодости, 1869 г. |
Делёз утверждал, что Ницше ввёл ценность в философию. Учитывая, что Ницше работал уже после того, как многие величайшие философы 17, 18 и 19 веков опубликовали обширные, систематические работы по этике, политике и эстетике (т. е. тем областям философии, которые обычно считаются субдисциплинами аксиологии или теории ценности), утверждение Делёза может показаться несколько загадочным на первый взгляд.
Однако это именно подразделения стремления к ценности – это может быть стремление к «этической ценности» или «эстетической ценности», но никогда не ценность сама по себе. Они никогда не подразумевают вопроса, как Сократ мог бы спросить в раннем диалоге, «что есть ценность» simpliciter . Неявно, делая это, мы ставим под вопрос все понятие ценности.
То же самое и с концепцией смысла у Ницше. Хотя менее спорно описывать Ницше как «вводящего» его, Делёз высказывает ту же основную мысль — что Ницше, вводя фокусировку на концепции смысла в максимально широком описании, тем самым фокусирует наше внимание на чем-то новом.
Сочетание смысла и ценности таким образом также служит для того, чтобы связать эти концепции друг с другом. Одним из главных столпов непреходящего философского наследия Ницше является способ, которым он раскрывает попытки осмыслить мир, которые явно не касаются ценности, как имеющие скрытую концепцию ценности в самой своей основе.
Поскольку «скрытая» ценность многих теорий и убеждений, которых, как видел Ницше, придерживались окружающие его люди, была христианской и морализаторской, мысли Ницше были обращены против некоторых из самых фундаментальных убеждений, лежавших в основе европейского общества того времени.
Это ощущение себя как личности с потенциалом мыслить за пределами социальной приемлемости является одной из вещей, которая привлекает поколение за поколением интеллектуалов к работам Ницше. Как, по общему мнению, утверждал Фрейд: «[Ницше] имел более проницательное знание себя, чем любой другой человек, который когда-либо жил или когда-либо, вероятно, будет жить».
Мы можем сформулировать работу Ницше как, в некотором смысле, продолжение давней традиции скептического исследования в философии. Декарт, как первый из тех, кого мы называем современными философами, задал вопросы о том, во что мы не могли не верить, и хотел узнать, означает ли наша неспособность верить иначе, ipso facto , что такие вещи истинны.
Некоторые из вопросов, которые Ницше ставит в «По ту сторону добра и зла», являются одновременно естественным продолжением картезианского скептицизма и полным разрывом с ним: «Почему тот факт, что что-то истинно, должен означать, что мне следует в это верить?», «Что значит хорошо верить во что-то?», «Если мы хотим истины, почему мы не предпочитаем неправду ? И неопределенность? Даже невежество?», и, наконец, «Что есть истина?».
Независимо от того, можно ли рассматривать мысль Ницше как продолжение мысли Декарта, мы, конечно, должны отметить, что в то время как скептицизм для Декарта является стратегией, которую можно использовать, а затем отбросить, скептицизм Ницше имеет гораздо более глубокую и устойчивую природу.
Как отмечает Адриан Мур, подход Ницше к истине тесно связан с тем, что он ставит под сомнение концепции смысла и ценности :
«В каком-то смысле его критический шаг назад включает в себя вопрос о том, как смысл в одном из своих обличий соотносится со смыслом в другом из своих обличий. Согласно одному способу толкования смысла, осмысление вещей означает достижение истинного представления о них. Согласно другому способу, это означает рассмотрение их таким образом, чтобы с ними было легче жить, возможно, даже сделать их терпимыми».
Мы часто проводим фундаментальное различие в осмыслении. Мы даем ему разные названия, представляя его в разных точках как дихотомию между истиной и ценностью, между тем, что есть, и тем, что должно быть, между реальностью и возможностью. Значительная часть проекта Ницше пытается сдуть эти виды дихотомий. Поскольку истина заявляет о себе как о нейтральной по отношению к ценностям, неявно утверждает дихотомию и помещает себя по другую сторону от ценности, Ницше ставит истину под вопрос.
Ницше, в некоторых моментах, кажется, принижает концепцию истины как недостижимый идеал. Однако мы должны строго отличать его действия (а также его фиксацию на концепции действия, тела, власти, жизни и т. д.) от любого смысла, в котором Ницше является провинциальной фигурой.
Ницше глубоко ценит определенное абстрактное чувство истины как некое божественное, абсолютное знание, которое существует выше и за пределами человеческого существования. Он не застрахован от этого идеала. Однако он видит пропасть между этой концепцией истины и тем видом «истин», на которые претендуют окружающие его люди.
Отчасти это связано с тем, что Ницше рассматривает истину через призму истории, в частности истории ее происхождения, и приходит к выводу, что наше представление об истине развилось из стратегий выживания:
«За всей логикой и ее кажущейся суверенностью движения стоят оценки или, выражаясь проще, физиологические требования для поддержания определенного образа жизни».
Для Ницше это фатальная проблема, если мы хотим претендовать на что-то большее от истины, чем ее ценность как инструмента выживания, потому что,
«Вещи высочайшей ценности должны иметь иное, отдельное, свое собственное происхождение, – они не могут быть выведены из этого эфемерного, соблазнительного, обманчивого, низменного мира, из этого безумного хаоса путаницы и желания».
Из работы Ницше вытекает проблема, которую мы можем назвать «проблемой метаязыка». Проблема касается тех случаев, когда философ, по-видимому, требует, чтобы мы прекратили делать определенные утверждения – в случае Ницше, утверждения об истине, которые не уделяют должного внимания вопросам ценности, вопросам практического существования и т. д.
И все же, требование, чтобы мы прекратили делать такие заявления (предъявлять металингвистические требования к тому, как мы говорим), по-видимому, нарушает само правило, которое философ пытается навязать. Другими словами, использует ли Ницше само понятие истины, от которого он пытается оторваться? Если он утверждает, что истина полезна только как стратегия выживания и что она «на самом деле поверхностна, иллюзорна, поддельна», то возникает вопрос, как следует понимать это последнее заявление. Верно ли это? Если Ницше делает заявление с силой истины в том смысле, который он только что очернил, то эта непоследовательность требует некоторого объяснения.
Что же именно утверждает здесь Ницше ? Утверждая, что нечто является «поверхностным, иллюзорным и поддельным», он не уточняет, в чем именно заключается суть спора.
Как отмечает Эдриан Мур,
«Неверие во что-то не обязательно означает веру в противоположное. Это может подразумевать отсутствие какой-либо веры по этому вопросу вообще. Это может даже подразумевать отказ мыслить в таких терминах»
Но разве Ницше не говорит такими словами? На самом деле, кажется, что есть два Ницше. С одной стороны, есть Ницше, который выступает в защиту неправды, видимости, ценности, всего, что противостоит клинической, деконтекстуализированной версии истины, на которую опираются «философы» (имея в виду, прежде всего, Иммануила Канта и его последователей). С другой стороны, есть Ницше, который указывает на версию истины, которая еще не реализована, версию, которая требует полного упразднения истины в ее нынешнем состоянии:
«Воззрите лучше на лоно бытия, на вечного, на скрытого Бога, на «вещь в себе» — вот где должна быть их основа, и нигде больше!»
Если Ницше предпочитает только первое, то защита Мура явно достаточна. Если же Ницше хочет сделать последнее утверждение, то нам нужно пойти немного дальше в определении этой новой версии истины.
Утверждает ли Ницше, что философия, как он ее находит, предается лжи относительно этой почти откровенной версии истины? Или он утверждает, что она просто непоследовательна — что она обещает то, чего не дает? Желает ли он одновременно отдать предпочтение тому, что жизнеутверждающе, и в то же время утверждает, что именно полезность концепции истины ее портит?
Утверждать, что за истиной стоят ценности, не значит отрицать, что истина как таковая — несостоятельная концепция. Равным образом, утверждать, что никто больше не должен говорить о том, что вещи «истинны» или «ложны», не значит говорить, что вы обязательно полностью отказываетесь от чьей-либо оценки идеала, который мотивирует эту концепцию.
Однако это именно подразделения стремления к ценности – это может быть стремление к «этической ценности» или «эстетической ценности», но никогда не ценность сама по себе. Они никогда не подразумевают вопроса, как Сократ мог бы спросить в раннем диалоге, «что есть ценность» simpliciter . Неявно, делая это, мы ставим под вопрос все понятие ценности.
 |
Фотография Жиля Делеза 1990-х годов, опубликованная в 2022 году |
То же самое и с концепцией смысла у Ницше. Хотя менее спорно описывать Ницше как «вводящего» его, Делёз высказывает ту же основную мысль — что Ницше, вводя фокусировку на концепции смысла в максимально широком описании, тем самым фокусирует наше внимание на чем-то новом.
Сочетание смысла и ценности таким образом также служит для того, чтобы связать эти концепции друг с другом. Одним из главных столпов непреходящего философского наследия Ницше является способ, которым он раскрывает попытки осмыслить мир, которые явно не касаются ценности, как имеющие скрытую концепцию ценности в самой своей основе.
Поскольку «скрытая» ценность многих теорий и убеждений, которых, как видел Ницше, придерживались окружающие его люди, была христианской и морализаторской, мысли Ницше были обращены против некоторых из самых фундаментальных убеждений, лежавших в основе европейского общества того времени.
Это ощущение себя как личности с потенциалом мыслить за пределами социальной приемлемости является одной из вещей, которая привлекает поколение за поколением интеллектуалов к работам Ницше. Как, по общему мнению, утверждал Фрейд: «[Ницше] имел более проницательное знание себя, чем любой другой человек, который когда-либо жил или когда-либо, вероятно, будет жить».
🔹 Ницше и картезианская традиция
 |
Французская марка с изображением Рене Декарта |
Мы можем сформулировать работу Ницше как, в некотором смысле, продолжение давней традиции скептического исследования в философии. Декарт, как первый из тех, кого мы называем современными философами, задал вопросы о том, во что мы не могли не верить, и хотел узнать, означает ли наша неспособность верить иначе, ipso facto , что такие вещи истинны.
Некоторые из вопросов, которые Ницше ставит в «По ту сторону добра и зла», являются одновременно естественным продолжением картезианского скептицизма и полным разрывом с ним: «Почему тот факт, что что-то истинно, должен означать, что мне следует в это верить?», «Что значит хорошо верить во что-то?», «Если мы хотим истины, почему мы не предпочитаем неправду ? И неопределенность? Даже невежество?», и, наконец, «Что есть истина?».
Независимо от того, можно ли рассматривать мысль Ницше как продолжение мысли Декарта, мы, конечно, должны отметить, что в то время как скептицизм для Декарта является стратегией, которую можно использовать, а затем отбросить, скептицизм Ницше имеет гораздо более глубокую и устойчивую природу.
🔹 Истина, Смысл, Ценность
 |
Фотография Фридриха Ницше, 1875 год |
Как отмечает Адриан Мур, подход Ницше к истине тесно связан с тем, что он ставит под сомнение концепции смысла и ценности :
«В каком-то смысле его критический шаг назад включает в себя вопрос о том, как смысл в одном из своих обличий соотносится со смыслом в другом из своих обличий. Согласно одному способу толкования смысла, осмысление вещей означает достижение истинного представления о них. Согласно другому способу, это означает рассмотрение их таким образом, чтобы с ними было легче жить, возможно, даже сделать их терпимыми».
Мы часто проводим фундаментальное различие в осмыслении. Мы даем ему разные названия, представляя его в разных точках как дихотомию между истиной и ценностью, между тем, что есть, и тем, что должно быть, между реальностью и возможностью. Значительная часть проекта Ницше пытается сдуть эти виды дихотомий. Поскольку истина заявляет о себе как о нейтральной по отношению к ценностям, неявно утверждает дихотомию и помещает себя по другую сторону от ценности, Ницше ставит истину под вопрос.
🔹 Идеал Истины
 |
Фотография Ницше в кресле, 1899 г. |
Ницше, в некоторых моментах, кажется, принижает концепцию истины как недостижимый идеал. Однако мы должны строго отличать его действия (а также его фиксацию на концепции действия, тела, власти, жизни и т. д.) от любого смысла, в котором Ницше является провинциальной фигурой.
Ницше глубоко ценит определенное абстрактное чувство истины как некое божественное, абсолютное знание, которое существует выше и за пределами человеческого существования. Он не застрахован от этого идеала. Однако он видит пропасть между этой концепцией истины и тем видом «истин», на которые претендуют окружающие его люди.
Отчасти это связано с тем, что Ницше рассматривает истину через призму истории, в частности истории ее происхождения, и приходит к выводу, что наше представление об истине развилось из стратегий выживания:
«За всей логикой и ее кажущейся суверенностью движения стоят оценки или, выражаясь проще, физиологические требования для поддержания определенного образа жизни».
Для Ницше это фатальная проблема, если мы хотим претендовать на что-то большее от истины, чем ее ценность как инструмента выживания, потому что,
«Вещи высочайшей ценности должны иметь иное, отдельное, свое собственное происхождение, – они не могут быть выведены из этого эфемерного, соблазнительного, обманчивого, низменного мира, из этого безумного хаоса путаницы и желания».
🔹 Проблема метаязыка
 |
«Истина» Генри Питерса Грея, 1859 г. |
Из работы Ницше вытекает проблема, которую мы можем назвать «проблемой метаязыка». Проблема касается тех случаев, когда философ, по-видимому, требует, чтобы мы прекратили делать определенные утверждения – в случае Ницше, утверждения об истине, которые не уделяют должного внимания вопросам ценности, вопросам практического существования и т. д.
И все же, требование, чтобы мы прекратили делать такие заявления (предъявлять металингвистические требования к тому, как мы говорим), по-видимому, нарушает само правило, которое философ пытается навязать. Другими словами, использует ли Ницше само понятие истины, от которого он пытается оторваться? Если он утверждает, что истина полезна только как стратегия выживания и что она «на самом деле поверхностна, иллюзорна, поддельна», то возникает вопрос, как следует понимать это последнее заявление. Верно ли это? Если Ницше делает заявление с силой истины в том смысле, который он только что очернил, то эта непоследовательность требует некоторого объяснения.
🔹 Ницше об истине
как о «поверхностной,
иллюзорной и поддельной»
 |
«Время, раскрывающее истину» |
Что же именно утверждает здесь Ницше ? Утверждая, что нечто является «поверхностным, иллюзорным и поддельным», он не уточняет, в чем именно заключается суть спора.
Как отмечает Эдриан Мур,
«Неверие во что-то не обязательно означает веру в противоположное. Это может подразумевать отсутствие какой-либо веры по этому вопросу вообще. Это может даже подразумевать отказ мыслить в таких терминах»
Но разве Ницше не говорит такими словами? На самом деле, кажется, что есть два Ницше. С одной стороны, есть Ницше, который выступает в защиту неправды, видимости, ценности, всего, что противостоит клинической, деконтекстуализированной версии истины, на которую опираются «философы» (имея в виду, прежде всего, Иммануила Канта и его последователей). С другой стороны, есть Ницше, который указывает на версию истины, которая еще не реализована, версию, которая требует полного упразднения истины в ее нынешнем состоянии:
«Воззрите лучше на лоно бытия, на вечного, на скрытого Бога, на «вещь в себе» — вот где должна быть их основа, и нигде больше!»
 |
«Истина и милосердие» Помпео Батони, 1745 г. |
Если Ницше предпочитает только первое, то защита Мура явно достаточна. Если же Ницше хочет сделать последнее утверждение, то нам нужно пойти немного дальше в определении этой новой версии истины.
Утверждает ли Ницше, что философия, как он ее находит, предается лжи относительно этой почти откровенной версии истины? Или он утверждает, что она просто непоследовательна — что она обещает то, чего не дает? Желает ли он одновременно отдать предпочтение тому, что жизнеутверждающе, и в то же время утверждает, что именно полезность концепции истины ее портит?
Утверждать, что за истиной стоят ценности, не значит отрицать, что истина как таковая — несостоятельная концепция. Равным образом, утверждать, что никто больше не должен говорить о том, что вещи «истинны» или «ложны», не значит говорить, что вы обязательно полностью отказываетесь от чьей-либо оценки идеала, который мотивирует эту концепцию.
(Copyrighted © Перевод с англ. Louiza Smith)
Источник:
Вy Luke Dunne,
«Nietzsche’s 3 Key Concepts: Sense, Truth & Value»