Мир - опаснейшее место для жизни. Эпидемии, войны, стихийные бедствия и несчастные случаи, все это было и будет, и человек перед лицом этого оказывается беспомощным. Остается либо бояться и жить, либо бояться и … не жить.У Даниила Хармса — писателя-абсурдиста прошлого века, есть рассказ о человеке с тонкой шеей, который забрался в сундук, закрыл за собой крышку и начал задыхаться. В сундуке происходит борьба жизни и смерти: кто кого?На мой взгляд, это шедевр: в трех абзацах описан человек, страдающий страхом жизни и страхом смерти. Конечно, может быть сам Хармс вовсе не это хотел сказать. Но мною он так понят, и рассказ «Сундук» стал для меня ярким образом мучительной тревоги и страха жизни и смерти.
Сундуки и футляры
По своей воле, точнее по своеволию, мы становимся пленниками сундуков, превращая свою жизнь в борьбу, вместо того, чтобы жить.
Приступы тревоги и паники в определенной степени свойственны практически каждому человеку и хотя бы однажды случались в той или иной форме. Если приступ обусловлен ситуацией, и организм выражает это набором симптомов — это не повод для обращения к врачу. Страх основан на инстинкте самосохранения и имеет защитный характер. Человек, лишенный чувства страха, подвергается не меньшей опасности, чем тот, кто всего боится.
Но случается и так, что страхи и приступы паники становятся угрозой нормальной жизни: человек не может устроиться на работу, теряет социальные связи, избегает людных мест, и, впоследствии, вообще любого общения, которое вынуждает его покинуть свой «сундук» и т.п. В тяжелых случаях человек начинает бояться самого себя и даже обыденных своих действий.
Так муж будет контролировать свою жену путем слежки, допросов и досмотров вместо того, чтобы употребить эти самые силы на преодоление своей патологической ревности. Жена пьющего мужа будет заниматься тем же — скандалами, моралями, походами по батюшкам и бабушкам вместо того, чтобы употребить свои силы на то, чтобы научиться жить с зависимым человеком, и начать работу над собой и своей созависимостью.
Один мой знакомый, успешный человек, отец семейства, с полным набором атрибутов благополучия позвонил мне из психиатрической больницы. Состояние его оказалось крайне тяжелым. Много лет он одержим идеей, что его жена изменит и уйдет к другому. Он постоянно контролирует жену, надеясь, таким образом, справится со своей тревогой: вот это узнаю и успокоюсь, вот это скажу, и все наладится, вот это спрошу, и станет ясно. Жена, по настоятельным его просьбам и уговорам, ушла с работы, на которой, как он думал, она в кого-то постоянно влюбляется. Но страх меньше не стал:
«- Вот, — говорил, задыхаясь, человек с тонкой шеей, — я задыхаюсь в сундуке, потому что у меня тонкая шея. Крышка сундука закрыта и не пускает ко мне воздуха. Я буду задыхаться, но крышку сундука все равно не открою. Постепенно я буду умирать. Я увижу борьбу жизни и смерти». Сидя в сундуке, который может превратиться в гроб, человек все силы тратит на то, чтобы вести с самим собой придуманную им же борьбу. А пока идет нелепая борьба, вокруг происходит жизнь. Наш герой только и успевает сказать себе: «Ой! Что же это такое? Сейчас что-то произошло, но я не могу понять, что именно. Я что-то видел или что-то слышал…».Головокружение, сердцебиение, обморочное состояние, приступы тошноты, озноб, внутренняя дрожь — эти и многие другие симптомы приводят в ужас и панику тех, с кем случаются. Собственно сами эти симптомы и есть признаки паники. Люди, которые не понаслышке знают об этом, не станут говорить, что это прихоть, ерунда и «само пройдет». Не зря же подобные состояния внесены в международную классификацию болезней (МКБ-10) и имеют даже свое общеизвестное название: паническое расстройство. Его синонимы: вегетососудистая дистония, симпатоадреналовый криз, кардионевроз, нейроциркуляторная дистония. Что касается душевного состояния, то чаще всего оно выражено в необоснованных страхах: страх сойти с ума, страх потерять сознание, страх задохнуться, не проснуться, страх утратить контроль над своим телом, страх навредить себе или другому, страх убить себя или другого.
Приступы тревоги и паники в определенной степени свойственны практически каждому человеку и хотя бы однажды случались в той или иной форме. Если приступ обусловлен ситуацией, и организм выражает это набором симптомов — это не повод для обращения к врачу. Страх основан на инстинкте самосохранения и имеет защитный характер. Человек, лишенный чувства страха, подвергается не меньшей опасности, чем тот, кто всего боится.
Но случается и так, что страхи и приступы паники становятся угрозой нормальной жизни: человек не может устроиться на работу, теряет социальные связи, избегает людных мест, и, впоследствии, вообще любого общения, которое вынуждает его покинуть свой «сундук» и т.п. В тяжелых случаях человек начинает бояться самого себя и даже обыденных своих действий.
«Ему было страшно под одеялом. Он боялся, как бы чего не вышло, как бы его не зарезал Афанасий, как бы не забрались воры, и потом всю ночь видел тревожные сны, а утром, когда мы вместе шли в гимназию, был скучен, бледен, и было видно, что многолюдная гимназия, в которую он шел, была страшна и противна всему существу его и что идти рядом со мной ему, человеку по натуре одинокому, тяжко».Еще один персонаж из сундука, «человек в футляре», господин Беликов, детально описанный Антоном Павловичем Чеховым.
Бесконтрольный контроль
«Для него были ясны только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь. Когда в циркуляре запрещалось ученикам выходить на улицу после девяти часов вечера или в какой-нибудь статье запрещалась плотская любовь, то это было для него ясно, определенно; запрещено — и баста. В разрешении же и позволении скрывался для него всегда элемент сомнительный, что-то недосказанное и смутное. Когда в городе разрешали драматический кружок, или читальню, или чайную, то он покачивал головой и говорил тихо:Страх тесно связан с необходимостью контролировать все и вся. Многие думают, что можно уберечься от пугающей реальности взяв все под контроль. Но фокус контроля у человека, склонного к тревоге и панике, смещен. Он пытается контролировать внешний мир и все в нем происходящее, живя в огромном напряжении.Напряжение и контроль усиливают страхи, и, соответственно, еще больше усиливается контроль. Замкнутый круг превращается в движение по спирали, которое засасывает, словно воронка, отбирая все силы. Такое закручивание происходит до тех пор, пока тело или психика не дает серьезный сбой.
— Оно, конечно, так-то так, все это прекрасно, но как бы чего не вышло.
Всякого рода нарушения, уклонения, отступления от правил приводили его в уныние, хотя, казалось бы, какое ему дело?».
Так муж будет контролировать свою жену путем слежки, допросов и досмотров вместо того, чтобы употребить эти самые силы на преодоление своей патологической ревности. Жена пьющего мужа будет заниматься тем же — скандалами, моралями, походами по батюшкам и бабушкам вместо того, чтобы употребить свои силы на то, чтобы научиться жить с зависимым человеком, и начать работу над собой и своей созависимостью.
Один мой знакомый, успешный человек, отец семейства, с полным набором атрибутов благополучия позвонил мне из психиатрической больницы. Состояние его оказалось крайне тяжелым. Много лет он одержим идеей, что его жена изменит и уйдет к другому. Он постоянно контролирует жену, надеясь, таким образом, справится со своей тревогой: вот это узнаю и успокоюсь, вот это скажу, и все наладится, вот это спрошу, и станет ясно. Жена, по настоятельным его просьбам и уговорам, ушла с работы, на которой, как он думал, она в кого-то постоянно влюбляется. Но страх меньше не стал:
«Теперь она может изменять в любое время дня!».
Он ужесточает контроль: расспрашивает ее о распорядке дня и о всех звонках, устанавливает программу на телефон, следящую за ее местонахождением. Но страх и тревога увеличиваются в геометрической прогрессии. Ревнивец становится еще подозрительнее: ему кажется, что она все равно думает о других мужчинах и строит планы побега. Он настаивает — аргументировав это религиозным предписанием — чтобы жена каждый день «исповедовалась» ему. Напряжение и паника становятся едва переносимыми для него. Он изучает каждый ее взгляд, улыбку, слово.
Его страх, превратился в паранойю и сделал жизнь адом. Он мучается сам, мучает других. Испытывает слабость и никчемность: страхи обступают со всех сторон «от такого точно жена уйдет» и он снова тратит все силы, чтобы усилить контроль над ней, привязать к себе. Это приводит его к госпитализации. Возможно там, в клинике, найдется специалист, который достучится до него и донесет простую мысль: нет смысла контролировать жену! Контролировать нужно свои переживания и отношение к происходящему. Но пока слишком непроницаема броня его страхов и желания контролировать мир.
Детство Кати проходило в тяжелых условиях. Отец пил, мать скандалила. Нередко скандалы принимали криминальный характер в самом прямом смысле слова. Несколько раз дело заканчивалось вызовом милиции или скорой помощи. Катя боялась. В детстве она часто пряталась под стол или под кровать, «превращалась в невидимку», чтобы ей не досталось, и чтобы не видеть происходящего.
В религиозной жизни человек будет просить у Бога «вразумления, смирения, терпения, послушания», но не для себя, а для своего близкого.
Бывает так, что переживание остается во внутреннем мире человека, порождая сильную тревогу, доводящую до безумия. Обретает ли это форму внешних ритуалов, или остается в мыслях и чувствах, в любом случае, человек становится заложником своих страхов и потребности контролировать опасный мир. Человек с тонкой шеей добровольно садится в сундук, который «защищает» его от того, что «что-то происходит». Он держит рукой крышку, спасаясь от жизни вокруг, при этом очень боясь смерти. Философы давно к этому пришли — страх смерти приводит к еще более губительному страху — страху жизни. Человек предпочитает убрать из жизни все живое, взяв под контроль «то что происходит», спасаясь, таким образом, от угрозы небытия. Как в известной песне «если вы не живете, то вам и не умирать».
Маленькая Катя не могла сама справиться с ежедневным адом, теперь это предстоит делать взрослой Кате, которая, на свой манер, продолжает детскую игру. Ее муж после нескольких лет брака стал все чаще выпивать. Свои приступы тревоги и паники Катя связывает с непереносимостью запаха алкоголя. Непонятным для нее остается только то, что приступы не происходят, когда выпивший муж возвращается с работы, а случаются в самый нежданный момент. Катя может часами описывать свои состояния паники и свои соображения о том, что делать, чтобы муж не пил: ему нужно сменить работу, круг общения, сходить в церковь, посмотреть такой-то фильм или попасть к психологу или священнику.
Его страх, превратился в паранойю и сделал жизнь адом. Он мучается сам, мучает других. Испытывает слабость и никчемность: страхи обступают со всех сторон «от такого точно жена уйдет» и он снова тратит все силы, чтобы усилить контроль над ней, привязать к себе. Это приводит его к госпитализации. Возможно там, в клинике, найдется специалист, который достучится до него и донесет простую мысль: нет смысла контролировать жену! Контролировать нужно свои переживания и отношение к происходящему. Но пока слишком непроницаема броня его страхов и желания контролировать мир.
Повелители мира
Детство Кати проходило в тяжелых условиях. Отец пил, мать скандалила. Нередко скандалы принимали криминальный характер в самом прямом смысле слова. Несколько раз дело заканчивалось вызовом милиции или скорой помощи. Катя боялась. В детстве она часто пряталась под стол или под кровать, «превращалась в невидимку», чтобы ей не досталось, и чтобы не видеть происходящего.
«Самое страшное воспоминание школьных лет — это дорога из школы домой, — рассказывает Катя. — По пути домой я пыталась себя подготовить к неизбежному — агрессии отца и слезам матери. Тогда я придумала такую игру, которая спасала меня каждый раз. Правило было простым: если я по пути домой смогу обойти и не наступить ни на одну бумажку, окурок, лужу или чью-то тень, то скандала не будет. Самым сложным был участок пути поворота на нашу улицу: там был небольшой базар и всегда очень грязно и людно. Не наступить там на мусор было практически невозможно. Но я старалась изо всех сил. Мне казалось, что так я спасаю родителей от беды и себя от ужаса. А если наступала, то ругала себя, ненавидела за то, что из-за меня дома будет скандал»Магическое мышление, обычно изживаемое к подростковому возрасту, помогает ребенку верить в то, что с помощью своих ритуальных действий он может контролировать ситуацию и управлять миром. Если ритуал не срабатывает, то ребенок принимает ошибочное решение: ужесточить сам ритуал, вместо того, чтобы подвергнуть его сомнению и отказаться от него. Когда ситуации повторяются ежедневно, и грозят жизни и безопасности, то контроль становится неотъемлемой частью жизни, а со временем — хозяином человека. Ритуалов становится все больше и порой они принимают чудоковатые формы.
«Он был замечателен тем, что всегда, даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и непременно в теплом пальто на вате. И зонтик у него был в чехле, и часы в чехле из серой замши, и когда вынимал перочинный нож, чтобы очинить карандаш, то и нож у него был в чехольчике… Одним словом, у этого человека наблюдалось постоянное и непреодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний. Действительность раздражала его, пугала, держала в постоянной тревоге, и, быть может, для того, чтобы оправдать эту свою робость, свое отвращение к настоящему, он всегда хвалил прошлое и то, чего никогда не было; и древние языки, которые он преподавал, были для него, в сущности, те же калоши и зонтик, куда он прятался от действительной жизни».Неизжитое магическое мышление нередко встречается в психологии и религии. Так люди незрело пытаются переделать мир в кабинете психолога, умоляя повлиять на близкого человека, исправить, изменить, переделать. Тщетно психолог пытается обратить человека к самому себе: клиент боится встречи со своей тревогой и ужасом. Поэтому такой клиент любыми способами будет «сбегать» в перекраивание мира. Иногда это бывает тонко и завуалировано, и увидеть скрытую манипуляцию не так уж просто: «Скажите как мне реагировать на выходки мужа так, чтобы он, наконец, понял свою вину и прекратил так себя вести?». Казалось бы, речь о себе и своем поведении, но на самом деле это все тот же контроль над другим человеком.
В религиозной жизни человек будет просить у Бога «вразумления, смирения, терпения, послушания», но не для себя, а для своего близкого.
«Господи, вразуми его, чтобы он понял, как плохо поступает в отношении меня»,и т.п. Такие молитвы обычно не приносят облегчения и не дают выхода, а загоняют в тупик и безысходность, усиливая напряжение. Человек думает, что он недостаточно усерден в религиозной жизни, и усиливает молитву и пост, пребывая в напряжении и состоянии крайне далеком от того, которое просит у Бога для своего близкого человека. Магическая религиозность не пускает человека на встречу с собой настоящим, оставляя ему напряжение от прошений о переделе мира. Религия становится ритуалом, в котором человек прячется от реальности, как господин Беликов прятался в своих футлярах.
«Господи дай ему смирения и послушания»
Бывает так, что переживание остается во внутреннем мире человека, порождая сильную тревогу, доводящую до безумия. Обретает ли это форму внешних ритуалов, или остается в мыслях и чувствах, в любом случае, человек становится заложником своих страхов и потребности контролировать опасный мир. Человек с тонкой шеей добровольно садится в сундук, который «защищает» его от того, что «что-то происходит». Он держит рукой крышку, спасаясь от жизни вокруг, при этом очень боясь смерти. Философы давно к этому пришли — страх смерти приводит к еще более губительному страху — страху жизни. Человек предпочитает убрать из жизни все живое, взяв под контроль «то что происходит», спасаясь, таким образом, от угрозы небытия. Как в известной песне «если вы не живете, то вам и не умирать».
Удушающая тревога
Маленькая Катя не могла сама справиться с ежедневным адом, теперь это предстоит делать взрослой Кате, которая, на свой манер, продолжает детскую игру. Ее муж после нескольких лет брака стал все чаще выпивать. Свои приступы тревоги и паники Катя связывает с непереносимостью запаха алкоголя. Непонятным для нее остается только то, что приступы не происходят, когда выпивший муж возвращается с работы, а случаются в самый нежданный момент. Катя может часами описывать свои состояния паники и свои соображения о том, что делать, чтобы муж не пил: ему нужно сменить работу, круг общения, сходить в церковь, посмотреть такой-то фильм или попасть к психологу или священнику.
«А на педагогических советах он просто угнетал нас своею осторожностью, мнительностью и своими чистофутлярными соображениями насчет того, что вот-де в мужской и женской гимназиях молодежь ведет себя дурно, очень шумит в классах, — ах, как бы не дошло до начальства, ах, как бы чего не вышло, — и что если б из второго класса исключить Петрова, а из четвертого — Егорова, то было бы очень хорошо. И что же? Своими вздохами, нытьем, своими темными очками на бледном, маленьком лице /…/, он давил нас всех, и мы уступали, сбавляли Петрову и Егорову балл по поведению, сажали их под арест и, в конце концов, исключали и Петрова, и Егорова».
Муж все чаще срывается на Катю приступами агрессии, после утопая в чувстве вины и раскаянии, за которыми следует очередной приступ агрессии. К Кате у него одна претензия:
Но что делать, если сама Катя, мучаясь от приступов паники, боится каждый раз задохнуться. Она судорожно хватает воздух ртом, словно рыба, выброшенная на берег, и покрывается испариной от того, что сделать вдох ей не удается. Она саму себя душит. Точнее, ее душит собственный страх, давно уже сросшийся с привычкой контролировать мир и все, что в нем.
Безусловно, от такого тревожного контроля близкие сами постепенно сходят с ума. «Мы, учителя, боялись его. И даже директор боялся. Вот подите же, наши учителя народ все мыслящий, глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине, однако же, этот человечек, ходивший всегда в калошах и с зонтиком, держал в руках всю гимназию целых пятнадцать лет! Да что гимназию?! Весь город! Наши дамы по субботам домашних спектаклей не устраивали, боялись, как бы он не узнал; и духовенство стеснялось при нем кушать скоромное и играть в карты. Под влиянием таких людей как Беликов, за последние десять-пятнадцать лет в нашем городе стали бояться всего. Боятся громко говорить, посылать письма, знакомиться, читать книги, боятся помогать бедным, учить грамоте…». Так страх порождает страх. Вокруг паникующего человека создается атмосфера тревоги и подавленной агрессии, что еще больше усиливает тревогу и начинается еще один порочный круг, но теперь уже внешний. Так одна воронка засасывает человека изнутри, а вторая закручивает извне.
Помогать человеку, страдающему приступами паники, нелегко. Как правило, просьба при обращении к психологу состоит в том, чтобы научиться контролировать приступы паники и избавиться от них. В самом таком запросе кроется подвох: это все равно, как если бы человек, больной алкоголизмом, попросил себе лечение спиртом. Судороги боли и отчаяния случаются с человеком, которому говорят, что нужно учиться отказываться от желания контролировать близких, дальних, мир, и свои собственные приступы паники заодно. Эта зыбкая основа — иллюзия контроля — единственное, что у него есть. Отрывание себя от нее и есть самое сложное и самое пугающее для человека. Страхи обрушиваются с двойной, тройной силой. И крайне сложно в этот момент верить в то, что у страха глаза велики, и что все они порождены исключительно нами.
«Ты меня душишь».
Безусловно, от такого тревожного контроля близкие сами постепенно сходят с ума. «Мы, учителя, боялись его. И даже директор боялся. Вот подите же, наши учителя народ все мыслящий, глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине, однако же, этот человечек, ходивший всегда в калошах и с зонтиком, держал в руках всю гимназию целых пятнадцать лет! Да что гимназию?! Весь город! Наши дамы по субботам домашних спектаклей не устраивали, боялись, как бы он не узнал; и духовенство стеснялось при нем кушать скоромное и играть в карты. Под влиянием таких людей как Беликов, за последние десять-пятнадцать лет в нашем городе стали бояться всего. Боятся громко говорить, посылать письма, знакомиться, читать книги, боятся помогать бедным, учить грамоте…». Так страх порождает страх. Вокруг паникующего человека создается атмосфера тревоги и подавленной агрессии, что еще больше усиливает тревогу и начинается еще один порочный круг, но теперь уже внешний. Так одна воронка засасывает человека изнутри, а вторая закручивает извне.
Помогать человеку, страдающему приступами паники, нелегко. Как правило, просьба при обращении к психологу состоит в том, чтобы научиться контролировать приступы паники и избавиться от них. В самом таком запросе кроется подвох: это все равно, как если бы человек, больной алкоголизмом, попросил себе лечение спиртом. Судороги боли и отчаяния случаются с человеком, которому говорят, что нужно учиться отказываться от желания контролировать близких, дальних, мир, и свои собственные приступы паники заодно. Эта зыбкая основа — иллюзия контроля — единственное, что у него есть. Отрывание себя от нее и есть самое сложное и самое пугающее для человека. Страхи обрушиваются с двойной, тройной силой. И крайне сложно в этот момент верить в то, что у страха глаза велики, и что все они порождены исключительно нами.
Контрольная работа
Все мысли Кати заняты тем как обойти мусор по пути домой, чтобы не встретиться с главным: невозможностью контролировать жизнь вне себя. Конечно, можно и нужно делать все, что от нас зависит в той или иной ситуации. Но понимание того, что наша свобода заканчивается там, где начинается свобода другого, ставит нас лицом к лицу с абсолютной ограниченностью с одной стороны, и с такой же абсолютной безграничностью с другой.
Мы можем контролировать себя, свои поступки, действия, отношения к ситуации, свои переживания и проживание ситуаций. Это является ключевым в преодолении тревоги и страхов. Понимание того, что я не могу контролировать того, чего боюсь: стихийные бедствия, погоду, время, поступки и действия других людей, их чувства и мысли ставит в тупик — как же тогда выжить в мире, где я бессилен что-либо изменить? Когда человек в фокус своего внимания ставит борьбу со своими демонами, то перед ним открывается другая сторона — могущество и сила. Балансировать между этими крайностями приходится день ото дня — от бессилия к силе, от беспомощности к действию, от никчемности к ощущению важности себя и своей жизни. Я могу самостоятельно решать как ко всему этому буду относиться и как буду на это реагировать, что буду делать, как распоряжусь своими чувствами и мыслями.
«Спаси себя и будет с тебя», — это как раз об этом. Я не могу отвечать за поступки других людей, но я могу отвечать за свое отношение к ним.
Мы можем контролировать себя, свои поступки, действия, отношения к ситуации, свои переживания и проживание ситуаций. Это является ключевым в преодолении тревоги и страхов. Понимание того, что я не могу контролировать того, чего боюсь: стихийные бедствия, погоду, время, поступки и действия других людей, их чувства и мысли ставит в тупик — как же тогда выжить в мире, где я бессилен что-либо изменить? Когда человек в фокус своего внимания ставит борьбу со своими демонами, то перед ним открывается другая сторона — могущество и сила. Балансировать между этими крайностями приходится день ото дня — от бессилия к силе, от беспомощности к действию, от никчемности к ощущению важности себя и своей жизни. Я могу самостоятельно решать как ко всему этому буду относиться и как буду на это реагировать, что буду делать, как распоряжусь своими чувствами и мыслями.
«Спаси себя и будет с тебя», — это как раз об этом. Я не могу отвечать за поступки других людей, но я могу отвечать за свое отношение к ним.
«- И еще я имею кое-что сказать вам. Я давно служу, вы же только еще начинаете службу, и я считаю долгом, как старший товарищ, предостеречь вас. Вы катаетесь на велосипеде, а эта забава совершенно неприлична для воспитателя юношества.Небольшой эпизод из жизни двух коллег, привел главного героя к трагическим последствиям, к смерти от собственной мнительности. Но выбирать, как относится к тому или иному явлению — это область исключительно его свободы. Свобода состоит в способности определять самого себя через происходящее в мире и в собственной душе. Страх — это обморок свободы, сказал мыслитель XIX века Серен Кьеркегор. У слова «свобода» есть много антонимов, и один из них, я уверена, это страх.
— Почему же? – спросил Коваленко басом.
Да разве тут надо еще объяснять, Михаил Саввич, разве это непонятно? Если учитель едет на велосипеде, то что же остается ученикам? Им остается только ходить на головах! И раз это не разрешено циркулярно, то и нельзя. Я вчера ужаснулся! Когда увидел вашу сестрицу, то у меня помутилось в глазах. Женщина или девушка на велосипеде — это ужасно!».
Успеть освободиться
Чехов безжалостен к своему герою. Господин Беликов не выдержал груза собственных тревог и страхов и умер.
Рассказы про сундук и про человека в футляре для меня созвучны. Сундук и футляр — это созданная из страхов иллюзия, способ защититься от жизни. Хармс в отличие от Чехова несколько добрее к читателю и оставляет финал открытым. В приписке к рассказу «Сундук» он написал следующее:
«Через месяц Беликов умер. Хоронили мы его все, то есть, обе гимназии и семинария. Теперь, когда он лежал в гробу, выражение у него было кроткое, приятное, даже веселое, точно он был рад, что, наконец, его положили в футляр, из которого он уже никогда не выйдет. Да, он достиг своего идеала! И как бы в честь его, во время похорон была пасмурная, дождливая погода, и все мы были в калошах и с зонтами. /…/Антон Павлович со свойственной ему бескомпромиссностью подводит к мысли о том, чтобы искать вирус человека в футляре в себе. Ведь разве кто-то может отобрать у человека то, что дано Жизнью — свободу? Мы сами своевольно залезаем в футляр, напрасно думая, что так нам будет безопаснее, так мы спасаемся от смерти и от жизни заодно.
Признаюсь, хоронить таких людей, как Беликов, это большое удовольствие. Когда мы возвращались с кладбища, то у нас были скромные, постные физиономии; никому не хотелось обнаружить этого чувства удовольствия, — чувства, похожего на то, какое мы испытывали давно-давно, еще в детстве, когда старшие уезжали из дому и мы бегали по саду час-другой, наслаждаясь полною свободой. Ах, свобода, свобода! Даже намек, даже слабая надежда на ее возможность дает душе крылья, не правда ли?
Вернулись мы с кладбища в добром расположении. Но прошло не больше недели, и жизнь потекла по-прежнему, такая же суровая, утомительная, бестолковая, жизнь, не запрешенная циркулярно, но и не разрешенная вполне; не стало лучше. И в самом деле, Беликова похоронили, а сколько еще таких человеков в футляре осталось, сколько их еще будет!».
Рассказы про сундук и про человека в футляре для меня созвучны. Сундук и футляр — это созданная из страхов иллюзия, способ защититься от жизни. Хармс в отличие от Чехова несколько добрее к читателю и оставляет финал открытым. В приписке к рассказу «Сундук» он написал следующее:
«Жизнь победила смерть. Что именительный падеж, а что винительный?».
Решать каждому из нас. Мне бы очень хотелось верить, что Жизнь человека с тонкой шеей оказалась сильнее и победила смерть. Но для кого-то жизнь окажется побежденной. Главное помнить, что человек с тонкой шеей залез в сундук. Залез по своеволию, значит выбраться все-таки в его силах. А там вне сундука что-то происходит. Жизнь происходит.