Снежные барсы

Самец снежного барса метит территорию в области Ладакх, Индия. Хищник сообщает о своем присутствии следующим образом: мочится, оставляет метки когтей. В отличие от тигров, своих ближайших родственников, ирбисы не могут рычать. Вместо этого они мурлычут, мяукают, ворчат или шипят. Фото: Сандеш Кадур

Тысячелетиями снежные барсы, или ирбисы, жили в самых негостеприимных местах Центральной Азии: на крутых скалах и в непроходимых ущельях. Разреженный воздух и очень низкие температуры позволяли этим скрытным кошкам избегать встреч с человеком и растворяться в своих владениях призраками. Однако благодаря усилиям по охране природы и фотоловушкам мы получили возможность рассмотреть их получше.

Этого старого снежного барса хорошо знали в Киббере. Никто точно не мог сказать, когда именно он объявил своими владениями ущелья и скалы вокруг этой гималайской деревни, однако за последние несколько лет местные жители успели неплохо познакомиться с крупным и могущественным самцом (отличительная примета – порванное левое ухо). Как и все снежные барсы, кибберский напоминал призрака, исчезая в горах, как дым из печных труб – в холодном разреженном воздухе.

Со старыми животными нужно держать ухо востро. Когда снежные барсы стареют и у них не хватает сил охотиться на горных козлов и голубых баранов, живущих в известняковых скалах, они начинают искать более легкую добычу: спускаются в деревню за козами, овцами, жеребятами и телятами яка.

Холодным февральским днем, припав к обледеневшему краю глубокого ущелья, я наблюдал в бинокль за старым снежным барсом. Он дремал на другой стороне ущелья, чьи отвесные стены спускались метров на триста вниз, к реке Спити. Когда я время от времени поправлял бинокль, дымчато-серый с угольно-черными пятнами мех барса исчезал среди горных теней. «Черт, я снова его потерял!» – шептал я. Тогда фотограф Прасенджит Ядав отрывал взгляд от видоискателя своей камеры и указывал на животное пальцем: я снова находил место, где лежал барс.

Это был личный снежный барс Прасенджита. Даже некоторые местные гиды признавали «собственность». Когда нам сообщили, что заметили зверя, один, дотронувшись до левого уха, так и сказал: «Твой пришел». Вот уже два года Прасенджит Ядав ходил за этим самцом по пятам, устанавливая фотоловушки в высокогорной долине реки Спити на севере Индии. В ближайшие недели нам предстояло пройти около 50 километров: спускаться в каньоны, пробираться по заснеженным тропам, карабкаться по ледяным обрывам. Но барс соизволил появиться сразу, в первый же день моего пребывания в деревне Киббер.

Самка спускается по горному склону в национальном парке Санцзянюянь. Здесь обитает множество голубых баранов и горных козлов, поэтому она охотится на сравнительно небольшой – от 15 до 20 квадратных километров – территории. Но там, где добычи мало, охотничьи угодья снежного леопарда могут занимать тысячи квадратных километров. Фото: Фредерик Ларри

Еще во время учебы в колледже я прочитал книгу Питера Маттиссена «Снежный барс» – и твердо решил увидеть это неуловимое животное. Может быть потому, что самому Матиссену это не удалось.

В 1973 году они с легендарным биологом Джорджем Шаллером провели два месяца в горах Непала и видели множество следов барсов – отпечатки лап, отметины когтей, экскременты, – но ни одного живого зверя. В те времена Джордж Шаллер был одним из двух уроженцев Запада, которым посчастливилось увидеть снежного барса в дикой природе. В 1970 году он сделал фотографию, которая считается первым – и более двадцати лет оставалась единственным – снимком этого скрытного и малоизученного животного в естественной среде обитания.

С учетом всего сказанного мне показалось весьма ироничным, что, когда я все-таки увидел снежного барса, вокруг раздавалось непрерывное стрекотание двух десятков камер, делавших сотни и сотни снимков: на скале помимо нас с Прасенджитом находились туристы со всего мира, большинство из них были вооружены дорогими телеобъективами.

В последние несколько лет Киббер стал местом, где у вас есть шанс увидеть снежных барсов. Правда, это путешествие не для слабонервных. До деревни можно добраться только по узкому серпантину, вырубленному в очень крутых горных склонах. Ехать туда нужно зимой, когда барсы спускаются пониже вслед за своей добычей.

Накануне, пока мы поднимались в горы, я крепко, так что костяшки пальцев белели, хватался за ручку над дверью автомобиля всякий раз, когда Прасенджит, сидевший за рулем, вписывался в очередной крутой поворот. Время от времени мы видели, что на дорогу сыплется гравий, тогда Прасенджит выходил из машины и смотрел вверх: нет ли признаков схода лавины? Через минуту мы снова пускались в путь, а я еще крепче цеплялся за ручку.

Вначале нашу поездку пришлось отложить на два дня из-за оползня. «Не переживай, – успокоил меня Прасенджит. – Сейчас практически безопасно – на 95 процентов».

Про все свои опасения я забыл, как только мы устроились наблюдать за снежным барсом, который, помахивая толстым пятнистым хвостом, осматривал свои владения.

Вскоре среди туристов и гидов раздался шепот. На скале, в сотне метров от хищника, появились три горных козла с саблевидными рогами. Мы увидели, что барс, почуяв их запах, напрягся и медленно поднял голову. Неторопливо, просчитывая каждое движение, он начал взбираться на откос. Часто зверь останавливался и замирал, так что я не мог разглядеть его через бинокль, пока он снова не начинал двигаться. «Он хочет подняться выше козлов, чтобы загнать их на край утеса», – прошептал Прасенджит.

Минут через двадцать, когда солнце село и температура упала, барс оказался в 30 мет-рах от своей добычи. Щелчки камер стихли, и все, казалось, затаили дыхание, ожидая, когда хищник начнет охоту. Но затем резкий свист нарушил тишину, и козлы встрепенулись. «Это их сигнал тревоги, – объяснил Прасенджит. – Один из них, должно быть, учуял барса». Хищник невозмутимо спустился вниз по склону и исчез из поля зрения.

У туристов зуб на зуб не попадал, но их лица сияли от радости. Очень скоро они двинулись за своими довольными гидами обратно в Киббер, где их ждали ужин и горячий чай.

Хорошо знакомый жителям Киббера старый самец поедает домашнюю овцу, которую он убил рядом с деревушкой в долине реки Спити в индийской части Гималаев. Фото: Прасенджит Ядав

«Пожалуйста, садитесь поближе к огню», – уговаривал меня Танзин Тинли. Мы теснились вокруг дровяной печи у него дома. Из окна было видно, как ветер треплет веревки с молитвенными флагами.

Жена Танзина, Кунзунг, суетилась вокруг меня, принося то чай, то одеяло из шерсти яка. Принесла и собственноручно связанные шерстяные носки. Она всё беспокоилась, что мне холодно.

Тинли, которого все в деревне называют по фамилии, был одет в потрепанный пуховик, на голове – бейсболка, а на лице – невозмутимое спокойствие человека, пережившего 42 гималайские зимы. Танзин рассказывал историю, которая, судя по недоуменному выражению лица, все еще удивляла его: как люди в Киббере сначала ненавидели снежных барсов, а потом стали почитать.

«Всё началось с Чару», – сказал он.

В 1996 году Чару Мишра, тогда 25-летний студент из Дели, впервые приехал в Киббер. Это была небольшая деревенька с населением в несколько десятков семей, которые жили в глинобитных домишках на склоне, обращенном к долине Спити. Когда-то деревня входила в Королевство Тибет, и в ней уже много веков стоит буддийский храм, где каждый день в 12 часов монахи начинают петь, и их песни разносятся по долине. Многие поколения жителей Киббера занимались скотоводством, и, как и для всех пастухов в Гималаях, снежные барсы были серьезной угрозой для их стад.

Чару собирался изучать воздействие домашнего скота на природу долины Спити. Снял комнату и провел здесь больше двух лет, исследуя высокогорные пастбища. Участвовал молодой человек и в жизни деревни: в старшей школе не было учителя математики, поэтому по вечерам Чару преподавал математику. Когда кто-нибудь в деревне болел, он отвозил занемогшего в клинику. А еще находил потерявшихся животных, играл в крикет, вступил в местный молодежный клуб. «Родители говорили детям: ты можешь вырасти и стать таким, как Чару, – улыбается Тинли. – Я его обожал».

Через какое-то время Чару обратился к старейшинам деревни с просьбой оставить некоторые горные пастбища для диких животных. Старейшины согласились, и из-за отсутствия конкуренции со стороны домашнего скота численность голубых баранов увеличилась в четыре раза. Затем Чару предложил новые, не требующие убийства хищников, методы борьбы со снежными барсами. Старейшины вежливо отказались. «Они все уважали Чару, но снежные барсы были для них проклятием. Никто не испытывал к ним жалости», – объясняет Тинли.

Чару это не смутило – он обратился к молодежи Киббера и стал рассказывать о программе страхования домашнего скота. «Мы не знали, что такое страховка», – признался Тинли. Чару объяснил, что участники программы должны будут платить 5 долларов в год, чтобы застраховать своих яков (а взрослый як стоит 340 долларов) от нападения снежных барсов. Чтобы не было ложных заявлений, владельцы животных должны будут поклясться на фотографии Далай-ламы, что скот убил именно барс.

«Мы не были уверены, что это сработает, – рассказывает Тинли. – Но под конец первого года участия в программе страхования по четырем заявлениям выплатили компенсацию. С тех пор страхование скота практикуют и в других деревнях долины Спити.

Эти меры привели к тому, что ирбисов стали чаще встречать в окрестностях Киббера, а в 2015-м приехали первые туристы, желающие увидеть этих больших кошек (в тот год до деревни впервые можно было добраться зимой). В прошлом году Киббер посетили более 200 туристов, которые потратили здесь свыше 100 тысяч долларов. Чару, возглавляющий Фонд охраны снежных барсов, не забывает отметить вклад местных жителей, с которыми он по-прежнему близко общается. «Я предложил кое-какие меры, фонд выделил финансирование, – рассказал мне Чару, когда мы встретились в его офисе в Бангалоре, – но именно жителей Киббера и долины Спити нужно благодарить за успех в сохранении снежных барсов».

Инфографика

Никто не знает, сколько именно ирбисов живет в долине Спити. На самом деле, несмотря на усилия Шаллера и многих других ученых, определить численность этих зверей практически невозможно.

Их ареал распространяется на 12 азиатских стран, это 2 миллиона квадратных километров труднодоступной для человека территории. Здесь непростые условия: например, разреженный горный воздух, которым трудно дышать. А еще – экстремально низкие температуры, грозящие обморожениями, по большей части непроходимая горная местность. Все это мешает вести подсчет.

Группе исследователей из Монголии удалось надеть спутниковые ошейники на 32 снежных барса и многое узнать о передвижении животных по горам пустыни Гоби. Выяснилось, что территория взрослого самца занимает 220 квадратных километров, а территория самки – около 120.

Но эти цифры могут быть справедливы не для всего ареала снежных барсов. Доступность добычи, близость человека и другие факторы могут определять увеличение или уменьшение территории этой большой кошки. По оценкам Фонда охраны снежных барсов (International Snow Leopard Trust), на планете их насчитывается от трех с половиной до семи тысяч.

Во многих местах изучения снежных барсов эти хищники подвергаются все большим угрозам, таким как браконьерство, добыча полезных ископаемых, которая разрушает их среду обитания. «Успех в долине Спити вдохновляет, – говорит Чару, – но нам нужно больше».

Инфографика

Рано утром, когда снежные вершины блестели на солнце, будто усыпанные алмазами, мы с Прасенджитом взобрались на вершину горного перевала.

Местный гид Намгал, помогавший нам устанавливать фотоловушки, шел впереди по свежевыпавшему, выше колена, снегу. Мы направлялись к утесам, где Прасенджит установил три камеры, с помощью которых, как он верил, удастся сделать снимок, о котором он грезил всю зиму: запечатлеть самку с детенышами.

Когда речь заходит об индийских диких кошках, 31-летнему Прасенджиту Ядаву есть что рассказать. Он вырос на ферме, затерянной в джунглях на равнинах Центральной Индии, рядом с тигриным заповедником Пенч. Говорят, это одно из тех мест, которые послужили источником вдохновения для Редьярда Киплинга, когда тот писал «Книгу джунглей». Еще в детстве Прасенджит научился распознавать едкий запах леопардов и различать их силуэты среди лесных теней. «Мы никогда не давали кличек нашим соба-кам, – вспоминал он, – жили они не больше полугода: леопард съедал их». В колледже друзья в шутку прозвали Ядава Маугли.

Приехав в 2018 году в Киббер, Прасенджит, как и Чару, целыми днями проводил исследования и учился у местных жителей. Вскоре ему стал попадаться старый самец. Фотограф снимал, как барс преследует горных козлов и голубых баранов, а затем расправляется с добычей. Прасенджит шел по следам леопарда, изучал его экскременты, находил пещеры, где остались мех и пахучие метки зверя. И, благодаря видеоловушке, все-таки встретился с пронизывающим взглядом бирюзовых глаз гордого хищника.

Весной 2019 года Намгал наблюдал, как старый самец спаривается с самкой на высоком уступе. Летом она произвела на свет трех детенышей, и, узнав об этом, Прасенджит загорелся идеей сделать снимки матери с потомством.

Самка наблюдает за одним из двух своих детенышей в национальном парке Санцзянюянь в Тибетском нагорье на территории китайской провинции Цинхай. Ареал снежного барса простирается на 2 миллиона квадратных километров и захватывает территорию 12 стран. Барсы живут в самой труднодоступной для человека местности в мире, что значительно осложняет изучение вида. Фото: Фредерик Ларри

Мы перебрались через гору, спустились в долину и поднялись по соседнему хребту. Оттуда взобрались на каменистую гряду, с которой открывался прекрасный вид на долину Спити. «Это что-то вроде шоссе для снежных барсов», – заметил Прасенджит, объясняя, как хищники перемещаются по хребтам между горными пастбищами, где кормится их будущая добыча. И, будто по заказу, мы заметили несколько голубых баранов, наблюдавших за нами с утеса.

Намгал тут же нашел цепочки свежих следов, в том числе маленьких, оставленных, должно быть, детенышем. Прасенджит заметил свежие пятна мочи – так барсы метят территорию. Животные прошли мимо трех камер. Но, когда Прасенджит проверил карты памяти, нас ждало полное разочарование. У одной из фотоловушек села батарейка – такое часто бывает в мороз. У другой вышла из строя карта памяти. Последняя сделала снимки, но не барсов, а любопытной лисы и стайки желтоклювых альпийских галок.

Прасенджит снял флисовую шляпу и провел рукой по длинным спутанным волосам. От его головы в холодный воздух стал подниматься пар. Я почувствовал, как он устал от долгих недель пробирающего до костей холода, изнурительной дороги и постоянных сомнений в том, что он добьется поставленной цели. Ядав вздохнул: «Хорошая новость заключается в том, что теперь мы знаем: снежные барсы неподалеку».

Мы вернулись в деревню после заката. Шел снег, электричества не было. Встретивший нас Тинли сиял от радости. Оказалось, что старый самец попытался напасть на самого большого горного козла в округе, но во время погони барс и его жертва сорвались с обрыва и, пролетев полторы сотни метров, упали в реку Спити. Оба пережили падение.

На следующее утро мы наткнулись на толпу туристов, выстроившихся вдоль края ущелья над одним из самых глубоких его участков. Намгал передал мне бинокль, и я увидел в трехстах метрах подо мной в ледяной реке мертвое тело огромного горного козла. Вода плескалась вокруг туши.

Гид, видевший охоту, рассказал, как снежный барс гнал горного козла вниз по ущелью, перепрыгивая с уступа на уступ. Хищник вцепился в горло жертве, и они оба исчезли из поля зрения. «Я слышал, как они упали, а потом увидел их в реке», – закончил свой рассказ Намгал.

Горный козел шлепнулся в воду и почти спасся. Но барсу удалось ухватить его за морду и держать под водой, пока тот не захлебнулся.

Это был огромный самец весом за 100 килограммов из стада, которое часто видели близ Киббера. «Мы все время встречаем этого барса, – делился с нами Намгал. – Он совсем страх потерял».

Козел был слишком тяжелым, чтобы вытащить его из реки, и хищник, усевшись на трупе, принялся сдирать мясо с ребер. В это время солнце скрылось за горами.

Фотоловушка запечатлела, как старый снежный барс осматривает долину Спити. Фотограф Прасенджит Ядав следил за этим самцом два года до самой его смерти в марте, когда он слетел с обрыва во время охоты на горного козла. Фото: Прасенджит Ядав

Гиды знали, что снежный барс будет доедать добычу несколько дней, поэтому они разбудили туристов пораньше, чтобы занять лучшие места для съемки. Несколько туристов поставили складные стулья на утоптанный снег чересчур близко к краю ущелья. «Если один из них упадет, то утянет за собой остальных», – пробормотал Прасенджит.

Снежный барс вернулся к трупу козла с первыми лучами солнца, но потом ушел обратно в скалы: теперь его было не разглядеть. Час за часом мы ждали, когда он вернется. Чуть позже, после обеда, мы узнали, что лесничие поймали туриста, который без разрешения спустился в ущелье, чтобы снять снежного барса вблизи. «Возможно, поэтому хищник и не вернулся, – объяснил Прасенджит. – Он испугался». На закате большинство фотографов ушли в деревню. Мы с Намгалом и Ядавом тоже собирались в обратный путь, когда один из гидов радостно вскрикнул: барс вернулся к своей жертве.

Оставались считаные минуты до того, как тени скроют ущелье. В бинокль я успел увидеть, как старый самец стоял над мертвым горным козлом.

Через неделю после моего отъезда из Индии мне позвонил Прасенджит. Он спустился в долину, чтобы поймать телефонную сеть, и сообщить мне, что старый самец умер. Один из гидов видел, как барс, гнавшийся за горным козлом, сорвался с обрыва. В этот раз он не выжил. Намгал помог лесничим найти тело хищника. Прасенджит говорил с грустью: «У барса был сломан позвоночник. А еще он был истощен – возможно, голодал». Прасенджит предположил, что барсу не удалось съесть достаточно мяса с предыдущей туши до того, как оно замерзло, и ему пришлось снова выйти на охоту. Жители деревни пришли посмотреть, как барса кремируют – его здесь любили. После его смерти барсов в округе никто не видел. Но самка и трое ее детенышей были где-то рядом – Прасенджит не теряет надежды их найти.


Peter Gwynne